На круги своя

— Можете убрать? — деловито поинтересовался Родриго.

Кивнула.

Ага, вот и ответ. Показал не просто так. А я-то уж запаниковала, с чего вдруг такое доверие.

— Действуйте, я не трону.

Внутренне дрожа от страха, погрузилась в любимую работу. Краешком глаза уловила движение на-ре герцога. Уже поздно, Дария, ты вся в его власти. Однако Родриго сдержал слово, стоял и не двигался, пока укрепляла кости, приводила в прежний вид связки и наращивала кожу.

Работа выдалась сложнее, нежели виделась на первый взгляд. Магия повредила структуру ткани, даже частично изменила состав крови. Но я сумела, покойный мэтр Дорн бы гордился.

При воспоминании о строгом, скупом на похвалы учителе расплакалась.

В руки ткнулся носовой платок.

Спасибо, герцог не стал задавать вопросов, просто терпеливо ждал, пока приведу чувства в порядок. Разглядывал запястье и молчал.

В той же тишине мы прошли в портальную комнату. Родриго попросил подождать на пороге и достал пирамидку связи. Столп света явил Филиппа. Он выглядел странно, непривычно: скромная одежда, щетина, полное отсутствие украшений. Ни запонок, ни булавок для галстука. Сам галстук тоже отсутствовал.

— Ну и видок! — вместо приветствия отчитал Родриго. — Ты так явишься к матери и невесте? Смотри, Филипп, я-то могу завести другого сына, а вот ты нового отца не получишь. Где тебя носит?

— Вызвали в Замок магов. Экипировку получал. Сам знаешь, — кривая улыбка исказила лицо, — в Умерру в парадном костюме не ездят.

— Не оправдание, — отрезал герцог. — Пять минут, Филипп, и чтобы был тут!

Изображение брюнета исчезло.

Родриго стоял и хмурился, затем, спохватившись, извинился передо мной за сына и предложил сесть. Минутой позднее прозвучала запоздалая благодарность за запястье.

Филипп явился в назначенный срок.

Линии на полу полыхнули. Яркая вспышка, и вот уже в комнате стоял брюнет, наскоро причесанный, выбритый и одетый в парадный костюм. Бедняга на ходу застегивал манжеты. Герцог зыркнул на него исподлобья, и Филипп покаянно опустил голову. Значит, он боялся отца.

— Воспитание, сын, — холодно напомнил Родриго. — Не заставляй сожалеть о принятом решении.

— Я очень признателен тебе, — Филипп поклонился, прижав руку к сердцу. — А матушка, она?..

Он не договорил, но в голосе сквозила надежда.

— Нет, — обрубил ее на корню герцог. — Благодари леди Эрассу за то, что дышишь, а я говорю с тобой.

Слова прозвучали ударом бича, словно Родриго говорил не с сыном, а с вассалом. Выглядел он соответствующе: отгородился от Филиппа невидимой стеной, замкнулся в себе. Жутко! Как можно так с собственным ребенком?! Не верю, что герцог не догадывался об одержимости сына. Те же глаза разного цвета, их не спрячешь. Родриго умен, а дети не умеют притворяться, Филипп бы обязательно выдал себя.

Остановила себя. Дария, а что ты, собственно, знаешь о детстве жениха? Ты уверена, что отец обращал на него внимание? Герцог весь в политике, ему не до сына. Учителя, школа или пансион, обязательная служба в Мире воды — и никакой любви. Геральт тоже не испытывал никаких чувств к Норжину. Наследник и только. Он рос волчонком и боялся отца. У Филиппа страх остался до сих пор, хотя брюнету уже за тридцать. А ты говоришь о любви, заботе! Открой глаза и пойми, от маркиза Соурена всю жизнь требовали не посрамить родового имени. Справляешься — молодец, нет — мать наденет траур.

С другой стороны, вроде, Родриго что-то испытывает к сыну. Подошел же после суда, не отрекся и сейчас думал о будущем. Пусть в ключе судьбы рода, но думал. Валерия, та старательно делала вид, что сына нет, а за столом сидит незнакомец.

