Чужое гнездо

Вскоре после ее возвращения установилась теплая погода. Каждый раз, сопровождая мальчишек в парке или посещая городок аттракционов неподалеку, Эллен встречала женщин с колясками и терзала себя, подходя к ним, чтобы взглянуть на малышей. Она постоянно твердила — боль становится слабее, но в действительности этого не происходило. Подсознание безостановочно прокручивало одну и ту же пластинку, Эллен не могла думать ни о чем, кроме того, что ее девочку кормит, купает и пеленает женщина, с которой ей никогда не разрешат встретиться.

Единственным утешением были Николас и Саймон. Ей становилось легче, когда она держала их маленькие ладошки, усаживала к себе на колени, умывала или переодевала. Она могла излить на них ту любовь, которая предназначалась ее собственному ребенку. Ширли стала больше времени проводить в конторе, поэтому Эллен почти весь день посвящала мальчикам, и общение с ними действовало на ее душу подобно бальзаму. Но оставаясь по ночам одна в своей спаленке, она, как ни крепилась, принималась плакать, представляя свою малышку на руках у другой женщины.

В июле пришло письмо от отца. Из него она узнала о побеге Джози — и это заставило Эллен встряхнуться. Не считая открытки ко дню рождения, она не писала сестре уже много недель. Теперь к ощущению несчастья добавилось еще и ощущение вины — Эллен стало казаться, что Джози чувствовала себя всеми забытой, и это подтолкнуло ее к бегству.

Обратиться за советом Эллен было не к кому, кроме доктора Джулии Фордхэм. Несмотря на строгость последней, она полностью доверяла этой женщине. Во время предродовых обследований, а также двух встреч, состоявшихся уже после рождения Кэтрин, когда от Эллен потребовали подписать бумаги об отказе от материнских прав, она подружилась с Джулией. Доктор Фордхэм единственная из всех поняла, что чувствует Эллен, знала она и многое другое о ее семье и жизни на ферме.

— Почему бы тебе не поехать домой и не повидаться с родителями? — спросила она после того, как Эллен сообщила ей о побеге Джози. — Самое время это сделать, тебе нужно поддержать отца, а пока ты будешь там, сможешь поговорить с кем-нибудь из подруг Джози. Если им что-либо известно о том, где твоя сестра сейчас, они скорее скажут тебе, чем твоим родителям.

— Но я чувствую себя такой несчастной и жалкой, — пробормотала Эллен. — А если я случайно проболтаюсь о ребенке?

— Ты проболтаешься только тогда, когда этого захочешь, — твердо ответила Джулия. — Помни, там у тебя есть хороший друг — миссис Питерс. Ей можно довериться, а от того, что ты выговоришься, тебе станет только легче.

— Вайолет обвинит меня в побеге Джози, — вздохнула Эллен. — Мой приезд ее нисколько не обрадует.

Доктор Фордхэм взяла руки Эллен в свои. Она была маленькой женщиной с внешностью строгой учительницы, но ее серые глаза светились добротой.

— Эллен, дорогая моя, — сказала она, — тебе выпало суровое испытание, но теперь все позади. С Кэтрин все в порядке, ее новые родители любят ее. Ты можешь мне не верить, но то, через что тебе довелось пройти, сделает тебя сильнее: ты сумеешь одолеть Вайолет. Сейчас тебе нужно заново пересмотреть собственную жизнь, отбросить ненужное и решить, чего ты хочешь для себя. Невозможно это сделать до тех пор, пока не увидишь собственными глазами то, что осталось позади.

— Я не понимаю, что вы имеете в виду, — произнесла Эллен.

— В свое время поймешь, — грустно улыбнувшись, ответила доктор. — А сейчас поезжай и взгляни на то, что тебе следует увидеть. По поводу твоей сестры помни — ты за нее не в ответе. Пожалуйста, люби ее, беспокойся о ней сколько угодно, но у нее своя жизнь, а у тебя своя, и собственную ты должна прожить достойно.

В начале августа Эллен села на поезд, идущий в Труро. Она ехала домой. Ширли и Роджер взяли детей с собой в двухнедельную поездку по Европе, поэтому никаких неудобств Эллен им не доставила.

