Смерть Сталина

–Да приставили меня одного человека важного охранять. А он… как-то странно себя стал вести. Пристает ко мне.

–Пристает? Это как? – насторожился парень, напрягая взгляд и слух. Казалось, что он понимает, о чем речь.

–Хочет, чтобы я его того… ублажал как мужчину… а это, между прочим, уголовная статья, да и неприятно мне делать это, хоть он и при статусе. Не обучен я такому, понимаешь?!

–А ему, видать, наплевать, что за это статья полагается. Он их сам сочиняет, статьи эти, – задумчиво протянул парень.

–А ты откуда знаешь? – встрепенулся Артем.

–Я у него переводчиком работал. И на Тегеранской конференции был, и на Ялтинской. Да вот, – он вытащил из папки фотографию, на которой сам был изображен в компании Сталина и Ворошилова. На обороте карточки красовался автограф вождя. – Бережков моя фамилия. Работал я у него переводчиком и через все то же прошел, что и ты, парень. Кстати, как тебя зовут?

–Артем.

–Мать честная. Это же приговор. Его любимое имя. У него друг был с таким именем, погиб.

–Это которого интервенты убили? Да, он мне рассказывал.

–Да какие интервенты?! Ему всюду интервенты мерещатся последние лет 30! Он погиб при испытаниях аэровагона, в котором, помимо него, было несколько иностранных коммунистов и иностранный же конструктор. Вот он и думает, что они его с этого вагона столкнули. Иностранцы же. Так вот он его сына на воспитание взял и даже говорят, будто Василий – тоже сын этого Артема.15 Сына тоже Артемом назвал. Так что ты, парень, буквально обречен.

–А тебе как удалось? Ты же говоришь, что он к тебе тоже того… клеился?

–Да как – Молотову пожаловался, а его самого чуть за волосы не оттаскал.

–Да ты что?! И сошло с рук?!

–Ага, если бы. С работы сняли и вон – в газетенку работать пихнули. Всех привилегий лишили. И заодно начальнику моему, Молотову Вячеславу Михайловичу, тоже нагоняй дали. С трудом и в газете-то удержался. Только благодаря товарищу Берия.

–А я как раз думал спросить, чего ты здесь делаешь.

–То же, что и все. Вон донос принес о том, что дескать в редакции законспирировалась троцкистская группировка.

–Правда?

–Да, нет конечно. Просто если я такое про других не напишу – завтра про меня чего-нибудь похлеще напишут, сам понимаешь. Ладно, побегу я. Только о нашем разговоре не говори никому, а то не сносить нам обоим головы.

Он ушел, а Артем только успел крикнуть ему вслед:

–Так что мне теперь делать-то?!

Ответом ему было только отразившее последние звуки голоса эхо мраморных колонн министерского крыльца.

Долго думал Артемка, как ему жить и мириться с тем, что он узнал в продолжение сегодняшнего дня, а потом решил поступить как поступали герои всех войн, включая недавно окончившуюся Великую Отечественную. Чтобы предотвратить наступление коварного и опасного врага, чтобы смело взглянуть в глаза своему страху и навсегда похоронить его, даже самые малочисленные части шли в контрнаступление и силой своего духа заставляли противника обращаться в бегство. Застигнутый врасплох, рассредоточенный и несобранный враг не мог собраться для сопротивления, когда атака доблестных наших войск под командованием маршала Жукова выбивала из него последние силы. Так учили его в школе. Так он решил поступить и теперь.

Приехав пару дней и бессонных ночей спустя на ближнюю дачу, он ни свет ни заря ворвался в комнату спящего Сталина. Тот проснулся, вскочил от страху, но напрасно – не такой Артемка человек, чтобы покушаться на нашего вождя, на которого и так то и дело покушаются троцкисты. Встал Артем перед Иосифом Виссарионовичем на колени – так встают, когда благодарят. А разве не за что простому советскому человеку благодарить отца народов? Еще как есть. И главное – Артемка знает, как. Рванул он пижамные брюки вождя, заткнул нос, широко раскрыл рот, как на приеме у стоматолога – и вперед в схватку с собственным страхом и сомнениями. Никакого недоверия нет и не может быть между ним и тем, кого он охраняет – сейчас он ему это доказал.

Да, как во всяком бою, пришлось Артемке тяжко, долго старался он доставить вождю удовольствие и расслабить его, напряженного от каждодневных утомительных трудов на благо советского народа. Временами казалось, что вот-вот задохнется или сблюет – дышать-то было практически нечем. Но справился! Иначе и быть не могло – когда русский солдат пасовал, да еще перед такой ерундой? И в момент торжественного окончания показалось Артемке, что где-то вдалеке заиграли фанфары, настолько торжественный был момент – и не напрасно показалось.

