Страница 2 из 6
Когда стало очевидно, что опасность миновала, она наконец разогнула затёкшие ноги и руки. Стоял сильный мороз, и без движения она совсем окоченела. Удар тростью был таким мощным, что она не чувствовала уха: его будто отсекли взмахом сабли.
Оставалось выпутаться из крайне неудобного положения, в которое она угодила. Берега, на который можно было бы выбраться, здесь нет, вокруг сплошь туман и угрюмая вода, до того грязная, что в ней не отражаются предметы.
На ощупь она перебралась в другую лодку, а оттуда с трудом дотянулась до опоры моста. Дальше дело пошло веселее. Руки в рваных перчатках без пальцев скользили по древесине, покрытой коркой льда и присыпанной снегом, но ей в жизни встречались задачи и посложнее. Она добралась до центральной перекладины, вскарабкалась на неё, подтянулась, изогнулась и – оп! – протиснулась между двух расшатанных досок. И наконец снова очутилась на мосту, по которому с прежней яростью продолжал хлестать снег.
Через секунду она уже бежала прочь, подхваченная порывом ветра.
Скорее в нору. Сейчас в голове только эта мысль.
Китель разорвался, руки ободраны, зато спасена.
Она страшно злилась на себя, что чуть не угодила в лапы к оборотням.
Впредь надо быть осторожнее. Здесь, в нижней части Гульденбурга, больше нельзя вот так запросто разгуливать по ночам. После комендантского часа Нижний город превращался в опасное место: нищие, бродяги и воры всех мастей выползали с задних дворов и из подвалов, раздевали тех, кто побогаче, отнимали последнее у тех, кто победнее, и ради нескольких сильвенгрошей резали друг другу глотки в тавернах.
С наступлением ночи тяжёлые непробиваемые ворота Верхнего города закрывались на два оборота замка. Горе опоздавшему. Такого обычно находили в придорожной канаве, если, конечно, не вылавливали в реке, где он плавал кверху брюхом, похожий на огромную жирную рыбу.
Даже полиция, если и решалась спуститься в эту клоаку (что случалось крайне редко, только в самых ужасных случаях), – даже полиция оказывалась здесь бессильна. В Гульденбурге, столице крошечной страны Сильвании, бедных было больше, чем богатых, – как и повсюду на земле. Вот только здесь богатые были намного богаче, а бедные – намного беднее, чем везде. И это вопреки усилиям великого герцога («ребёнка двенадцати лет!» – усмехались недоброжелатели), который старался, чтобы в этом разделённом надвое городе стало хоть немного больше справедливости.
Девчонка, бежавшая сквозь снегопад, принадлежала ко второй категории людей – тех, что беднее всех. Дитя улиц, росту – от горшка два вершка, несмотря на то что ей уже исполнилось четырнадцать. Чем она занималась? Она была профессиональной воровкой, карманницей и по мере необходимости взломщицей. Не нашлось бы такого потайного кармана в пальто, такого замка с суперсекретным кодом и такой недосягаемой крыши, которые ей бы не поддались.
Мы остерегаемся верзил с бандитскими физиономиями, изуродованными шрамами, но уж никак не девчонок с губами-вишенками и глазами, похожими на два миндальных ореха.
Но на этот раз Мимси Покет (а её здесь знали именно под таким именем) повела себя слишком неосторожно.
Уже несколько недель среди обитателей улиц ходили разговоры о неизвестной банде, орудующей в самых нищих районах Нижнего города. Людях в волчьих шапках, которые выходили на дело глубокой ночью. Тайная полиция? Особая разведывательная служба? Разбойники, явившиеся из соседнего города? Никто толком не знал. Те, кому уже довелось столкнуться с бандой, были до того напуганы, что предпочитали молчать. Другие говорили о жестоких налётах, о повозке-тюрьме, о загадочных исчезновениях детей…
Мимси не придавала большого значения этой болтовне. Как маленький зверёк, привыкший жить в опасности, она относилась к ней как к чему-то обыденному и почти ничего не боялась.
Постоянно быть настороже – да. Следить, не идёт ли кто за тобой. Не доверять никому и ничему. Быть готовой удрать в любую секунду, ладно. Но прислушаться к пустым разговорам и покинуть свою территорию? Это уж извините, вы плохо знаете Мимси.
