Заложница (ЛП)

— Ты так чертовски хороша.

Её голос дрожит:

— Почему ты говоришь так, словно это плохо?

Потому что я терпеть не могу её нежные веки и изгиб её пухлых губ. Она слишком хрупкая по сравнению со мной.

— Не двигайся. — Хватаю ее за плечи и прижимаю к внедорожнику, хочу её прямо здесь.

Её глаза от страха расширяются до размеров блюдца:

— Но я ничего не говорила, — шепчет она. — Я бы ни за что не стала…

Я знаю это, и, возможно, именно это и определило ее судьбу. Факт того, что она лгала ради меня, пусть и ради защиты своих близких, но она не выдала меня. В целом мире не так много людей, кто способен на это. Только мои друзья и больше никто. И это соединило нас с ней.

Золотые пряди её волос переливаются в свете закатного солнца. Я касаюсь яркого локона. Волосы струятся меж моих мозолистых пальцев, словно живой шелк, нет — что-то более невесомое.

Она дрожит всем телом. Испугана. Этого должно быть достаточно для того, чтобы я отпустил её. Только монстр способен держать её в таком состоянии в плену и наслаждаться мягкостью её волос. Это противоестественно, неправильно. Но всё, о чём я могу думать — о её абсолютном повиновении. Я приказал: «Не двигайся!», — и она едва моргает. Это как поймать солнечный свет в банку. Не хочу отпускать ее.

Откуда ты всё знаешь обо мне?

В том-то и дело, что ничего не знаю. Каково это, попробовать ее на вкус? Какие звуки она будет при этом издавать?

У меня шумит в ушах, словно где-то рядом гребаный океан. Почему все так сложно? Как до этого могло дойти? Я могу убить человека, а после спокойно и безмятежно отправиться на ужин, смеясь с моими друзьями над глупыми шутками. Но прижимать эту девчонку к ее машине заставляет мои внутренности переворачиваться.

— Ты когда-нибудь целовалась? — шёпотом спрашиваю я.

Мир вокруг нас замер, исчезли звуки, кроме нашего шепота. Такая откровенная интимность, первобытным инстинктам плевать, что вокруг пахнет влажной грязью. Это не та шикарная вечеринка богачей, к которым Брук привычна. Она не умеет иметь дело с такими парнями, как я. Я никогда не буду другим. Я безжалостный. Я жестокий.

— Я… я… — она пытается подобрать слова. Или, может, вспомнить их?

— Правду, — добавляю сталь в свой голос. Когда я оставлю ее, у меня будет ответ. Когда я буду лежать в своей спальне в отеле, буду думать об этом моменте.

— Да, — отвечает она также шёпотом. — На вечеринке. Он…

Я издаю рык, и она замолкает.

Я не хотел делать этого. Это исходит глубоко из меня, от той части меня, с которой лучше не шутить.

Брук испуганно смотрит на меня своими огромными карими глазами.

Твою мать.

— Что он делал? — спрашиваю, не желая знать ответ. — Лапал тебя за грудь? Кончал тебе в рот?

— Что? — её глаза открываются шире, и, Господи, этот рот. Её рот распахивается от шока. — Нет!

Разве не так развлекаются дети в наши дни? Вы же читаете статьи о беременности школьниц? С каких херов мне-то знать о том, как БЫТЬ РЕБЁНКОМ? Ни с каких. Я знал только о прикосновениях и сперме. А поцелуй вверг бы меня в шок, наверное.

Поцелуй. Губы на губах. Язык переплетён с языком. Я пялюсь на её ярко-розовые губы, на их изгиб, думая о том, как они будут ощущаться на моих губах. Пытаюсь убедить себя, что я не имею права.

Пропускаю волосы девушки сквозь пальцы, после чего обхватываю её шею, удерживая на месте. Другой рукой за спиной Брук опираюсь на капот машины.

Бл*дь, отпусти её.

Вот, что я твержу себе. А её голова чуть откидывается назад, в то время как губы приоткрываются, приглашая попробовать их на вкус.

И я пропал, все внутри перевернулось. Медленно наклоняюсь ближе, смешивая наше дыхание. От неё исходит жар, время вокруг нас замедляется. Я был тем, кто преследовал ее, но именно она поймала меня в ловушку.

И тогда я срываюсь — мой рот обрушивается на её губы.

Господи, они такие мягкие, такие нежные. Я погружаюсь с головой в удовольствие. Вся Брук тёплая, с плавными изгибами в нужных местах. Она как зыбучие пески, одна лишь ремарка — я не хочу выбираться из неё. Я тону в ней, и это все, чего я хочу.

