Страница 9 из 29
Кроме того, мы часто воспринимаем себя двойственно. Порой мы мним себя цельными, самосознающими сущностями. Иногда же мы, так сказать, децентрализовываемся, словно рассыпаемся на множество составных частей, каждая из которых обладает собственными желаниями. Сопоставим эти проявления личности.
Одиночное «я»: «Я мыслю, я желаю, я ощущаю. Это я думаю свои мысли. Я, а не какая-то безымянная толпа безличных частиц».
Множественное «я»: «Одна часть меня хочет того-то, другая часть хочет этого. Я должен лучше справляться с собой».
Ни одно из этих проявлений личности никогда не удовлетворяет нас полностью. Мы все ощущаем временами душевное смятение, разрываемся между противоречивыми желаниями и страстями, испытываем внутреннее напряжение. Мы вынуждены вести мысленные переговоры и улаживать ссоры в своих головах. Среди людей бродят страшные истории о случаях, когда разум того или иного человека порабощается страстями и велениями, будто навязанными извне. Причем в ситуациях, когда мы сами ощущаем себя вполне едиными с собой, другим, совершенно не исключено, мы видимся пребывающими в полнейшем смятении.
Но если в разуме на деле нет какого-то одного, центрального, правящего «я», что убеждает нас в существовании этого «я»? Что придает жизнеспособность этому мифу? Налицо парадокс: возможно, именно потому, что в наших головах нет никого, кто заставлял бы нас испытывать желания – даже хотеть испытывать желания, – мы творим миф о том, что находимся внутри себя.
4.3. Душа
И мы славим Тебя, ибо тьма – напоминанье о свете[4].
Распространенное мнение гласит, что душа есть суть личности, заключенная в искре незримого света, нечто, бытующее вне тела, вне разума и вне поля зрения. Но что может означать подобный символ? Он содержит в себе частичное отрицание «я» и дает понять, что личные достижения человека не имеют ни малейшего значения.
Спрашивают, обладают ли душами машины. А я спрашиваю в ответ, способны ли души учиться. Обмен перемен на постоянство кажется неравноценным, если души существуют бесконечное количество времени и не пользуются этой бесконечностью для самообучения. Между тем именно так обстоят дела с душами, которые мы обретаем при рождении и которым возбраняется развиваться. Человеческая участь – быть обреченным на смерть, это завершение пути не допускает каких-либо отклонений, следовательно, интеллекту здесь не место.
Зачем формулировать значение «я» в подобном, сведенном к экстремуму виде? Впечатление от картины порождается не какой-то одной идеей, не множеством отдельных приемов, позволивших художнику прихотливо расположить цвета на холсте, а громадной сетью взаимоотношений между частями полотна. Аналогичным образом агенты, наше «сырье», составляющее человеческий разум, сами по себе лишены цели и смысла, разбросаны по сознанию, точно мазки краски по картине. Важно то, что получается из их комбинации.
Все знают, что уродливая шелуха может скрывать под собой драгоценность, что клад может быть спрятан в грязи, а безобразные устрицы таят в своих раковинах жемчуг. Но с разумом все наоборот. Мы возникаем как крошечные эмбрионы, которые впоследствии развиваются в полноценные, удивительные личности; заслуга этого преображения целиком принадлежит сознанию. Ценность человеческой личности коренится не в каком-то малом драгоценном ядре, но в обширной приобретаемой «шелухе».
Что насчет древних, широко разделявшихся верований в духов, души и духовные сущности? Все это проявления нашей неспособности сделать себя лучше. Искать добродетель в подобных верованиях – все равно что пытаться обнаружить высокое искусство в куске холста, с которого соскоблили краски, нанесенные живописцем.
4.4. Консервативное «я»
Как мы контролируем свой разум? В идеале сначала мы выбираем то, что хотим сделать, затем заставляем себя это сделать. Но процедура сложнее, чем кажется на первый взгляд: мы на протяжении всей жизни ищем способы самоконтроля. Мы празднуем, когда добиваемся успеха, а когда терпим неудачи, злимся на себя из-за того, что вышло не так, как мы хотели; а потом норовим отругать себя, пристыдить или подкупить, чтобы что-то изменить. Но я спрашиваю – разве «я» способно сердиться само на себя? Кто и на кого злится? Рассмотрим пример из повседневной жизни.
Я пытался сосредоточиться на решении некоей конкретной задачи, но заскучал, и меня потянуло в сон. Тогда я вообразил, что один из моих конкурентов, профессор Челленджер, намерен решить ту же задачу. Злость и желание досадить Челленджеру побудили меня продолжить размышления над задачей. Как ни странно, эта задача не относилась к числу тех, которые интересуют Челленджера.
Что побуждает нас прибегать к подобной «окольной» тактике, чтобы повлиять на самих себя? К чему все эти «косвенные», хитроумные методы, фантазии и откровенная ложь? Почему мы не можем просто велеть себе делать то, что хотим сделать?
Чтобы понять, как что-то работает, нужно знать назначение этого чего-то. Раньше никто не понимал принципа деятельности человеческого сердца. Но едва было установлено, что сердце перемещает кровь, многое обрело смысл: стало ясно, что органы, похожие на трубки и клапаны, действительно являются трубками и клапанами; в итоге наши тревожно стучащие, пульсирующие сердца были признаны простыми насосами. Появилась возможность для выдвижения новых гипотез – например, относительно того, питает ли сердце ткани нашего организма или поит их? Согревает ли оно человеческое тело или, наоборот, охлаждает? Доставляет ли оно некие сообщения внутри организма? Выяснилось, что все эти гипотезы верны, а отмеченный всплеск функциональных идей привел к догадке, что кровь способна переносить воздух; так на место встали новые фрагменты былой головоломки.
Дабы постичь, что такое «я», сперва следует выяснить, для чего оно предназначено. Одна из функций «я» состоит в том, чтобы удерживать нас от скоропалительных изменений. Любому человеку приходится строить некоторые долгосрочные планы, чтобы уравновесить концентрацию на одной цели и попытки сделать все и сразу. Однако недостаточно просто поручить какому-то агенту приступить к выполнению наших планов. Нужно еще изыскать ряд способов ограничить масштабы перемен, которые могут случиться позднее, то есть помешать самим себе отключить этих агентов-«планировщиков»! Если мы примемся менять решения безоглядно, нам никогда не узнать, что можно и нужно делать дальше. Нам никогда не сделать что-то на совесть, потому что мы не в состоянии положиться на себя.
Ошибочна привычная точка зрения, уверяющая, будто «я» представляет собой некую магическую сознательную сущность, которая позволяет разуму разрывать узы законов природы, естественных причин и следствий. На самом деле «я» является насущной, практической необходимостью. Мифы, утверждающие, что «я» воплощает в себе особый вид свободы, суть маскировка. Отчасти они призваны скрывать от нас суть наших личных идеалов, то есть те узы, которые мы налагаем на себя, чтобы не допустить разрушения собственных планов.
4.5. Эксплуатация
Давайте более пристально разберем эпизод с профессором Челленджером. По всей видимости, мой агент-Работник эксплуатирует гнев, чтобы прогнать сонливость. Но к чему Работнику прибегать к столь низменной уловке?
Чтобы понять, почему мы вынуждены использовать непрямые подходы, рассмотрим некоторые другие варианты. Если Работник попросту запретит мне спать, мое тело быстро ощутит утомление. Если же Работник станет постоянно провоцировать гнев, мне придется непрерывно сражаться. Прямота слишком опасна. Моя жизнь может оборваться.
4
«Камень». Перевод А. Сергеева.