Однако оказалось, что оборотни не выдумка. Теперь она увидела их собственными глазами. И собственными ушами услышала, как взвизгнул воздух, когда низкорослый стегнул её тростью, и как взвыл главный волк, когда она сбежала.
«Да их там целый порт», – сказал один.
Мимси инстинктивно ускорила шаг.
Подойдя к дому – ну, или тому месту, которое она считала домом и которое представляло собой огромное складское помещение в речном порту, – она сразу заметила отпечатки колёс на снегу.
Здесь останавливалась повозка. Следы ног вели к зданию.
Портовые доки были давно заброшены, а прежде в них размещались склады и судостроительная верфь. Корабли, идущие по Акеросу, реке с семью изгибами, раньше приставали здесь, чтобы разгрузить товары, пополнить запасы продовольствия или подлатать швы. У Мимси Покет была нора в одном из перевёрнутых судов, которые лежали тут подобно стае кашалотов, выброшенных на берег.
Жилище незатейливое, зато надёжное. Скамейка, грязный брезентовый чехол вместо крыши и несколько одеял – о большем комфорте она и не мечтала. Старых досок, чтобы согреться зимой, здесь было сколько угодно: огонь разжигали в старой бочке, в которой прорезали дверцу, – она служила жаровней и прекрасно отпугивала крыс.
По соседству с Мимси обитало несколько других детей – такие же бродяги, как она. Каждый имел здесь собственный угол, за который готов был сражаться с яростью зверя.
Тут жил Большой Каль с двумя младшими сестрёнками, подозрительный тип по кличке Одноглазый Братч и чудак Пётр Беглый, который появился последним. Назвать их одной шайкой было бы неверно, они жили, скорее, сами по себе, просто привыкли, возвращаясь сюда, собираться вместе.
Мимси признали тут не сразу. Сначала приходилось спать вполглаза и прятать под матрасом кухонный нож, и со временем её оставили в покое.
Следы вели к заднему входу на склад. Слыша стук своего сердца, она бесшумно отодвинула раздвижную дверь и проскользнула внутрь.
Ни шороха. К привычным запахам гудрона и старой оснастки примешивался какой-то незнакомый. Кисловатый, острый. Пахло страхом.
Мимси тихонько свистнула. Это был тайный сигнал. Когда спишь с пустым желудком, сон чуткий, неглубокий. Однако на свист никто не отозвался. На второй – тоже.
Она зажгла спичку и протиснулась в угол Петра.
Пусто.
Ещё одна спичка. Братча под листом железа, служившим ему спальней, тоже нет.
И в шаткой хижине, где обитали Каль с сестричками, никого.
Оборотни действовали безжалостно. Они всё перевернули вверх дном, опрокинули, разломали… Каль наверняка отчаянно бился, защищая сестёр.
Даже деревянную раскрашенную куклу, висевшую над матрасом малышек, отодрали от стены и швырнули на пол. Собирая обломки игрушки, Мимси почувствовала, как к горлу подступает комок. Без сомнения, это были они. Конкурирующая шайка просто ограбила бы их жилище или заняла его сама. Но ни одна банда не стала бы действовать с такой холодной, продуманной жестокостью.
Её собственная нора тоже не избежала разорения.
Сумка валялась в углу вверх тормашками, содержимое на полу. Удар трости разбил осколок зеркала и щербатую фарфоровую миску, служившую умывальником.
Оборотни явились сюда не случайно. Они определённо слышали про это место и знали, какая добыча от них ускользнула. Иначе невозможно объяснить их бешеную ярость. То-то они, должно быть, удивились собственной удаче, когда чуть позже натолкнулись на эту девчонку в берете, надвинутом на глаза, которая, лихо насвистывая песенку, шагала по ночному городу и грызла яблоко – свой нехитрый ужин…
Растерянная и ошарашенная, она присела на корточки.
Что теперь делать? Куда бежать? Укрытие обнаружено. Они наверняка вернутся. Может, не сегодня, но завтра или послезавтра… Оставаться здесь нельзя.
Она забилась в самый тёмный угол, завалила себя всеми одеялами и сумками, которые смогла найти. Грудь сжималась от тоски и злости, тело сотрясала дрожь.