Страница 12 из 19
***
Всю неделю Малфой был на зельях в паре с Гарри. Они вместе резали и мешали, толкли и выжимали, общаясь в основном выразительными жестами или показывая пальцем. Но только когда Драко просто потянул его за рукав и с чувством показал три пальца: «Нет! Три бубонтюбера!» — Гарри начал что-то подозревать.
— Эй, Гермиона, — спросил он негромко, когда Малфой, обогнав их, ушел на чары, — ты в последнее время слышала, чтобы Малфой что-нибудь говорил?
— Ну разумеется, — ответила Гермиона.
Через минуту к ним присоединился Рон, балансирующий своими учебниками по зельям и чарам и недозакрытой чернильницей.
— Рон, — начал Гарри, как только тот собрал свои пожитки в более-менее аккуратную стопку, — вопрос, может, и странный, но ты в последние дни слышал, чтобы Малфой с кем-нибудь разговаривал?
— Да этого гада не заткнешь, — рассеянно ответил Рон.
Гарри поначалу решил, что это повлияли комментарии Снейпа насчет того, что на галлеоны всего не купишь — так же, как повлияли на Гарри призывы к благородству. Драко больше слушал, казался подавленным и задумчивым. Теперь Гарри начал понимать, что видел не задумчивого Малфоя, а отсутствующего.
Гарри нахмурился. Неужели он один заметил, что Малфой предпочел молчать, лишь бы не говорить то, что имел в виду? Он не знал, то ли это грустнее всего, что он когда-либо слышал, то ли просто умный, стратегический, слизеринский ход.
— Гарри!
Гарри помотал головой.
— Гермиона… извини. Отвлекся на минуту.
— Мы на чары, балда, — тепло сказала она. — Пошли, Рон.
Рон последовал за ними, и они нашли соседние свободные места в конце класса. Гарри, однако, заметил пустое место рядом с проблеском платиновых волос и сел с Малфоем, чтобы проверить свои подозрения.
В класс чар вошла Панси Паркинсон, за ней — пара хихикающих слизеринок. Панси поймала взгляд Драко и с неожиданной застенчивостью улыбнулась. Драко кивнул в ответ, и этом жесте было что-то чуть более душевное и чуть менее величественное. Гарри затруднился бы сказать, что именно.
Урок начался с повторения пройденных в этом месяце чар, влияющих на настроение, а потом они стали проходить Интроспектус — чары, с помощью которых можно было тщательно обдумать новую идею или переработать старую.
— Иногда мы слишком привязываемся к знакомым идеям, — объяснял Флитвик. — Они становятся как старые любимые рубашки. Сентиментальность не дает нам с ними расстаться, даже когда мы вырастаем из них. Интроспектус может помочь разобраться с идеями, убрать те, что утратили значение, сложить на хранение, как памятные мелочи. Я сам применяю это заклинание раз в год… весенняя уборка, — прибавил он, и класс с готовностью засмеялся.
Затем профессор чар попросил их применить все влияющие на настроение чары, начиная с Интроспектуса и заканчивая им же.
Гарри сомневался, что ему подобное необходимо, однако храбро остался работать с Драко и дал тому испытывать на нем чары. Ему показалось странным, что никто из слизеринцев не смотрит на них косо, а Рон и Гермиона даже не попытались с ним объединиться. Он предположил, что все начали привыкать к тому, что он сидит с Драко, еще на зельях, так что теперь не видели в этом ничего необычного. Только вот на зельях их заставил сесть вместе Снейп… поначалу, по крайней мере.
— Интроспектус, — уверенно произнес Драко. Голос у него, однако, звучал тише, чем всегда.
Гарри вдруг понял, что ему, наверное, надо просто с Драко поговорить. В конце концов, тот же не сможет ему соврать. В худшем случае он так и будет молчать дальше.
— Интроспектус, — сказал Гарри.
Драко слегка склонил голову в сторону и посмотрел вопросительно: «Работает?».
— Ты перестал разговаривать. Вообще! Не думай, что я не заметил.
Слизеринец свел брови, побарабанил по столу пальцам, снова вопросительно наклонил голову… и ответил:
— И?
Начало было не хуже прочих.
— Ну… так нельзя. В смысле, ты же не собираешься вообще больше никогда не разговаривать!
