Страница 7 из 11
– Еще одно модное словечко, – иронически улыбнулся собеседник. – Нужна лишь одна диктатура – диктатура совести, личной заинтересованности. Она быстренько научит трудиться, как следует.
– А изобретателю нашему вы помогите, – посоветовал, прощаясь Максим Сергеевич. – Уверен, что он изобрел что-то очень важное!
Неуловимые начальники
Совсем другого мнения об этой истории «психа – самоучки» оказался наш редактор Василий Евгеньевич Стужин.
– Вы поосторожнее с этими эдисонами доморощенными! – с ходу заявил он. – Ты говоришь, он и в психушке лечился? Ну вот, сам видишь, в какую сомнительную хрень влезаешь! Говоришь, внушает доверие? Уважаемые люди заступаются? Ну, смотри сам! Вся ответственность – на тебе! Только знаешь – очень советую тебе! – потолкуй с его начальством, с коллегами… Тебе самому интересно будет, да к тому же – полезная информация!
Легко сказать: потолковать с начальником! Сам попробуй договориться с ним о встрече. Нам необходимы лишь сведения, помогающие раскрыть истину. А руководители, располагающие такой информацией, напускают на себя таинственный вид и прибегают к невероятным хитростям, чтобы увернуться от беседы, скрыть иные цифры и факты.
Опытному журналисту сразу же становится понятно, почему начальник ведет себя подобным образом. Значит, не все гладко в его хозяйстве, значит, есть что скрывать.
Как тут не вспомнишь анекдот: По черной-черной прерии на черной-черной лошади скачет черный-черный всадник. И шляпа на нем черная, перчатки – черные, и черный-черный плащ… А зовут того всадника Неуловимый Джон. И не потому он неуловимый, что его поймать никто не может, а потому что он… и на фиг никому не нужен!
Погоня за таким вот Джоном-начальником может длиться недели. Но случаются и невероятные исключения – начальники сами прибегают в редакцию!
«Оторвавшийся» ЗЭК
Посадили недавно одного руководителя, заведовавшего производством… кирпичей. Оказалось, что на нехитром промысле ловкий «хозяйственник» сумел заграбастать в свой карман миллионы.
Ворюгу поймали с поличным, «влепили» ему положенный по закону срок, а мы сообщили об успехе правоохранительных органов. Заметьте, мы напечатали официальную информацию, исходившую непосредственно из ОБЭП.
И вдруг в один прекрасный день в редакцию врывается сам осужденный, якобы томящийся за колючей проволокой. «Засужу! Миллион сдеру с вашей редакции!» – это были самые ласковые, самые добрые из его многочисленных реплик слова.
И, надо прямо сказать, громогласный посетитель добился того, ради чего пожаловал в редакцию. Многие из коллег струхнули, поверили в исполнимость его угроз. «Вдруг и в самом деле, ошибка вышла?! Ведь вот, горлопан, должен бы сейчас на нарах томиться. А он свободен, ручками машет, глотку дерет, нас самих грозит за решетку упрятать!»
Газета, по высказываниям «оторвавшегося» зека, оклеветала безвинного человека, унизила его достоинство и честь. В подтверждение сказанного бывший руководитель размахивал бумажкой, где говорилось, что по предъявленным ему обвинениям уголовное преследование прекращено.
А кто состряпал эти обвинения? Бывший начальник утверждал, что все они с него были сняты, а потому-то, дескать, он и разгуливает на свободе. И как-то так получалось, что этот «неуловимый» никак не мог встретиться с сотрудником редакции, у которого была на руках копия приговора по «кирпичному делу».
Ситуация объяснилась просто: проворовавшийся начальничек был посажен, заперт в камеру, но… попал под амнистию. Вырвавшись на свободу, он начал с того, что решил «взять на испуг» редакцию, напечатавшую о нем правду. Как только она просияла, бывшего кирпичного деятеля будто ветром сдуло.
А вот с начальником изобретателя Акулова нам встретиться не удается – он ускользает от нас под разными предлогами. Но не уйдет от журналистов очередной «неуловимый Джон» – куда бы он ни кинулся.
Не высовывайся!
