Страница 3 из 15
Рядом с ней присела другая женщина. Средних лет, в берете. Так себе, ничем не примечательная тётка.
Туда же, только с другого края лавки, опустился ещё молодой мужчина в очках. Этот сразу достал книгу и приготовился читать. Но и он волей-неволей вынужден был посмотреть в сторону четвёртого вошедшего.
Все сидящие в вагоне подумали примерно одно и то же, только с небольшими нюансами:
«Господи! И в воскресенье их носит! Как же они забодали, эти… как их… коммивояжёры!»
– Уважаемые пассажиры! Позвольте предложить вам пальчиковые батарейки и ручки трёх цветов по цене десять рублей за три штуки, а также гелевые ручки, пластырь, блокноты… Кто заинтересовался, прошу! Покупайте здесь, а то потом кинетесь – а не будет!
Вот уж действительно! На всю оставшуюся жизнь чтобы хватило! И батареек, и пластыря, и гелевых ручек.
На всю жизнь… на всю…
– Сюда подойди! – подозвал продавца мужик с портфелем. Он вспомнил, что у него на работе начал отставать будильник. – Батареек мне, пару штук!
– Они по две штуки, в упаковке. Берите две упаковки, на запас!
Мужик усмехнулся:
– Ладно, давай!
И подумал: «На тебе бы пахать, а ты по вагонам ходишь, батарейки носишь!»
Продавец же подумал что-то вроде: «Сколько ношу эту гадость, не перестаю удивляться, что люди это покупают. Не смотрят ни на срок годности, ни на то, как грубо прикреплены эти батарейки к упаковке. Лохи, одним словом! Лохи московские!»
– Ко мне подойдите, пожалуйста! – подозвала продавца только что вошедшая женщина с плохо крашенными волосами. – Мне ручки трёх цветов. Проверьте, пожалуйста.
И блокнотик. Самый красивый. Какие там у вас?
Женщина выбрала блокнотик и расплатилась.
«Неплохо, для пустого вагона», – подумал продавец и ещё раз громко повторил:
– Кто желает? Батарейки, ручки, блокноты. Пластырь, не видимый на теле!
Азербайджанец посмотрел на продавца и сказал:
– Иды, иды!
«Да уж, – подумал продавец, – тебе ничего не всучишь!
Ты сам всучишь кому чего не надо!»
Продавец плюхнулся на свободное место, поблизости от целующейся парочки. Парочка продолжала целоваться.
«Во дают! – подумал продавец. – А тут уже третий месяц, как жену не видел. И вообще бабы никакой не видел. Комнату сняли на пятерых, да и то едва хватает, чтобы расплатиться и домой хоть немного денег выслать. Эх, домой бы сейчас! Здесь уже осень, а в Молдавии ещё тепло… Виноград убирают… Убрали уже, наверное. Эх!»
Продавец прикрыл глаза и поехал до следующей остановки, чтобы перейти в другой вагон.
9
Тёща
Ни! Я в цю Москву бильше нэ пойиду! (далее – перевод).
Нет! Я в эту Москву больше не поеду! Хоть Галя и зовёт меня, хоть приглашает – нет! Нечего мне здесь делать! Пусть Галя приезжает в Полтаву, а я сюда больше ни ногой! Смотреть на этого… прости господи, на этого москаля!
И что Галя в нём нашла?! А я так думаю, что гуляет он! На сторону он ходит, потому и смурной такой!
Всё ему мать поперёк горла! Мать же чувствует, когда что-то не так.
И чего ему ещё надо?! Галя моя – хозяйка! А уж красивая… Ну не красивая, так симпатичная какая! Всё при ней! И глаза, и брови, и на тело не худая. Не то что москальки эти! Ну вот, глянь, какая уселась! Ни кожи ни рожи! Космы крашеные торчат, морда синяя. Тьфу!
Всё, больше я в эту Москву ни ногой! Пусть Галя как хочет, так и живёт… с этим, а я – нет!
Скорее бы до вокзала доехать. Что они в ней находят, в этой Москве?! До вокзала – полтора часа! До работы – полтора часа! И с работы – полтора часа! А жить когда?
Ой Галя, Галя, бедная Галя моя! Ой горе, горе!
Ой Галю, Галю, бидна Галю моя! Ой лышенько, лышенько!
