Страница 3 из 9
- Нет, но и улучшений никаких. Порой мне кажется она вообще лишена души. Стоит посмотреть в эти стеклянные глаза…
- Отец, душа – это не только эмоции, отраженные на лице человека. Бедняжка перенесла сложную потерю. Ей требуется время, чтобы прийти в себя. Все, что мы можем сейчас для нее сделать - это показывать заботу и любовь к ней. Возможно, в какой-то момент она это поймет и выйдет из своей скорлупы.
Месье Мартин нахмурился.
- Об этом тебе в университете поведали? – его голос выражал крайнее недовольство. Знание – незаменимая вещь, однако заученные цитаты могут привести к потере собственного «я», оставить на его месте лишь призрак всех этих заумных ученых и специалистов «всего мира».
- Да, отец. Я недавно интересовался у профессора Мартина о текущем состоянии Лоры. Признаться, после разговора, мое сердце ощутило немыслимое облегчение. Он сказал, что это лишь внешнее проявление, там, где расположен мозг Лоры, все в порядке. Таким образом, она старается отгородиться от эмоций, которые возможно могли бы быть еще более губительны нежели ее сегодняшнее состояние, - молодой человек лишь успел взглянуть на переменившееся выражение лица Жерарда, как почувствовал, что его крепко обнимают и целуют, а женский голос нашептывает всякие сладкие слова.
- Мальчик мой, как замечательно, что ты приехал! Как же я соскучилась по моему малышу!
Франц улыбнулся: матушка вела себя привычно нежно и заботливо. Не было нужды отрицать, что такое отношение Францу нравилось и более того, какая-то часть его духа стремилась в гости к родителям, дабы наполниться этим трепетным чувством. Жизнь наедине с самим собой (а без семьи Франц себя так и ощущал) приедалась. Он искренне не понимал, как эти многочисленные сироты справлялись без отеческой и материнской любви. Как они засыпали, глядя в заляпанное каплями дождя, окно? Где проводили праздники, откуда брались ощущения безграничного, необъяснимого счастья? Нет, семья – это та частица света, которая способная сопровождать тебя до конца дней, дарить в трудную минуту надежду и прощать те заблудшие души, которые в самой первой своей ипостаси кажутся немыслимо раздражающими и злыми.
Молодой человек с удовольствием оглядел радостное лицо своей матери: морщинки вокруг глаз стали едва заметнее, прекрасные изумрудные глаза блестели от наполнявших их слез. Мадам Марисса де Мартин в молодости своей была неописуемой красоткой. Половина Франции мечтало жениться на ней, продолжить потомство в соответствии закона красоты и очаровательности. Однако Марисса привыкла следовать зову сердца, чем разочаровала как глубоко верующих родителей, так и многочисленных поклонников. Она приняла предложение Жерарда – бедного, ничем не примечательного (разумеется, кроме «сияющей, освещающей все вокруг улыбки и нежного голоса) студента. Родители отказывались подчиняться воли дочери, однако спустя несколько дней скандала и сердечных мук дочери, они смирились, ибо дочь они сравнивали с неоценимыми богатствами и чуть ли не поклонялись ей. Благодаря бабушке и дедушке Франц смог поступить в университет, дед поговорил с профессором Ривзом, отчего его сразу же зачислили и не стали задавать те ужасные вопросы, коими заваливали остальных. Францу было стыдно признаться, но из всех членов семьи наиболее близок по духу ему был дед. Пусть и чересчур набожный, от науки отказаться месье Жуан так и не смог. «Все, что на земле происходит, не может продолжаться без ведома Божьего», - оправдывался он. Мысль Божия, а значит и наука Божия. Что ж, такое заключение невозможно было опровергнуть. Конечно, можно было утверждать, что наука – дьявольская сфера деятельности, однако и то, и это имело право на существование.
- Маман, ты все такая же прекрасная! – улыбнулся Франц, обнимая женщину.
- Брось, мой мальчик! Я – увядший цветок в некогда цветущем саду… - грустно возразила матушка. – А вот ты у меня красавец! Сейчас же велю слугам подать что-нибудь к столу. Ах, если бы мы только знали, что ты надумаешь порадовать нас сегодня своим визитом! – воскликнула Марисса, уже выбегая из гостиной. – Жоржета! Жоржета!