Не такая уж редкость услышать, как мужчины бахвалятся друг перед другом похмельными муками. Но чтобы представительницы прекрасного пола громко жаловались в троллейбусе (!) одна другой на дискомфорт «после вчерашнего»?! По дороге в вытрезвитель, где у нашего Акулова якобы похитили его гениальное изобретение, мы с фотокорреспондентом стали невольными слушателями подобных откровений. Ни за что не поверил бы, если бы не внимал собственными ушами. Но такое уж, видно, странное настало время…
Одна из сидящих сзади женщин сообщает другой:
– Ох, и трещит голова после вчерашнего!
– Да, и у меня башка словно не своя, – откликается попутчица.
– Я-то намешала водку с пивом… Ведь предупреждали меня! Вот теперь и мучаюсь!
– А мы пили ликеры! И еще коньяк! Тоже, видишь, результат не лучше…
– Мы-то гуляли на новоселье у Васи – наконец-то они переехали…
– А мы, – радостно отвечает собеседница, – праздновали очередной успех Мокина!
– Опять?!
– Опять!!
– И сколько же он в этот раз получил за свое изобретение?
– Двадцать миллионов!
В оживленном щебетании подруг наступила многозначительная пауза. Но телепатический взрыв негодования и безутешной зависти прямо-таки обжег мой затылок.
– Сколько же он получил в прошлый раз? – обретя дар речи, выдохнула одна из собеседниц.
– Девять миллионов!
И вновь – трагическая пауза.
– Нет, ты подумай! – взрывается наконец та, что с «новоселья».– Нам на хлеб с водой не хватает! («На водку с пивом», – мысленно поправляю я ее). А этот – «лимоны» так и загребает, так и загребает! И как это вы только терпите!
– А мы и не стерпели! Мы ему вчера все откровенно высказали!
– Да ну!?
– Точно тебе говорю! Впрочем, он сам напросился. Когда уже хорошенько поддали, Мокин и стал слюни распускать: «Простите, говорит, меня, ребята! У нас, говорит, теперь вроде бы разное положение. А на самом деле я все тот же. И не понимаю; говорит, почему ты, Лена (это он уже прямо ко мне обращается), совсем по-другому ко мне относиться стала?»
– А ты?
– А я ему прямо так и говорю: слушай, Мокин, ты нас своими ликерами-коньяками не купишь, понял?
– А он?
– Ребята, Лена, – говорит, – зачем же так? Я ведь своими изобретениями пользу приношу, и не только нашему коллективу. Я не виноват, говорит, что теперь труд изобретателя так хорошо оплачивается!
– А ты?
– Нечего, говорю, байки нам заколачивать насчет подвигов изобретательства! Из-за твоих, говорю, баснословных гонораров Шишкин заболел, Пешкин чуть с ума не сошел, Ладейкин уволился, а весь наш коллектив стал страдать бессонницей!
– А он?
– Что он? Ребята, говорит, я – то чем виноват? Давайте жить дружно!
– А вы?
– А мы ему прямо повторили, чтобы своими коньяками и ликерами он больше не вздумал нашу дружбу покупать – не получится!
– Ну и понял он, наконец, хоть что-нибудь?
– Понял! Сегодня он увольняется…
После этого похмельного разговора бывших сослуживиц изобретателя мне стало многое понятно в судьбе бедолаги Акулова.
«Кашпировский», «Изаура» и прочие
Бурные рыдания оглушили нас, едва мы переступили порог вытрезвителя. Так непосредственно выражал свой протест пьяный буян, привязанный за руки и за ноги к креслу. Плач и проклятия в адрес «извергов», не мешали, однако, остальным клиентам убогого заведения беспечно дрыхнуть.
Лишь бродяга, по кличке Кашпировский из-за перегородки гордым и мрачным взором обводил фельдшера, милиционеров и вошедших репортеров. Горящие глаза факира радостно блеснули: это он увидел Изауру! Смуглая, кареглазая, с круглыми бедрами и высокой грудью вошедшая девушка привлекла внимание всех бодрствующих мужчин. Тем более, что под легким халатиком, укрывавшим ее соблазнительное тело, как выяснилось чуть позже, отсутствовал даже намек на предметы женского туалета.
Проказница была в трансе со вчерашней попойки и никак не отреагировала на восторг «психотерапевта». Но она еще очухается и, к ужасу стражей, проявит себя во всем блеске. Куда до нее тропической нюне Изауре!