Встал, отплевался в раковину, а товарищ Сталин его уже к себе зовет. Хвалит.

–Молодец, – говорит товарищ Сталин, поглаживая парня по голове. – Вот видишь, не так страшен черт, как его малюют.

–Ваша правда, товарищ Сталин.

–А сейчас ты в этом еще больше убедишься, – с этими словами вождь подошел к телефону и велел телефонистке соединить его с Берия. – Слушай, Лаврентий. Я тебя поблагодарить звоню. Хорошего ты мне охранника прислал, майора Папанова. Да, да, я не ошибся. Майора Папанова. Все бы так, как он, работали – давно бы коммунизм построили. Тебе самому кое-чему у него поучиться надо. Ну это уж он сам расскажет, когда приедет. Если я его до того на твою должность не назначу.

Положил товарищ Сталин трубку, и слышно, как в коридоре звонит телефон охраны. Часовой поднимает его, слушает что-то отвечает звонким чеканным «есть!» А когда Артемка выходит из кабинета – еще без погон, но уже майор государственной безопасности – оба часовых берут под козырек.

–Равняйсь! – командует Артемка, и они выполняют.– Смирно! – и они снова выполняют. Потом думает, что бы еще такого им приказать позаковыристей, и, не придумав ничего луче, плюет на пол и командует: – Убрать!

Видит, как часовой побежал за совком, вальяжно расстегивает ворот гимнастерки и уходит. Как правильно сказала Светлана, он теперь (именно с этого момента) никакой не Артемка. Он Артем, а это имя звучит гордо!

4.

Не кичливость, а скромность украшает большевика.

Следующие несколько дней прошли для майора Папанова просто как в сказке. Он был для товарища Сталина уже намного больше, чем охранником – он был как будто ему сыном.

В один из дней они гуляли по лесу с утра, и товарищ Сталин рассказал ему примечательную историю, во многом иллюстрирующую его как человека. Он многое рассказал Артему за эти дни, но эта история запомнилась особо:

–У моей жены крестный был. Енукидзе звали, Авель Софронович. Ух как он это дело любил! Но с мальчиками, маленькими причем. Однажды, в 1930-х еще, вынесли его товарищи по партии на коллективный товарищеский суд. Меня избрали председателем. Обсуждали недостойное поведение его в быту, вызванное совращением малолетнего мальчика. Дали ему слово. Я его спрашиваю: «Скажите, товарищ Енукидзе, как было дело?» Он встает и говорит: «Идет мальчик. Жопа белый-белый…» Я говорю: «С этого момента поподробнее, пожалуйста». Он продолжает: «Идет мальчик. Жопа такой белый-белый-пребелый…» И так он, мерзавец, это все вкусно рассказывает, что я с него ответственность снял. Оно и понятно, с такой жопой только мальчик может быть виноват. – Артем и Сталин рассмеялись и Артему вдруг подумалось, что вот какой он действительно простой и человечный, чем и замечательный. Только вождь страны советов может быть таким. Приблизить к себе охранника и буквально поставить с собой на равных – сможет такое Эйзенхауэр или Черчилль? Да ни в жизни! А товарищ Сталин – запросто.

–Но потом мы все-таки его расстреляли, – продолжает вождь.

–За что?

–С мальчиков на девочек переключился. И вообще троцкистом стал.

Уже потом, когда они вернутся в кабинет, товарищ Сталин даст Артему прочитать выдержки из следственного дела своего родственника Енукидзе – выдержки из дневника другой их родственница, Марии Сванидзе, написавшей: «Авель, несомненно, сидя на такой должности, колоссально влиял на наш быт в течение 17 лет после революции. Будучи сам развратен и сластолюбив, он смрадил все вокруг себя: ему доставляло наслаждение сводничество, разлад семьи, обольщение девочек. Имея в своих руках все блага жизни, недостижимые для всех, в особенности в первые годы после революции, он использовал все это для личных грязных целей, покупая женщин и девушек. Тошно говорить и писать об этом. Будучи эротически ненормальным и, очевидно, не стопроцентным мужчиной, он с каждым годом переходил на все более и более юных и наконец докатился до девочек в 9-11 лет, развращая их воображение, растлевая их, если не физически, то морально. Это фундамент всех безобразий, которые вокруг него происходили. Женщины, имеющие подходящих дочерей, владели всем. Девочки за ненадобностью подсовывались другим мужчинам, более неустойчивым морально. В учреждение набирался штат только по половым признакам, нравившимся Авелю. Чтобы оправдать свой разврат, он готов был поощрять его во всем».16

15

Сергеев А., Глушик Е. Беседы о Сталине. – М., Крымский мост, 2006 г., ISBN 5-89747-067-7.

16

Журнал «Коммерсантъ-Власть» № 9 (863) от 08.03.2010