Страница 55 из 60
В первый же день своего пребывания в Москве Горбачев кое-что узнал о кремлевской внутренней борьбе. К тому времени к Брежневу уже перешла вся полнота власти. Предпоследний из его бывших соперников, номинальный глава государства Николай Подгорный, ушел в отставку в 1977 году, а премьер-министру Косыгину предстояло отправиться на пенсию двумя годами позже. Но Андропов заметил, что Косыгин с какой-то особой теплотой поздравляет Горбачева с избранием. “Я смотрю – тебя уже Алексей Николаевич начал обхаживать. Держись”, – предупредил Андропов[529]. Потом Косыгин оказал Горбачеву честь – затеял с ним спор в присутствии Брежнева. 7 сентября 1979 года в Кремле должен был состояться прием с награждением космонавтов за рекордное по длительности пребывание в космосе – 175 суток. В кулуарах Косыгин пожаловался, что Горбачев собирается перебрасывать машины в Казахстан и в центральные области России для уборки и перевозки урожая, а машин и так мало. Брежнев, настроенный в тот день весьма миролюбиво, вступился за Горбачева, но Косыгин возразил, что Горбачев слишком “либеральничает” с теми, кто не выполняет план на местах. Тут Горбачев не вытерпел и ввязался в спор с премьер-министром. Вокруг воцарилась мертвая тишина. Позже он пожалел о том, что “не сдержался”, и попытался “трезво оценить – не допустил ли какую-то ошибку?” Но Брежнев похвалил Горбачева за то, что тот отстоял свое мнение в разговоре с Косыгиным. Горбачев оказался достаточно импульсивен, чтобы позволить себе выплеснуть чувства, но и достаточно умен, чтобы понять, что такая вспышка может принести пользу. А еще – достаточно артистичен, чтобы его праведный гнев вызвал определенное восхищение. Немного погодя как ни в чем не бывало Косыгин позвонил ему, и вскоре Горбачева сделали кандидатом в члены Политбюро[530].
В душе Горбачев ужасался тому, как проходил в Кремле процесс, подменявший принятие решений. Однажды Брежнев заснул прямо на заседании, а все остальные сделали вид, будто ничего не произошло. Потом Горбачев поделился своими переживаниями с Андроповым, но тот ответил, что необходимо “поддержать Леонида Ильича”, так как это “вопрос стабильности в партии, государстве, да и вопрос международной стабильности”. А потому “каждый должен был знать свое место, свой ‘шесток’ и не претендовать на большее”. И это рассаживание по “шесткам”, согласно субординации, на заседаниях Политбюро происходило в самом буквальном смысле: справа от Брежнева за длинным столом восседал Суслов, слева – Косыгин, пока его не сменил на посту премьер-министра Николай Тихонов, и все остальные члены Политбюро занимали строго определенные места. Стол был таким длинным, а дикция Брежнева – такой нечеткой, что Горбачев, сидевший дальше всех от генсека, едва мог разобрать, что тот говорит. Черненко “постоянно вскакивал с места, подбегал к Леониду Ильичу и начинал быстро перебирать бумаги: ‘Это мы уже решили… Это вам надо зачитать сейчас… А это мы сняли с обсуждения…’” Все это делалось “открыто, без всякого стеснения”. “Мне было стыдно в такие минуты, и я иногда думал, что и другие переживают аналогичные чувства. Так или не так, но все сидели, как говорится, не моргнув глазом”[531].
Горбачев сосредоточился на вверенной ему области – сельском хозяйстве. Урожай в 1978 году обещал быть неплохим, даже рекордным: собрали 237 миллионов тонн зерна[532]. Однако такое изобилие оказалось обманчивым: во многих местах зерно убирали влажным, и когда его высушили, общий вес уменьшился на 25 миллионов тонн. Кроме того, этот мнимый рекорд потребовал таких усилий, что сильно запоздали с подготовкой к 1979 году (заготовкой зимних кормов для скотины, осенним удобрением полей). Зима 1979 года оказалась особенно суровой, дождей в мае и июне выпало меньше обычного, и уже в начале лета наступила засуха. Урожай 1979 года составил 179 миллионов метрических тонн, в итоге правительству пришлось закупать за рубежом 31 миллион тонн. Перспективы на 1980 год выглядели еще мрачнее – отчасти из-за зернового эмбарго, которое объявил президент Джимми Картер в качестве “наказания” за вторжение СССР в Афганистан. За небывалыми дождями последовала холодная поздняя весна, некоторые районы пострадали от наводнений. Урожай зерна (189,1 миллиона тонн) оказался немного больше, чем в 1979 году, однако картофеля собрали на 40 миллионов тонн меньше запланированного (самый низкий показатель с 1930-х годов), молока и мяса тоже оказалось меньше, и импорт вырос до 35 миллионов тонн зерна и 1 миллиона тонн мяса. Урожай 1981 года был настолько провальным, что его показатели предпочли вообще замолчать, а после этого данные об объеме произведенной сельскохозяйственной продукции засекречивались. Как выяснилось позже, в 1981 году было собрано всего 160 миллионов тонн зерна – так мало, что импорт зерна подскочил до 46 миллионов тонн. В 1982 году урожай вырос лишь до 175 миллионов тонн.
