Страница 20 из 21
– Да ты нормальный мужик, оказывается! – кинулся тогда обниматься охранник.
Третья учебная смена без всякой там администрации позволяла Кречетову чувствовать себя хозяином положения. Был класс, был рояль, были ученики. Было время, в течение которого он мог заниматься. Не было устойчивого графика занятий. Но он и не стремился к строгому раскладу.
Во-первых, сам он регулярно попадал в дорожные пробки. Так что понятие «Кречетов в пробке» скоро превратилось в присказку-анекдот среди всех, кто мало-мальски знал этого человека.
Во-вторых, между назначенными его «родными» учениками неизбежно втискивались неурочники, которые не были включены в расписание. Они находили его, чтобы узнать, как «правильно» играть Шопена или Шумана. Маститые профессора отправляли к нему студентов шлифовать стиль. Те, кто делал программу на зарубежный конкурс, тоже разыскивали Кречетова: «препод» прошёл огонь, воду и медные трубы, он знает, что им там нужно – каким они хотят слышать Баха, что за особенный звук у «настоящего» Моцарта, чем не взбесить жюри, исполняя Бетховена.
Таким образом, возле класса Кречетова возникала тусовка. Все хотели пройти вперёд других. Препод же решал вопрос по-своему – он рассортировывал «родных» учеников по классам: «Позанимайся! Я позвоню!»
Неурочники рассаживались вдоль стен класса на стульях, сами блюли очередь и ревниво следили, сколько кому достаётся времени и поощрительных замечаний.
Кречетов часов не наблюдал: он методично добивался идеально выстроенного произведения. Пока на пороге не появлялся кто-нибудь из самых нетерпеливых «родных» и не заявлял что-нибудь вроде:
– Владислав Александрович! У меня собака дома целый день не гуляна! Послушайте меня быстренько, пожалуйста, да я побегу. А то соседи!..
Самого последнего Кречетов довозил до ближайшего метро, чтобы тот успел проскользнуть в подземку до закрытия.
Так протекали месяцы.
Глава 7. Несносный Кречетов
Такой режим занятий не нравился многим. Особенно мамам мальчиков. Они неотступно сопровождали Петю и Лёшу, несмотря на то, что те вымахали на две головы выше своих родительниц. Каждая мать считала своим долгом уберечь юного гения не столько от нападения случайных хулиганов, сколько от хищных глаз и цепких рук какой-нибудь нежданной соблазнительницы. Вдруг вывихнет нежные мозги гения и перегородит ему своим телом звёздный путь!
Они сидели обычно в фойе, ожидая, пока усатые уже вундеркинды оттачивали мастерство на занятиях ассистента профессора Добрышева Владислава Кречетова. Разговоры обычно крутились вокруг конкурсов, пристрастности жюри, протаскивания «своих», выигрышное™ программ и прагматичности молодых преподавателей. А также обсуждалось значение харизмы, деталей внешности и особенностей характера.
– …Этот Кречетов, – Елизавета Николаевна, женщина с баклажановыми волосами, мама Лёши Филимонова, неизменно становилась центром притяжения беседы. – Вот профессор Добрышев – душа-человек. Всегда пунктуальный, всегда приветливый. К Алёшеньке как к сыну относится. А Кречетов! Недавно, ещё морозы были, такое учудил! Алёше на конкурсе в Японии выступать, он просит профессора послушать свою программу, а тот в жюри, ему надо выехать раньше. Остаётся Кречетов! – выразительно описывала ситуацию Елизавета Николаевна. – Алёша приходит к нему на квартиру… Кстати, не знаю, чья квартира, но там стоит настоящий рояль Гилельса. Представляете, да? Так вот. Приезжает он, а Кречетов ему из-за двери говорит: мол, у него трубу прорвало, запачкался весь, пока воду перекрывал, ему, видите ли, надо в душ и переодеться. А ты уж подожди на лестнице или погуляй на улице. Хорошо сказать: «погуляй», на улице морозы крещенские. Алёша так продрог, что пальцы не мог разогнуть! А оказывается, Кречетов с платницей из Кореи занимался. Лёша с ней на лестничной площадке столкнулся. А Кречетову уже куда-то бежать надо. Он торопится. Лёша ещё руки не разыграл, а он ему: «Прибавь темп! Что ковыряешься!» Алёшу это прямо оскорбило. Ну что за несносный человек! – мамаша элегантным движением ухоженных рук поправила замысловатую причёску. – Вот они, молодые преподаватели: ученики для них – всего лишь рабочий материал для зарабатывания денег.