- Хорошо, что ты зашел, Франц. У меня к тебе дело, - кашлянул отец, указывая на диван, предлагая сыну сесть.
Франц слегка кинул и принял предложение, удобно устраиваясь на глубоком мягком диване.
- Ты, вероятно, знаешь моего старого друга Гренуара? – отец дождался согласного кивка и продолжил, - так вот о нем и пойдет речь. Старик он одинокий, мышление странное – мечтатель, верно. Не мог бы ты в свободное от прочих дел время посвятить этой персоне? Я не обижусь, если ты откажешь, Франц, - Жерард громко шмыгнул носом и достал белый, накрахмаленный платок с фамильной вышивкой. Насморк у него особенно ожесточался в теплые летние дни.
- Что Вы, отец, это такая малость! Конечно же, я навещу месье Гренуара. Справлюсь об его здоровье, по возможности развлеку рассказами о городской жизни. Вы можете не беспокоиться на этот счет. С этой минуты он будет находиться под моим личным наблюдением, - заверил отца
Франц.
«Наверное, это сопливый маленький старикашка, сидящий около окна и только ожидающий различных скандалов и интриг. Как же мне не помнить его, если все скандалы в доме непременно начинались с прихода месье Гренуара. Матушка лила слезы, отец бил по стулу, слуги старались не попадаться на глаза – Гренуар же всегда играл роль яблока раздора», - зло размышлял Франц, уже лежа в своей комнате, глядя в кажущийся бесконечным, высокий потолок.
Комната в поместье казалась дворцом по сравнению с той клетушкой, где он проводил основное время. Парень бы никогда не посмел привести друзей в свой родной дом, ибо это могло означать лишь его хвастовство, желание покрасоваться перед студентами. Таких не любили, более того, презирали. «Господа» держались ото всех остальных студентов особняком, при этом они не выражали ненависти или издевательств. Однако, такое миролюбивое отношение объяснялось ничем иным как малодушием и малочисленностью «богатеньких». Франц, признаться, находился в неком замешательстве, долгое время не решаясь сделать выбор в пользу какой-либо группировки. Все определил случай. Франц уже с первой недели произвел колоссальное впечатление на всех преподавателей университета и получил «привилегированное» задание от профессора физики Годрика. Засидевшись в библиотеке, парень не заметил, как на город спустились сумерки. Естественно, он не мог дойти до своей маленькой комнатки на Бурлейне*** без непредвиденных обстоятельств. Хулиганов и карманников развелось намеренно, каждый будто только и ждал ночи, чтобы выпрыгнуть из-за угла и наброситься на свою добычу. Несколько парней скрутили Франца, один из которых больно ударил по колену. Не в силах устоять, студент кубарем свалился вниз с подачи остальных парней. В этот самый миг противный смех главаря банды прервался, а легкий, едва уловимый для слуха хруст мог свидетельствовать лишь об одном – рука главаря сломана. Парни не стали испытывать судьбу и бросились наутек, будто завидели кого-то знакомого и страшного. «Какие же вы, богатенькие, неприспособленные. Того и гляди подкараулят где-нибудь в углу и поминай как звали», - усмехнулся сзади стоящий парень. Франц обернулся и едва снова не свалился с ног. На него, хитро прищурившись, взирал хрупкий, светловолосый юноша, по облику не больше 17-18 лет. «- Да, ты я посмотрю, оживший Робин Гуд», - ответил Франц, но тот лишь пожал плечами. «Ничего общего. Робин спасал нищих, отнимал деньги у богатых. Те парни больше похожи на твоего героя».
Так Франц определился с выбором. Оказалось, что они учились на разных факультетах, поэтому он не смог сразу припомнить лица юноши. Маркэль, а именно так звали неустрашимого юношу, познакомил Франца со своими друзьями, трое из которых учились с ним на одном отделении. Мир как будто стал ярче, Франц не понимал, как можно было сомневаться: выбор теперь казался абсурдным. Те маленькие, «золотые» группы лишь внешне оставались невозмутимыми и надменными, на самом деле они держались так лишь из доброты и безразличия остальных студентов.