Советское сельское хозяйство обычно оказывалось “политическим кладбищем” для тех, кому поручали им руководить[533]. Сам Горбачев часто увольнял нижестоящих чиновников (по его признанию, “пощады ждать не приходилось”), не справлявшихся с планом заготовок[534]. Однако его не только не обвинили в катастрофических недостачах 1979 года – его даже повысили. Более высокий чин придавал ему больше веса во взаимодействии с нижестоящими чиновниками. Андропов понимал, что в бедах советского сельского хозяйства не может быть виноват один-единственный человек, и видел, что Горбачев лучше многих других. Заготовка зерна в СССР никогда не была “обычным” делом, вспоминал Горбачев. Всякий раз устраивалось нечто вроде “всенародной битвы за хлеб” – “в ход шла жесткая машина выжимания, выгребания, вытряхивания зерна из каждого совхоза и колхоза”. Вместо того чтобы получать награды, “колхозы и совхозы, полностью выполнившие план заготовок, не могли распорядиться оставшимся зерном – оно ‘выбиралось’ для покрытия недостачи в других хозяйствах”. “Порой доходило до глупости”: чтобы пшеницу выращивали в менее благоприятных северных краях, государство закупало ее там за более высокую цену, чем в плодородных южных областях. Местные руководители устраивали бешеную гонку за результатами, чтобы получить желанные награды и повышения, и при этом иногда крали зерно из государственных запасов, чтобы увеличить общие показатели своего района. Немалая часть урожая просто гнила из-за нехватки хранилищ, техники, транспорта. “Таков был заготовительный ажиотаж, в котором я сам участвовал на протяжении многих лет – и в Ставрополе, и уже работая в Москве”, – признавался Горбачев. В столице на него с первых дней “обрушился поток просьб и ходатаев”: чиновники всех уровней просили о “выделении фондов” и “оказании помощи”. Коррупция принимала самые разнообразные формы: “помимо вульгарной взятки, подношений и подарков существовали и более ‘тонкие’ – взаимная поддержка и мелкие личные услуги различного свойства, совместные пьянки под видом охоты или рыбалки”.
Горбачев сомневался в “здравом смысле” существующей политики, однако его собственные публичные выступления и статьи, относящиеся к периоду между 1978 и 1982 годами, бессодержательны и скучны; они пестрят обязательными цитатами из Маркса, Ленина и Брежнева и восхваляют ту самую политику, которая порождала в его душе недоуменные вопросы. Он старательно работал над хваленой брежневской Продовольственной программой, рассчитанной на десять лет (с 1981-го по 1990-й) и призванной обеспечить СССР полную независимость от импорта сельскохозяйственной продукции. Однако эта программа, предусматривавшая увеличение капиталовложений в производство сельхозтехники и повышение доли сельской рабочей силы, была заведомо нежизнеспособна. По словам Жореса Медведева, тысячи специалистов затратили тысячи часов на написание этой программы, но, невзирая на колоссальные вложения средств, “всем было очевидно, что эти гигантские суммы будут растрачены впустую, потому что никто не собирался либерализовать процесс принятия решений на низовом уровне, колхозы и совхозы по-прежнему не имели ни малейшей свободы выбора. Все указания, как и раньше, спускались сверху”[535].
529
Gorbachev M. Memoirs. P. 16.
530
Горбачев М. С. Жизнь и реформы. Кн. 1. С. 186–188.
531
Там же. С. 183.
532
Этот параграф опирается на: Medvedev Z. Gorbachev. P. 94–118.
533
Ibid. P. 95.
534
Горбачев М. С. Жизнь и реформы. Кн. 1. С. 184.
535
Medvedev Z. Gorbachev. P. 113–114.