Чужое гнездо

Эллен потеряла дар речи. Она не знала, приглашают ли ее на свидание или просто предлагают контрамарку на представление. Но каковы бы ни были его намерения, ей хотелось пойти.

— Ну, как? — спросил мужчина, вопросительно изгибая светлую бровь. — Хотите пойти?

Ей хватило одного взгляда на его красивое лицо с высокими скулами и улыбающимся ртом, чтобы понять — она готова пойти куда угодно, лишь бы снова увидеть его. При этом, однако, она отдавала себе отчет, что отцу это совершенно не понравится.

— Не знаю, — заколебалась она, быстро взвешивая все «за» и «против». Отцу совершенно не обязательно знать, где она была, кроме того, он сам сказал, чтобы она куда-нибудь сходила сегодня вечером. — Понимаете, мне нужно успеть на последний автобус, чтобы добраться домой, а он уходит из Фальмута в половине одиннадцатого. В котором часу заканчивается представление?

— Задолго до отхода вашего автобуса, — ответил он, протянул руку и потрепал ее по щеке. — А сейчас я еще немного поплаваю, это входит в мою ежедневную тренировку. Но билет будет ждать вас в кассе. Просто скажите, что Пьер обещал оставить для вас контрамарку.

Он повернулся и широко зашагал по пляжу, прежде чем она успела напомнить, что он не заплатил за чай.

Задыхаясь от волнения и нетерпения, Эллен влетела в небольшой магазинчик готовой одежды в Фальмуте за несколько минут до закрытия. Она намеревалась купить кремовое платье, которое примеряла несколько дней назад. К счастью, оно оказалось на месте. Схватив платье, она заплатила за покупку и побежала вниз по главной улице, проталкиваясь через толпу туристов. Она направлялась в «Дольчис», обувной магазин, который работал до половины шестого, чтобы купить туфли.

На каждом шагу висели рекламные плакаты цирка, и ее охватил трепет, когда она увидела на них братьев Адольфо, летящих под куполом, а под ними в клетках восседали тигры и львы, грозно рыча на дрессировщика. Вечернее представление начинается не раньше половины восьмого, так что, когда она купит туфли, у нее останется еще масса времени.

Дамская туалетная комната кафе «В гавани» была скудно освещена, но это было единственное место, о котором она знала, что там есть чистые полотенца и горячая вода, а посетителей немного. Она разделась, оставшись в одних трусиках и лифчике, быстро вымылась и надела новое платье.

Если бы не Пьер, Эллен ни за что не потратила бы весь свой заработок на такую непрактичную вещь. Но стоило ей надеть платье, как она перестала беспокоиться о том, сможет ли бегать в нем, скакать на лошади или ездить на велосипеде. Оно было чудесное. Кремовый цвет оттенял ее загар, покрой подчеркивал стройную фигуру, и Эллен чувствовала себя ровней любой девушке из большого города.

К тому времени, когда она привела в порядок волосы, накрасила губы и ресницы и надела новые босоножки с острыми носами, Эллен превратилась в совершенно другую девушку. Она ничем не напоминала ту, которая ушла с фермы сегодня утром с туго стянутыми в конский хвост волосами, одетая в бесформенную черную юбку и легкие спортивные туфли.

Еще раз взглянув на свои волосы, Эллен вздохнула: они были слишком непокорными и вились, как в голливудских фильмах сороковых годов. Сейчас в моде были короткие, гладко прилизанные прически, но даже постригшись, пригладить свои волосы ей все равно бы не удалось. Так что с этим ничего поделать было нельзя. Она сунула свою старую одежду и спортивные туфли в пакет и торопливо прошла через кафе, избегая любопытных взглядов посетителей.

И только встав в очередь к билетной кассе, Эллен почувствовала страх. Она будет выглядеть жутко глупо, если Пьер не оставил для нее билет. Что ей тогда делать? Заплатить самой, чтобы посмотреть представление? А что если он решит, что она преследует его?

Но билет ждал ее; Пьер даже приложил к нему записку. «Я буду смотреть только на вас, и улыбаться только вам», — писал он.