Кадык Филиппа дернулся, кулаки сжались в бессильной злобе, но он не посмел даже косо взглянуть на отца. Брюнет быстро взял себя в руки и рассыпался передо мной в комплиментах. Следуя правилам, он опустился на колени и расцеловал руки. Я уже не вздрагивала, не возражала, знала: так положено. Мы с Элланом много репетировали, лорд научил высокомерно не замечать выражения симпатии. Женщины здесь стоят на полступени выше мужчин и вертят ими, как хотят. Сильный пол стирает зубы от глухой злобы, но терпит. Разумеется, речь о равных. Попробуй я, к примеру, потребовать от Родриго Соурена встать на колени! Формально повод имелся, только вот мы стоим на разных концах социальной лестницы. И то герцог предупредителен, по той же причине: я женщина благородного происхождения, веоска. Милостью короля новой родиной стало королевство темных. Столько всего разом переменилось в жизни! К лучшему, разумеется. Сначала пленница, затем наложница — сомнительная защита от произвола окружающих. Леди звучит гордо, леди — гарантированная защита короны.

Милостиво приняла излияния чужой нежности. Понимаю, они не от души, но слишком много захотела!

Краем глаза заметила одобрительный кивок Родриго. Он предназначался не мне — сыну.

Филипп чуть ли не насильно всучил очередной подарок: ожерелье. Брюнет эффектным жестом выудил его из воздуха. Значит, отдал духу-слуге, когда пришел.

Герцог наблюдал за спектаклем с горделивым величием, а потом напомнил о десерте.

— Ты позволишь? — Один взгляд, и Филипп отступил в сторону.

Родриго взял меня под руку и повел обратно в столовую. Там я вновь ощутила вековой холод. Он исходил от хозяев дома и предназначался Филиппу. Его посадили не туда, куда следовало, словно подчеркивая: ты теперь не маркиз Соурен, не наш сын. Зато со мной обращались как с почетной гостьей. Подлить вина, положить мороженого, отрезать тортика, налить чаю? Что еще угодно миледи? Герцог улыбался, взяв на себя обязанности слуги. Филиппу оставалось только молчать и терпеть. Видимо, он понимал, пренебрежение — часть наказания.

Валерия демонстративно не замечала сына. Она обратилась к нему единственный раз, спросила, когда Филипп уезжает, и назвала на «вы».

Танцы немного разрядили обстановку.

Герцогиня присоединилась к нам и, когда заиграли музыканты, прошла вслед за нами в залу.

Я отдала первый танец Родриго и, признаться, получила удовольствие. Сначала жутко волновалась, как в свое время с королем. Тогда на меня охотились некроманты, я считалась наложницей Геральта и впервые попала на бал. Помнится, тогда меня возмущали наряды местных дам, сегодня сама надела подобный. Глубокое декольте при реверансах открывало заманчивый вид на припудренные и посыпанные бриллиантовой крошкой соски, но никакого стеснения я не испытывала. Пусть кавалеры любуются грудью, она у меня красивая. Да, всего какая-то пара месяцев, и собственное тело из предмета стыда превратилось в предмет гордости.

А мода… Принято тут дразнить мужчин на торжественных приемах. Видимо, чтобы подстегнуть на подвиги во имя обладания прелестницей. Я, правда, не собиралась соблазнять ни отца, ни сына. С другой стороны, Филипп уже побыл моим любовником, а герцог скользил равнодушным взглядом. Для него существует всего одна женщина — супруга.

Словом, фасон платья в тот вечер меня совершенно не волновал, и я наслаждалась мастерством партнера. Герцог двигался с величественной грацией, вел уверенно, развлекая светской болтовней. Затем он уступил место Филиппу.

Руки брюнета оказались холодными и в мозолях. Откуда они, предпочла не спрашивать.

Былая веселость и самоуверенность Филиппа улетучилась. Я ощущала нервозность, напряженность, которая вылилась в вопрос:

— Вы не придете меня провожать, Дария, бросите до отъезда?

Значит, он знает. Заглянула в сосредоточенные глаза брюнета и убедилась, отец успел с ним поговорить и обрисовать картину грядущего позора. Странно видеть на дне зрачков панику и неуверенность. Темные сильные, а тут предчувствие конца. Разумеется, внешне Филипп спокоен, только вот в душе нарастает тревога.

Неужели в Веосе все настолько серьезно? Впрочем, не делай из себя дурочку, Дария. Ты прекрасно знаешь, Филипп — бракованный жених. Раньше мог распушить хвост, теперь радуется тому, что осталось. Даже если отринуть местные нравы, он осужден, обвинения тяжкие.