Страница 15 из 17
После волжских успехов Ивана IV хан Сибирского ханства Едигей признал себя данником Москвы (в 1571 году хан Кучум перестал выплачивать дань, что стало одной из причин похода в Сибирь Ермака). В 1560-е годы вассальную зависимость от Руси признали черкесские и кабардинские князья.
По случаю присоединения Казани Иван IV в 1555 году начал строительство восьмиглавого Покровского собора на Красной площади, ставшего более известным как собор Василия Блаженного… Василий Блаженный – признанный шедевр архитектуры, но при всём величии замысла его строителей не стоит забывать и о заказчике… Место для храма, его композиционное решение и архитектура никак не могли быть выбраны без участия Ивана IV, и в облике храма Покрова проявился не только гений русского зодчего Постника, но и вкус царя, и дух времени. И какова идея! Многоцветье, многообразие Русской земли, но при этом – соединённое и объединённое в одно гармоничное целое…
В будущем в походах Ермака было присоединено ещё и Сибирское ханство, после чего начнут говорить о «завоевании трёх царств» – Казанского, Астраханского и Сибирского. Однако цивилизационный смысл «завоевания» Россией её Востока был прямо противоположен смыслу былого завоевания Востоком России. Русские походы Бату и Тохтамыша несли Руси смерть, разъединение, запустение и регресс, а казанский, астраханский и сибирский походы Руси несли народам – как русскому, так и «завоёванным», возможность новой общей жизни, развития и прогресса.
В 1564 году по инициативе Ивана и при содействии митрополита Макария первопечатник Иван Фёдоров совместно с Петром Мстиславцем выпустил в Москве первую русскую печатную книгу Апостол. Невежды, подстрекаемые реакционерами из духовенства, сожгли типографию, и тогда царь взял печатное дело под своё покровительство и устроил «печатню» у себя в Александровой слободе. Пожалуй, в этом, на первый взгляд, частном, факте проявился коренной факт возрастающего интеллектуального одичания русского общества в его народной толще. Домонгольская Киевско-Новгородская Русь была обществом если не поголовной, то массовой грамотности. Грамоту разумели даже смерды. Теперь же даже в русской столице носители нового знания подвергались избиению толпой. Так что во всё ещё не избытой цивилизационной (прежде всего – технологической) отсталости Руси от Запада были виновны не только реакционные верхи, но и массы ванек-манек.
Однако общая государственная линия просвещению чужда не была, что ясно не только из организации царём типографии в Александровой слободе, но и из того, что глава 26-я решений Стоглавого собора постановляла устроить школы «в Москве и по всем градом (городам. – С.К.)», а после собора митрополит Макарий в своих наказах предлагал «установить книжные училища… во городе, и на посаде, и по волостям, и по погостам». Училища, правда, должны были готовить не техников, а священников. Но по тем временам и это было прогрессивным делом – из грамотного всегда проще сделать полезного для государства человека, чем из неграмотного.
Собственно, Апостол увидел свет после смерти митрополита Макария – он скончался в 1563 году. С 1566 года митрополичью кафедру занял энергичный Филипп, происходивший из боярской семьи Колычевых. Иван рано понял, что церковники должны быть отстранены от управления государством. Позднее он писал (в переводе на современный язык): «Нет примеров, чтобы не разорилось царство, управляемое попами». Поэтому царь не был склонен ставить во главе русской церкви кого-то из «иосифлян» с их поползновениями на верховенство в обществе. Филипп Колычев был близок к «нестяжателям», и Грозный надеялся, что новый митрополит – ранее соловецкий игумен, не будет вмешиваться в государственные дела.
Вышло, однако, иначе.