Этой родительнице дружно поддакивали две дамы пышных форм. Одна из них – мама Пети Костина. На мастер-классах она запомнилась многим, потому что всё время одёргивала Петю: расчешись, держи спину прямо, поправь воротник…
Вета сидела в отдалении и наблюдала за движением в фойе. В концертном зале шли экзамены. Входили и выходили преподаватели. Выскакивали как ошпаренные ученики. Очередного героя сразу брали в кольцо сокурсники и тормошили: «Ну как?» В ответ слышалось что-нибудь вроде: «А! Пассаж в этюде залажал!» или «А! Кульминацию смазал!» или «А! В коде – слышали? – навалял!»
Сыпались опровержения сотоварищей, что, мол, абсолютно ничего не было слышно, что герою это просто показалось от излишней требовательности к себе, а так – всё было здорово! Все слышали!
Вышел Алёша Филимонов. Красные пятна на лбу и на скулах выдавали его нервозность.
– Лёш, ну как? – подскочили к нему девчонки.
– Как, как! Гениально! – без тени улыбки бросил Алёша и, не останавливаясь, направился к Елизавете Николаевне.
Следом, семеня мелкими шажками, из зала вышла Розалия Артуровна. Заметив директрису, все примолкли.
– Экзаменационная комиссия приступает к обсуждению оценок, – торжественно объявила Розалия Артуровна. – Полчаса можно отдохнуть, погулять, сходить в буфет.
И она царственной походкой удалилась в свой кабинет.
Фойе опустело. Стало непривычно тихо.
Через какое-то время двери зала приоткрылись, и вышел профессор Добрышев. Он не спеша прогулялся по длинному фойе туда-сюда, заложив руки за спину. Остановился у окна, закинув голову, посмотрел на синее весеннее небо. Чему-то улыбнулся. Потом повернулся и увидел Вету.
Он её помнил, и девочку Алю тоже. На мастер-классах она очень по-своему сыграла две пьесы из «Времён года» Чайковского. Помнится, он пригласил её на свой конкурс, а она не приехала. Жаль!
Добрышев направился в сторону мамы запомнившейся девочки. Вета с готовностью поднялась ему навстречу:
– Здравствуйте, Антон Сергеевич!
Добрышев улыбнулся, заговорил:
– Здравствуйте, здравствуйте! Что ж вы на конкурс не приехали? У Али очень хорошо пьесы из «Времён года» получаются. Знаете, их в консерватории изучают, и не у всех выходит передать настроение композитора. Надо музыку чувствовать, чтобы Чайковского играть. А у Али это есть. Да, кстати, она у Влада учится? Нравится ей? Он ведь очень талантливый…
– Антон Сергеич! – разнеслось по фойе. Это из кабинета вышла Розалия Артуровна и звала Добрышева. – Антон Сергеевич, мне надо с вами серьёзно поговорить.
Она решительными шагами пересекала пространство пустого фойе. Лёгкий шёлк свободной цветастой туники развевался в такт постукиванию чёрных лаковых каблучков. Тёмные подкрашенные брови были грозно сдвинуты, лицо пылало.
– Простите! – Добрышев пожал руку Веты, заключив её между тёплыми сухими ладонями. – У Али всё будет хорошо. Жду вас на следующий конкурс!
И он развернулся в сторону Розалии Артуровны.
Вета предпочла ретироваться в коридор. Но даже за стеклянными дверями, отделяющими коридор от фойе, был слышен громкий голос рассерженной директрисы:
– Антон Сергеевич! Так дальше продолжаться не может! Почему Кречетов пропускает занятия с учениками? Всё понимаю: молодой, деньги нужны, но с учениками заниматься надо. А он опять куда-то исчезает. Пусть составит мне график поездок на год вперёд! И потом, посмотрите на его лицо. Как он изменился! Был такой красивый парень, а сейчас что? Весь опух, вечно помятый и вообще как-то странно выглядит. Понимаете, о чём я говорю, Антон Сергеевич? Какой образ жизни он ведёт?
– Розалия Артуровна, уважаемая! Сейчас такое время – исполнитель рад любому приглашению выступить, тем более за границей, – негромкий голос Добрышева не уступал напору разгневанной Розалии Артуровны, – вы же знаете, что концерты, которые преподаватели играют в залах консерватории, не оплачиваются. Они как бы заложены в зарплату! А что это за деньги, представляете? Я не защищаю Влада, пропущенные уроки надо возвращать, но без концертов пианист не пианист, и я его понимаю! А то, что вы говорите – лицо… Поймите, у парня слом в душе, он никак в себя не придёт. И вы прекрасно знаете, из-за чего всё произошло. С каждым может… Владислав – мой любимый ученик, и я в него верю. Он редкий музыкант. И моё мнение – его надо поддерживать.