Призвание – миньон!

Хорошо, что ардерские мужчины не плачут, мой всхлип походил скорее на предсмертный хрип. Я не владетель этого замка, а заложник, пожизненный и без права освобождения.

Встречный дворянчик полез обниматься, заверяя в любви и верности, я оттолкнула его и почти побежала к замку. Домой, под защиту стен Шерези. Мне надоело быть мужчиной. Я хочу забраться под одеяло, снять волшебный пояс и порыдать над длинной бесполезной жизнью, которая у меня впереди.

На кухне хлопотала Магда, я прошмыгнула мимо нее бесшумной тенью. Искушение не прятаться в спальне, а поплакать на теплом кухаркином плече могло сыграть со мной злую шутку. К тому же служанка была не одна, за столом уютно устроился давешний менестрель Станислас. Судя по тому, что доремарский владетель не почесывал поминутно промежность, а держал руки на столешнице, рядом с верной мандолиной, пейзанской мести ему удалось избежать.

В спальне я бросилась на постель, прямо поверх валяющейся на ней одежды. Все, я в домике. И с места не сдвинусь, даже если Спящий проснется, о чем непрестанно твердят бродячие прорицатели. Пусть мир катится в тартарары, мне до него и дела нет.

Из-за двери донесся нежный струнный перебор, затем глубокий мужской голос пропел вступление старинной эпической баллады.

А впрочем, с чего это я слезами умываюсь? Ну не будет у меня мужа-увальня и десятка сопливых отпрысков. Подумаешь, беда какая. Зато стройную фигуру до старости сохраню. Для нас, моделей великих живописцев, хорошая фигура сравнима с ремесленным инструментом. Маменька моя будет спокойна и счастлива, владения продолжат хиреть, но с этим уж я сделать ничего не смогу, пусть следующий граф с этим разбирается, когда его время придет. И еще, если по существу, – смысл жизни в самой жизни, а уж улучшить этот процесс мне вполне по силам. Я же не училась ничему толком, хотя читать и писать умела. Может, если я займусь постижением каких-нибудь наук, кроме тонкостей позирования и домашнего хозяйства, получится привнести в свое существование больше удовольствия?

Я почти задремала и не заметила, когда струнная мелодия смолкла. Разбудил меня топот у двери спальни.

Я вскочила с постели и распахнула дверь. На пороге стоял Станислас с инструментом наперевес.

– Вы позволите, граф? – Он прижал к груди мандолину. – Станислас Шарль Доре, наследник Доремара. Милейшая Магда оставила меня без защиты, призванная вашей матушкой.

– Защиты? – Полностью не проснувшись, соображала я с трудом.

Очи менестреля заволокло влагой.

– Ваши пейзанки, милорд, не дают мне проходу, я уже отчаялся скрыться от них.

Я посторонилась, приглашая гостя в комнату:

– Видимо, виной тому ваши таланты менестреля?

– Тогда зачем каждая из них пытается залезть мне в штаны?

Возмущенный юноша прошествовал в спальню, уселся на краешек кровати и водрузил на колени мандолину. Я покачала головой. Кажется, мое воинство несколько увлеклось праведной местью и теперь наказывает всех подряд. Меня посетило нечто вроде осознания ответственности за происходящее. Станислас шмыгнул носом. Что ж, придется его спасти вторично.

– Я пытался разыскать девушку, Мари Сюзетт, – пожаловался менестрель, когда понял, что гнать его прочь не будут. – И, представьте, познакомился с двумя Мари и пятком Сюзетт, и каждая из них, каждая… – Он смолк, будто не в силах справиться с чувствами.

«Экий размазня», – подумала я, а вслух спросила:

– И для чего же вы разыскивали таинственную Мари Сюзетт?

– Поблагодарить. Эта милая девушка спасла меня от участи, что страшнее смерти…

Мандолина в его руках ожила, и слух мой усладили два первых куплета баллады, которая очень скоро стала популярной. Таким он мне даже нравился. Не шмыгал носом, не стенал, не озирался боязливо.

– Вы путешествуете в столицу? – спросила я, когда менестрель признался, что дальше он еще не сочинил.