Сладостное забвение, я усиливаю хватку на девичьей шее, зарываясь пальцами в волосах. Другой рукой стискиваю её плечи, как можно крепче. Мне нравится держать её так.

Твою мать, это слишком.

И тут я отступаю, кровь стучит у меня в ушах. Это чересчур. Этого недостаточно.

Брук смотрит на меня ошеломлённым взглядом, руки непроизвольно падают по бокам. Она пыталась оттолкнуть меня? Я не могу сказать, я не помню. Что она видит сейчас на моем лице? Голод? Удивление? Опасность?

Я снова впиваюсь в её губы. Сильнее, глубже. На этот раз ощущения намного лучше. Независимо от того, как наши губы соединяются, это просто волшебно.

Хочу попробовать её своим языком, но боюсь, что это грязно. Её вкус такой чистый, а губы ощущаются чёртовыми небесами. Не хочу портить и осквернять её вкус собой.

Но тихий голосок твердит: «Почему нет?». Я разрушаю всё, к чему прикасаюсь. Так почему не она? Поэтому я делаю это — скольжу языком по её нижней губе.

Брук протяжно стонет мне в рот.

Я углубляюсь, я хочу ещё большего.

Вторгаюсь в неё, дегустирую ее, исследую её рот, как будто это последнее, что я пробую в жизни. Я этого не заслуживаю, но мне наплевать.

Сжимаю её крепче в своих объятиях и целую ещё глубже. Теряюсь в ней.

Мне первому не хватает воздуха, поэтому прерываю поцелуй и отстраняюсь, тяжело дыша, как и она.

Мне требуется секунда, прежде чем я сосредотачиваю свой взгляд на её карих глазах. В них я вижу нежность, но это не может быть правдой. От поцелуя, должно быть, у меня вытекли мозги.

Брук облизывает нижнюю губу кончиком своего языка, и из меня вырывается стон от желания поцеловать её снова. Почти прижимаюсь своим каменным стояком к её животу, в секунде от того, чтобы опрокинуть Брук на капот машины и хорошенько оттрахать.

Маленькая ладошка ложится мне на щеку.

— Ты никогда не чувствовал подобного раньше?

Ее слова отрезвляют меня словно ледяная вода.

Я делаю шаг назад, в это время её рука падает.

Как она узнала? Как, твою мать, она узнала? Во мне нет ничего милого или нежного. Когда я трахаюсь, то делаю это жёстко и грубо, и никто никогда не задавался вопросом, где я этому научился.

Бл*дь, мне надо отпустить её. Теперь я больше не пытаюсь защитить её, я пытаюсь защитить себя. Она проникла слишком глубоко.

— Ты серьёзно? — спрашиваю ее.

Она смотрит, не мигая.

— Ты, бл*дь, сейчас серьёзно?! — Я хватаю ее немного грубо и прижимаю к капоту, позволяю ей почувствовать всю длину моего члена, пусть она почувствует, что со мной шутки плохи. — Прекрати витать в облаках. Заканчивай искать во мне чёртового принца на белом коне!

Тело Брук напрягается подо мной от резкой смены моего настроения, она больше никакая не мягкая, она боится.

— Что хорошего в этом? — требую ответа я. — Какая польза изучать самозащиту и прочую херню, если до тебя так и не дошло? Или ты не запомнила, что я учил тебя убегать от людей, которые могут запросто трахнуть тебя? Зачем, если ты не видишь того, что прямо у тебя перед носом? Почему ты не бежишь?!

Я встряхиваю ее, пытаясь добиться ответа.

— Я не знаю, — выдыхает она.

Моё тело до сих пор на ней. Смех растёт внутри меня, потому что я опять тащусь от её близости и тепла.

Какая-то извращенная логическая цепочка вдруг выстраивается у меня в голове: было бы неплохо для девчонки, если бы я отымел её прямо сейчас, на капоте отцовского автомобиля, чтобы показать, каков мир на самом деле. Чтобы она не получила этот урок от кого-то другого, кого-то еще похуже. Эта девушка достаточно пострадала.

Я закрываю глаза, это другая часть меня хочет защитить её от всего этого, другая часть меня считает, что Брук никогда не нужно знать, что такое реальная жизнь.

Я хочу девчонку так, как не хотел никого уже давным-давно. Хочу, чтобы она помогла мне забыть о проблемах, помогла растворить тьму внутри меня. Хочу, чтобы она никогда не узнала, что такое на самом деле тьма.