За это время Джози отправила родителям только одну почтовую открытку из Лондона, еще одну получила Эллен, но обратного адреса там не было. В последние две недели Эллен много думала об этом. Мысль о том, что Джози может оказаться беременной, она отвергла сразу — в этом случае младшая сестра поехала бы не в Лондон, а примчалась за советом к ней в Бристоль. Отсутствие адреса тоже не было чем-то из ряда вон выходящим; сестра все еще оставалась несовершеннолетней и не хотела, чтобы кто-нибудь силой вернул ее домой. Но от этого тревога Эллен не уменьшилась.

— Это ты подала ей дурной пример, уехав отсюда, — злобно заявила Вайолет, не успела Эллен переступить порог Бикон-фарм. — Но я надеюсь, что она добьется большего, чем ты — посмотри на себя, прямо драная кошка какая-то!

Эллен молча проглотила слезы, однако позже, оглядев себя в настенном зеркале, убедилась — Вайолет права. Она выглядела исхудавшей и бледной, а то красивое кремовое платье, которое она купила перед первым свиданием с Пьером всего лишь год назад, износилось настолько, что стало похожим на половую тряпку.

По прошествии двух недель Эллен по-прежнему не могла решить, правильно ли поступила, приехав домой. Вайолет исходила желчью. Отец показался ей усталым и постаревшим; ему было нечего сказать ей. Никто из школьных подруг Джози ничего не слышал о ней, они повторяли то же, что рассказали ее отцу и полиции: Джози подвезли до Лондона двое мужчин.

Зато как замечательно было повидать миссис Питерс! Эллен смогла рассказать ей даже то, о чем не осмеливалась заговорить с доктором Фордхэм. Оказаться в полном одиночестве тоже было совсем неплохо, и она подолгу гуляла вдоль побережья или часами просиживала на берегу моря. Теперь ей казалось, что она понимает смысл сказанного доктором. Ей необходимо было вернуться сюда — хотя бы для того, чтобы понять: она здесь никому ничего не должна.

Эллен по-прежнему любила Корнуолл, но ферма потеряла для нее всю свою привлекательность, и она решила посвятить себя воспитанию детей в школе или каком-нибудь приюте. Может быть, она останется еще на год у Ширли с Роджером, пока Саймон не пойдет в школу, а потом непременно уедет.

Доктор Фордхэм оказалась права — теперь Эллен стала сильнее. Она приобрела уверенность в том, что никакие превратности судьбы не смогут заставить ее страдать так, как она страдала после утраты Кэтрин. О Джози не стоило беспокоиться — та скоро даст о себе знать. С ней все в порядке, иначе она бы уже давно возвратилась домой.

Глава одиннадцатая

Спустя полмесяца после прибытия в Лондон Джози по-прежнему ютилась в комнатушке дома номер 42 по Вестбурн-Парк-роуд и ненавидела ее всеми фибрами души. Казалось, воздух не проникает внутрь через крохотные оконца, а когда она выглядывала наружу, ее взгляду открывались только коньки крыш. Прочие жильцы, которых, как ей казалось, было великое множество, без конца готовили дурно пахнущую еду, и все эти запахи стекались в ее комнату.

Особенное отвращение внушала ей ванная комната. Там стоял чудовищный запах, ее никто никогда не мыл, туалет был просто омерзителен, а на стенах проступала черная плесень. Однажды она Набралась мужества принять ванну, но сначала ей пришлось вычистить ее, а потом стоять, карауля, пока наберется вода. Джози больше не хотела повторять глупую ошибку — однажды она оставила ванну без присмотра, и кто-то немедленно занял ее, украв тот шиллинг, который она опустила в газовый счетчик.

Джози полагала, что сама по себе ее клетушка ничем не хуже той, которую она занимала дома — с такой же старой расшатанной мебелью, изношенным постельным бельем, отсутствием всех и всяческих удобств. Но там у нее были вид из окна на море, свежий ветер и тишина. В доме номер 42 никогда не бывало по-настоящему тихо, жильцы перебранивались чуть ли не всю ночь, а телевизоры и радиоприемники всегда были включены на полную мощность. Лестницу оккупировали нечесаные ребятишки, постоянно слышался заливистый плач какого-нибудь младенца. Другие жильцы были большей частью ирландцами или чернокожими — Джози видела, что все они бедны, как церковные мыши.