У Эллен снова побежали мурашки по спине. Окруженная толкающимися, возбужденными людьми, задыхаясь от острого запаха животных и оглушенная нестройным ревом органа на ярмарочной площади, она едва не потеряла сознание. Эллен просто не могла поверить, что отважилась на такой поступок.

Ее место оказалось совсем рядом с ареной — удобное, обитое бархатом кресло, выгодно отличавшееся от жестких, расположенных ярусами деревянных скамеек, на которых расположились остальные зрители. В цирке продавалась пестрая программка представления, где среди множества фотографий обнаружился и снимок Пьера с «братьями», которые выглядели просто потрясающе в своих облегающих небесно-голубых трико с блестками. Эллен опасливо окинула взглядом ряды скамей под куполом шапито, надеясь, что не обнаружит там никого из знакомых. Она твердо намеревалась рассказать отцу о том, что была в цирке, но признаться в том, что ходила туда одна, она не могла. Помянув недобрым словом свои бросающиеся в глаза волосы, Эллен вспомнила, сколько раз в прошлом они выдавали ее, когда она пускалась на какую-либо уловку.

Но никого из знакомых не было видно, а места вокруг нее быстро заполнялись. Наконец грянул оркестр и на арену с кульбитами и прыжками выбежала группа акробатов.

Чувства, которые Эллен испытала ребенком, впервые в жизни наблюдая цирковое представление, многократно усилились, потому что теперь она знала, что вовсе не магия позволяет людям балансировать на проволоке или заставляет больших кошек перепрыгивать с одной тумбы на другую, а годы упорного труда и тренировок. Она забыла, что пришла в цирк одна, и смеялась над клоунами, восхищалась красотой поднимающихся на дыбы белых лошадей, восторженными криками вместе со всем залом приветствовала морских котиков, жонглирующих мячами.

Следом на арену выбежали шестеро братьев Адольфо. Они выглядели потрясающе молодыми и красивыми в своих голубых трико с короткими, усеянными блестками пелеринами, но Пьер затмевал их всех. К ее восхищению, перед тем, как пройтись колесом по арене, он подошел к бортику, остановился и отвесил ей церемонный поклон.

С трепетом она наблюдала за тем, как он и остальные пятеро отбросили свои пелерины, а затем взобрались по канатам к трапециям. Над ареной была натянута страховочная сетка, но она не внушала доверия, и ее сердце билось как испуганная птица. Акробаты поднимались все выше и выше, под самый купол, а потом один за другим принялись раскачиваться на трапециях. Ей стало еще страшнее, когда трое из них, включая Пьера, остались висеть, согнув ноги в коленях. Они продолжали раскачиваться и ловили партнеров, выполняющих головоломные прыжки, за руки. Потом пришел черед Пьера раскачаться, прыгнуть и быть пойманным в самую последнюю секунду.

Эллен с трудом заставляла себя смотреть. Сердце ее бешено билось от страха, а на глазах выступили слезы, настолько прекрасным было это зрелище, походившее на балет в воздухе. Стоило Пьеру остаться на трапеции одному, как он посылал ей воздушный поцелуй, а по ее спине пробегал приятный холодок.

Почти с облегчением она дождалась финальной части номера: четверо мужчин образовали живую цепочку, держа друг друга за ноги. Раскачиваясь, они спускались все ниже и ниже, пока первый из акробатов не упал на сетку, оттолкнулся, сделал сальто в воздухе и приземлился на ноги уже на арене; за ним тут же последовали остальные. Но Пьер и его напарник по-прежнему оставались наверху. Вдруг, вместо того, чтобы спуститься вниз, они снова оказались в воздухе, на этот раз выполнив двойное сальто и поймав раскачивающуюся по другую сторону купола трапецию. Публика разразилась приветственными криками, многие вскочили с мест, хлопая в ладоши и топая ногами в знак одобрения.

Наконец, все «братья» оказались внизу и, подхватив свои пелерины, легкими шагами двинулись вдоль бортика, посылая зрителям воздушные поцелуи. Пьер опять остановился перед Эллен и низко поклонился, а потом бросил ей свою накидку.

— Это ваш парень? — прошептала женщина, сидевшая рядом с ней.

— Просто приятель, — шепотом ответила Эллен, сжимая в руках накидку, словно это был спасательный круг.