С конца 1550-х годов в государственную и общественную жизнь Московского государства вошла особая внешняя война – война, которую Россия повела вначале с Ливонским орденом, а фактически – со всем Западом, за право свободной балтийской торговли, чему препятствовали на северо-западе орденская с 1347 года Нарва, а на западе – орденские земли с закрытыми для русских Ревелем и Ригой. Уже в ходе войны – с 2 февраля 1565 года, Иваном был учреждён особый режим опричнины, разделивший государство на две части: «земщину» и царский удел – «опричнину», каждая часть – со своими порядками, аппаратом управления и даже войском. Опричный режим сохранялся до 1572 года и будет предметом отдельного нашего внимания.
Митрополит Филипп Колычев сразу же выступил против опричнины. Причём упрямый и резкий, с боярским гонором, Колычев грозил отказом от кафедры, если царь не откажется от опричнины. В статье А. М. Сахарова, А. А. Зимина и В. И. Корецкого, опубликованной в коллективной монографии 1989 года ««Русское православие: вехи истории», справедливо отмечалось, что «вводя в стране опричные порядки, правительство Ивана IV ставило перед собой задачу искоренения «боярской крамолы»», и что по существу «дело шло о борьбе с последними уделами и другими остатками феодальной раздробленности». Далее же было сказано следующее:
«Главное, что побудило митрополита столь настойчиво противоборствовать опричнине, – это сопротивление руководства церкви централизаторской политике Ивана IV, посягнувшего на церковные богатства и привилегии…
Опричнина отталкивала своенравного Филиппа не только как главу русской церкви, но и как одного из тех Колычевых, которые уже давно были известны своими удельными и децентрализаторскими симпатиями».
Кончилось тем, что Иван 4 ноября 1568 года импровизировал заседание земского собора, где Филиппа лишили сана. Вскоре тот был сослан в Тверской монастырь, а в декабре 1569 года – как сообщают источники, задушен одним из крупных деятелей опричнины Малютой Скуратовым. Затем последовал почти полный «перебор» церковных иерархов. В цитированной выше статье при этом признавалось, что «дело Филиппа нельзя сводить к конфликту между ним и Иваном IV». Авторы поясняли:
«Это была борьба сначала великокняжеской, а потом царской власти за включение церкви в государственный аппарат. Неизбежность и закономерность этой борьбы определялась тем, что русская церковь в XVI веке представляла собой один из наиболее ярких рудиментов феодальной раздробленности, без трансформации которого не могло быть и речи о полном государственном единстве».
Сказано и с пониманием сути проблемы, и – в точку! Причём ясно, что в летописях, ведение которых относилось к задачам церкви, царя Ивана после репрессий против церковников изображали вряд ли объективно.
Что же до Ливонской войны, то она – с тем или иным составом враждебных России сил, сопровождала всё остальное царствование Ивана Грозного, вплоть до его смерти.
Ивану Грозному – как и его предшественникам, и его преемникам – пришлось много воевать… Воевать в основном на западе и на юге. Уже отец Грозного – Василий III, в 1521 году начал сооружение Большой засечной черты к югу от Москвы, которая проходила от Рязани до Тулы. В царствование Ивана засека была в основном завершена, однако южная «крымская» угроза ещё проявилась в 1570-е годы – в ходе западной Ливонской войны. Проявилась самым значащим и трагическим образом – сожжением Москвы крымским ханом Девлет-Гиреем в 1571 году. Этот момент в эпохе царя Ивана будет освещён в своём месте.
Ливонская война – на ней мы тоже остановимся отдельно, стала одним из великих деяний эпохи Ивана Грозного, несмотря на неровный её ход и те негативные проблемы, которые она породила. Эта война началась в 1558 году – на фоне впечатляющих успехов Руси, и закончилась, по сути, лишь в 1721 году Ништадтским миром, завершившим Северную войну уже Петра Великого. Итого русская война с Западом за Балтику длилась более чем на полвека дольше, чем Столетняя война Англии и Франции!
Причём, не учитывая «ливонского» и шведского аспекта эпохи Ивана Грозного, вряд ли можно понять и то, что Руслан Скрынников назвал «трагедией Новгорода», то есть поход Ивана IV на Новгород и Псков в декабре 1569 – феврале 1570 года и погромы, ставшие завершением этого похода.