Ледяные черты Драко смягчились, и Гарри понял, что тот, наверное, услышал за словами искреннюю тревогу. Малфой снова сделал паузу, прежде чем ответить. Казалось, будто он не говорит на языке Гарри и потому ждет, когда закончат работу некие переводческие чары.
А может быть, он переводил не слова Гарри, а собственный ответ: формулировал его так, чтобы он значил нечто конкретное, не больше и не меньше, чем Драко собирался сказать.
— Разумеется, я буду разговаривать. Я прямо сейчас говорю. С моим горлом все замечательно, оно в восторге. — Он нахмурился. — Полагаю, ты не сознаешь, какая доля твоих слов на самом деле является ложью.
— Я не лжец…
На этот раз ответ последовал сразу же:
— Часто ли ты в последнее время слышал, чтобы люди говорили то, что думают? Мы все лжецы. Я просто собираюсь теперь избавляться от лжи до того, как она прозвучит, — он фыркнул. — Неудивительно, что становится не о чем говорить.
Флитвик прервал их, сказав перейти от Интроспектуса к другим чарам. Хорошо, что он временно прекратил их разговор — Гарри нечего было ответить.
— Может, станет легче, — предположил он. — Привыкнешь, может быть.
— Немного привык, — ответил Малфой и взмахнул палочкой. — Это веселящие чары. Работает?
Гарри почувствовал, как настроение у него резко улучшилось.
— Ага, немножко. Спасибо.
— Не то чтобы я хотел тебя развеселить, Поттер. Они следующие по списку, — сказал Малфой.
А потом чары, наверное, сработали как положено: что-то в невозмутимом ответе Драко заставило Гарри улыбнуться и покачать головой.
— Знаешь, это так странно, — добавил Драко, на этот раз по своему желанию. — У меня теперь есть весь этот собственный внутренний мир, которого раньше не было. Обычно все могли услышать мое мнение по любому вопросу, стоило только спросить. А иногда даже если не спрашивали.
Гарри тоже бросил в него веселящие чары. Драко блаженно улыбнулся.
— Это как стать из проститутки нянькой, — добавил он, и Гарри понял, что тот не сказал бы этого без веселящих чар, сделавших его дружелюбнее и спокойней. — Теперь мне приходится думать, в смысле, по-настоящему думать, прежде чем открывать рот, потому что то, что я думаю на поверхности, может не оказаться правдой в моем представлении, и если это так, я просто стараюсь не говорить, понимаешь? Потому что если скажу, то получится не то, что я имею в виду.
— Понял, — ответил Гарри. — Так, тебе нужна Финита.
Несколько минут они негромко обменивалась веселящими чарами, Кумуло Нимбус, заклинанием памяти и ободряющими чарами.
— Так, класс, довольно, — прервал Флитвик. — Времени осталось совсем мало, так что теперь сосредоточьтесь на Интроспектусе.
Гарри снова наколдовал Интроспектус.
Драко задумчиво свел брови, и его мысли для разнообразия сразу из головы оказались на языке:
— До этого зелья я никогда столько не думал над тем, что хочу сказать. А когда слова уже были сказаны, я просто притворялся, что это все правда, несмотря ни на что. Было ощущение, словно признаться, что я не прав — это поражение. Как будто мои слова меня к этому обязывали. Интроспектус.
— Как будто слова становились общественным достоянием, как будто стоит их сказать, и они уже принадлежат окружающим, — Гарри испытал внезапное озарение.
— Да! Именно. Знаешь, ты иногда просто гений.
Гарри улыбнулся.
— Ничего такого в том, чтобы иногда говорить правду. Я не возражаю, даже если ты иногда грубишь. Интроспектус.
— Ты все еще не понимаешь, — разочарованно возразил Малфой. — Стоит мне заговорить, и я раздаю себя по частям. Интроспектус.
— А разве не со всеми так? Каждый раз, когда что-то говоришь, выдаешь часть себя, неважно, правда это или нет.
Драко скривил губы.
— Нет. В том и состоит смысл лжи, даже если она с благими намерениями, — это отказ выдавать часть себя. Только проклятые вроде меня лишены этого спасения. — Он помедлил. — И сумасшедшие.