Страница 4 из 4
Скрываясь в темноте, но все еще держа его за руку, Мигглс продолжала:
- Не сразу я здесь притерпелась, ведь раньше вокруг меня всегда было много народу, всегда было весело. Помощницу я найти не могла, а мужчинам не доверяла. Но все-таки мы с Джимом постепенно обжились на новом месте - что нужно, выписываем из Норт-Форка, а иногда здешние индейцы помогают. Изредка наезжает к нам доктор из Сакраменто. Приедет и спросит: "Ну, как наш ребенок, Мигглс?" - это он Джима так зовет, - а на прощание всегда скажет: "Молодчина вы, Мигглс, да хранит вас господь!" И после этого мне здесь не так одиноко. А последний раз он уже собрался уходить и вдруг говорит: "Знаете, Мигглс, ваш ребенок скоро вырастет, станет взрослым мужчиной, гордостью своей матери, только не здесь, Мигглс, только не здесь!" И ушел такой грустный... - Тут и голос и головка Мигглс совсем скрылись в темноте.
- Здешний народ очень добрый, - продолжала она, помолчав, и снова пододвинулась к свету. - Мужчины из Норт-Форка первое время слонялись вокруг да около, но скоро поняли, что никому они тут не нужны, а женщины - чуткие: не показываются. Сначала мне было очень одиноко, но летом я набрела в лесу на Хоакина, еще совсем маленького, научила его служить, просить подачку. Потом у меня есть Полли - это сорока, - она знает столько всяких штучек, с ней не соскучишься по вечерам. И теперь мне не кажется, что я здесь единственное живое существо. А Джим... - Мигглс рассмеялась своим прежним смехом и еще ближе подсела к очагу. - Джим... да вы даже представить себе не можете, сколько он всего понимает, - а ведь так болен! Иной раз принесешь домой цветы, и он смотрит на них, будто и вправду знает, что это такое. А когда мы сидим одни, я читаю ему вслух вот то, что у нас на стенах. Господи боже! - Мигглс весело рассмеялась. - За эту зиму я прочитала ему целую стену сверху донизу. Такого охотника послушать чтение и не найдешь больше!
- А почему, - спросил судья, - почему бы вам не выйти замуж за этого человека, которому вы посвятили свою молодость?
- Да видите ли... - ответила Мигглс, - пожалуй, нехорошо это будет воспользоваться его беспомощным состоянием. А потом, если мы станем мужем и женой, тогда то, что я сейчас делаю добровольно, я должна буду делать по обязанности.
- Но вы еще молоды и хороши собой...
- Время позднее, - сдержанно сказала Мигглс, - укладывайтесь лучше спать. Спокойной ночи, друзья! - И, закутавшись в одеяло, она легла рядом с креслом Джима, положила голову на скамеечку, подставленную ему под ноги, и затихла.
Огонь в очаге медленно угасал. Не говоря ни слова, мы разобрали свои одеяла, и скоро в длинной низкой комнате ничего не стало слышно, кроме стука дождя по крыше и тяжелого дыхания спящих.
Начинало светать, когда я проснулся от беспокойного сна. Буря стихла, звезды светили ярко, и в незакрытое ставнями окно, поднимаясь из-за величавых сосен, смотрела полная луна. С бесконечным состраданием коснулась она лучом жалкой фигуры в кресле и залила мерцающим потоком голову женщины, чьи волосы, словно в трогательной старой легенде, окутывали ноги того, кто был дорог ей. Луна наделила поэтичностью даже неуклюжего Юбу Билла, который, опираясь на локоть и тараща по сторонам глаза, лежал, исполненный терпения, между больным и своими пассажирами. Потом я опять задремал и проснулся, когда уже было утро и Юба Билл, стоя надо мной, кричал так, что в ушах звенело:
- Отчаливаем!
На столе нас ждал кофе, но Мигглс нигде не было видно. Мы бродили около дома и долго еще мешкали с отъездом, хотя лошади уже были запряжены. Мигглс не появлялась. Она, видимо, хотела избежать прощания и предоставила нам удалиться тем же порядком, каким мы появились. Мы помогли нашим спутницам залезть в дилижанс, вернулись в дом и торжественно попрощались с Джимом, усаживая его в прежней позе после каждого рукопожатия. Потом оглядели в последний раз длинную низкую комнату, скамеечку, на которой вчера сидела Мигглс, и не спеша заняли места в дилижансе. Бич щелкнул, и мы тронулись в путь!
Но как только перед нами показался широкий тракт, Билл ловкой рукой на всем ходу осадил шестерку лошадей, и дилижанс круто остановился. На пригорке у самой дороги стояла Мигглс, волосы ее развевались по ветру глаза сверкали, в руке белел носовой платок, ослепительная улыбка слала нам последнее прости. Мы замахали шляпами ей в ответ. А потом Юба Билл, словно испугавшись этого обольстительного видения, яростно взмахнул кнутом, и мы дружно откинулись на сиденья.
До самого Норт-Форка никто из нас не проронил ни слова. Дилижанс остановился у "Индепенденс-Хауза". Во главе с судьей мы вошли в бар и в строгом молчании расположились у стойки.
Полны ли ваши стаканы, джентльмены? - спросил судья, торжественно снимая свой белый цилиндр.
Стаканы были полны.
Итак, за здоровье Мигглс, да благословит ее бог!
Быть может, бог и благословил ее. Кто знает?