– Да, госпожа наша Аврора призывает ко двору… А впрочем, вы об этом осведомлены. Когда я услышал вашу речь, граф, подумал, что могу предложить вам себя в качестве спутника. Меня сопровождает небольшой конный отряд, и я…

Если бы я действительно собиралась покорять столицу, предложение доремарского наследника было бы весьма кстати. Шерези не могут себе позволить конного отряда, да и пешего не могут, а путешествие могло бы занять дней пять, столичный замок Ардер располагался в глубине материка, если верить картам, в четырехстах лье от нашей провинции.

Я велеречиво поблагодарила Станисласа, а затем, так и не дав четкого ответа, сменила тему:

– Вас влечет стезя царедворца или вы, как и я, отдали свое сердце прекрасной Авроре?

– О да, она моя дама. – Менестрель благоговейно закатил глаза. – Она дама сердца каждого благородного мужа нашего королевства!

«Но ради фаты Илоретты ей пришлось потесниться», – проказливо подумала я. К слову, ирония моя был слегка несправедлива. Для рыцаря наличие самой главной женщины в жизни, путеводной звезды и далее по тексту (все же баллад я наслушалась сегодня преизрядно) не перечеркивало возможности легких интрижек. Ведь куртуазная любовь, она всегда безответна, а природа мужская требует кроме нектара и мяса с хлебом, если можно так выразиться.

– Вы рыцарь, милорд? – спросила я.

– Пока нет, – тряхнул он каштановыми кудрями, – но, надеюсь, моя верность будет в скором времени вознаграждена. Ее величество собирается возродить институт королевских миньонов, упраздненный Филиппом Кровавым более ста лет назад, а близость к венценосной особе подразумевает рыцарское звание.

О значении слова «миньон» я могла только догадываться, но решила свою неосведомленность не обнажать. Наверное, это что-то вроде личной охраны. Вот только непонятно, каким образом эту роль собирается исполнять субтильный трусоватый менестрель. Скорее всего, его благородный отец отправил отпрыска в столицу с надеждой, что там из этого тепличного одуванчика выкуют настоящего мужчину.

Гость мой между тем ерзал и бросал осторожные взгляды по сторонам.

– Что вас тревожит?

– Необходимость воспользоваться местами уединения, – полушепотом поведал он, покраснев как юная дева. – Не будет ли оскорбительным с моей стороны просить вас, граф, о сопровождении? Боюсь, что как только я окажусь на дворе…

Я расхохоталась, представив, как отгоняю хворостиной своих пейзанок от справляющего нужду менестреля, и повела рукой в сторону личного клозета.

– Вам не придется подвергать испытаниям свою невинность.

Станислас скрылся за дверью, наконец расставшись со своим инструментом, и я, пользуясь моментом, схватила мандолину. Музицировать я умела не великолепно, но вполне сносно. Зимы в Шерези долгие и морозные, темнеет рано, поэтому у нас в обычае было собираться всеми домочадцами в самой крошечной комнате с камином и при свете его предаваться немудреным деревенским развлечениям, как то: чтение вслух или исполнение баллад. Мои пальцы пробежались про струнам. Эффектом я осталась недовольна, все же мужские конечности менее к этому приспособлены. Подкрутив колки и откашлявшись, я собиралась попытаться исполнить обычную шерезийскую песенку, но дверь комнаты раскрылась от толчка и на пороге воздвиглась Клозетта с распущенными волосами, щечками, чей яркий румянец свидетельствовал о недавних возлияниях кузины, и горящими глазками, закутанная в бархатный плащ с меховой опушкой.

Я вскочила и поклонилась. Дева молча вошла, закрыла за собой дверь, опустила засов, затем, решительно обернувшись ко мне, дернула завязки плаща. Бархат медленно сполз с плеч, обнаженных пухлых плеч. Святые бубенцы! Кузина явилась в мою спальню голышом!

– Что происходит? – спросила я, предательски пустив петуха. – Вы в своем уме?

– В своем, – заверила дева, уставившись мне пониже пояса, точнехонько в коко-де-мер.

Я прикрылась мандолиной:

– Немедленно оденьтесь!

– Я сейчас заору, – сахарно продолжила Клозетта. – Под вашими окнами, я знаю, сейчас прогуливается около десятка гостей. Они прибегут на мой крик, выбьют дверь, сокрушив засов. А вы предусмотрительны, граф. Запереть наше гнездышко прежде, чем предаться страсти со мною, – это предусмотрительно.