10
Женщина с плохо крашенными волосами
Доченька моя, доченька! Как ты там? Полдня тебя не видела, а уже не могу… Доченька! Как же так, как это всё могло произойти? Как ты могла выбежать на неё, на эту дорогу? Как?
Боже мой! Только бы ты жива была! Только бы восстановилась, после этой… черепно-мозговой травмы! Врач говорит, что восстановишься. Только это потребует и времени, и средств. А где их брать, эти средства?
А этот гад, который сбил… Боже мой! Скрылся, с места происшествия! Скрылся! БМВ! Крутой! Как таких земля носит? Как он на свете жить может после этого?
Господи, помилуй её, кровиночку мою, солнышко моё… Милиция не найдёт… Очень им это надо – искать. Мы им не платим, у нас и на лечение-то денег нет.
Только бы восстановилась, только бы восстановилась… Попробую, может, будет рисовать. Как продавец этот вошёл, так я и подумала… может, будет рисовать…
Да хоть что-нибудь! Господи! Помилуй её… помилуй…
11
На остановке коммивояжёр выскочил, а в вагон с противоположного конца вкатилась коляска. В коляске сидел молодой парень в камуфляжной форме, без ног, по колено.
– Граждане! Извините, что обращаюсь к вам в воскресный день. Я потерял ноги на Чеченской войне. Помогите, чем можете, ради Христа! Подайте защитнику Родины, потерявшему ноги в Чечне! Подайте, граждане, кто сколько может! Подайте, граждане, ради Христа!
«И для этих тоже ни воскресенья нет, ни утра, ни вечера. Ни милиции на них нет, ни богадельни», – примерно так подумали почти все, кто ехал в вагоне. А что толку?
Думай не думай…
Парень продвигался по вагону, вертя руками колёса. Первым вынул десять рублей мужик с толстым портфелем.
«Пожалуй, этим ещё хуже, чем нам, – подумал он. – Мы-то хоть знали, чему служили и кому. А этих бросили под пули, и всё. И никто из тех, кто выбил половину поколения, не понёс никакой ответственности. Хотя ездить вот так… побираться… не знаю, не знаю… А как бы я поступил, случись со мной такое? А ведь могло случиться. Могло, конечно. Ездил бы я так? Не знаю. Хочется думать, что нет. Нашёл бы способ заработать. А как? Как бы я зарабатывал в таком случае?»
Не придя ни к какому определённому выводу, мужик закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья.
«Ишь добренький! Лучше бы мне подал! Потряс бы свой толстый портфель в пользу страждущего… – подумал парень в синей кепке. – Только мне не десять рублей надо. А что, сейчас пойду по вагонам и буду просить: “Граждане, я пострадал от этой жизни! У безногого своя Чечня, а у меня своя! Скиньтесь на дозу, кто сколько может!” Ох как же мне плохо! Коля, сволочь! Э-э-э!»
Женщина в платке отложила книжку и суетливыми движениями стала доставать из сумки кошелёк.
«Надо подать, – подумала она. – Если не можешь как надо в грехах покаяться, так хоть милостыню подай. Почему же мне так тяжело подавать всегда? Всегда подаю, и всегда – через силу. Может, потому, что все говорят про эту мафию… мафию нищих? Или про то, что днём эти нищие милостыню просят, а вечерами в дорогих ресторанах сидят? А этот сидит в ресторанах? Нет, наверное. Это искушение всё. Чтобы человек не мог просто подать, из милосердия. Да где оно, милосердие? Нет его у меня, нет! Не чувствую! Подаю, а сердце как камень. Как лёд. Господи, помилуй меня, грешную! Дай мне милосердия! Растопи лёд в моём сердце, Господи!»
Нищий уже давно проехал, а женщина в платке всё не начинала читать. Потом она снова раскрыла книгу и долго сидела над ней, не листая страниц.
Как ни странно, нищему подал старший азербайджанец, а потом женщина с плохо покрашенными волосами.
Помятый мужчина сидел с задумчивым видом и пристально посмотрел на нищего, когда тот с ним поравнялся. Солидный же лысоватый денди, наоборот, сделал вид, что происходящее его совершенно не касается.
Просто женщина – та, которая в берете, – хотела было подать и даже достала кошелёк… но закрыла его и снова спрятала в сумку. Видно, бумажной мелочи не нашла.
А подавать мелочь металлическую… ну, это, знаете… Московские нищие могут счесть за оскорбление личности. Но и сто рублей подавать – это уж слишком!