Страница 30 из 129
Бугай ее раздел почти. Она, как меня увидела, кричать начала, что он ее насилует. А меня обида душила, я даже говорить не мог. Стою и смотрю на них, а он мне стал рассказывать. Говорит, что они давно любовники, что моя жена сама к нему клеиться начала, что и он ее любит, и чтоб я не обижался, так получилось, – поведал Жора.
Было видно, что у него повлажнели глаза; чтоб скрыть это, он не отрывал взгляда от стола. Сдерживаясь, налил себе рюмку. От волнения у него дрожали руки. Он выпил и зажмурился; от этого брызнули слезы. Жора поставил рюмку и закрыл лицо руками. Посидев так минуту, он вытер глаза рукавом и глубоко выдохнул.
- Простите за эмоции. Я просто очень верил в свою семью, – оправдываясь, сказал он.
Лев Николаевич сидел под впечатлением. Он видел, сколько чувств и боли у Жоры вызывают воспоминания об утраченной любви.
- Вот бабы стервы. Я, помню, тоже в институте влюбился, ухаживал, по пятам ходил, стихи читал, пылинки пытался сдувать, а она взяла и замуж за мажора бездарного вышла, и, оказывается, подружкам рассказывала, какой я дурак-романтик, – произнося эти слова, Лев Николаевич наливал водку в рюмки. Бутылка неожиданно закончилась. Лев показал пустую бутылку официанту, и тот безмолвно кивнул, удаляясь в сторону бара, а Царь добавил: – Я сначала все силы бросил на карьеру и бизнес, чтобы состоятельным стать, а теперь понимаю, что меня только ради денег и любят. Вот и покупаю себе дорогих кукол, которые считают, что я очень возбуждаюсь, когда они меня «папочкой» называют.
Выпили, молча, без тоста: понимание между ними уже перешло на молекулярный уровень. Наверняка, влияло то, что в молекулах у них был одинаковый уровень спиртного. После каждый погрузился в свои мысли: оба прожили немало на белом свете, и у обоих было о чем подумать.
Официант беззвучно появился возле столика с еще одной запотевшей бутылкой и налил водку в одиноко стоящие и уже заскучавшие на столе рюмки. Потом принес чугунные сковородки, сделанные в форме каких-то причудливых животных. Когда официант открыл крышки, на сковородах весело зашипело масло, распространяя приятный аромат жареного мяса и пикантных специй. Мясо было мелко и тонко порезано. Лев Николаевич подумал, что так тонко можно было пошинковать только замороженное мясо.
- Не грусти, Жора. Все, что не убивает, делает нас сильней, – решив ободрить нового друга, повторил бизнесмен высказывание известного немецкого философа. Затем, подумав, спросил: – А ты говоришь «любил жену», то есть сейчас не любишь?
Раскрасневшееся лицо Жоры стало серым. Он плотно сжал губы.
- Знаете, Лев Николаевич, от любви до ненависти один шаг. Как можно любить недостойную, гуляющую женщину? Тем более, что она с этим бугаем живет уже, сын прибегает, жалуется, что тот свои порядки устанавливает дома, – было видно, что Жоре каждое слово раздирало горло и давалось очень тяжело.
- Ну ничего, ты еще молодой, сможешь начать новую жизнь, – попробовал его успокоить Лев Николаевич.
- Да что вы, Лев Николаевич, как теперь верить женщинам? – посетовал Жора.
- Вообще тоже верно, – задумчиво произнес Лев; ему стало тяжело на душе и жалко Жору и почему-то себя. – А что ты меня все время по имени-отчеству называешь? Давай на «ты» перейдем, а то у меня такое ощущение, что я с зеркалом на «вы» разговариваю.
- Да как-то неудобно, кто вы и кто я… – неуверенно сказал Жора.
- Никаких «нет» я не принимаю! – пьяным голосом вскричал Лев. Гена подозрительно покосился на него, он еще не видел босса пьяным. – Давай пить на брудершафт!
Жора, спасовав перед его настойчивостью, выпил с ним на брудершафт, не закусывая. Не закусил и Лев Николаевич.
- Надеюсь, целоваться не будем? – пошутил Жора, после того как огонь, обжегший гортань, погас.
- И не надейся, – помахав пальцем, ответил Лев. – А вообще ты хороший мужик, Жора, я тебя уважаю. И с работой тебе повезло. Давай за работу выпьем.