Сволочь

— Не было никакого неподчинения приказу. — Ларт протиснулся мимо «семерки» и подвывающего в полувисе кота, доставая жетон и разворачивая его так, чтобы начохру хорошо было видно. — И срыва не было. Я полицейский. Мой приказ приоритетнее хозяйского.

И продолжил, задумчиво так и вроде бы даже не особенно и угрожающе, просто не давая начальнику охраны вставить ни слова и сверля его тяжелым взглядом:

— Вы, конечно, не обязаны верить мне на слово. И я, конечно, не имею обыкновения орать на весь зал… Может быть, меня кто-нибудь услышал. А может быть, и нет. Но у ваших «семерок» отличный слух. Они, конечно, стояли довольно далеко и смотрели в другую сторону, но, полагаю, существует вполне определенная вероятность, что могли кое-что и зафиксировать. Они же у вас ведут запись в реальном времени, да? Если специалисты проверят их логи, скажем, за последние двадцать минут…

Есть контакт!

Начальник охраны вздрогнул и как-то весь сразу сдулся, забегал глазами и словно бы даже ростом меньше стал. Ларт стрелял почти наугад, больше рассчитывая на то, что жирный трус остережется обидеть недоверием копа, пусть и с чужого участка. Да, участки могли соперничать, полицейские одного района недолюбливали полицейских другого, но корпоративная солидарность есть корпоративная солидарность. И если вдруг какому-нибудь вшивому начальничку какой-нибудь вшивой охранки какого-нибудь вшивого ресторанчика вдруг с какого-то перепугу взбредала в его вшивую головенку вшивая мысль о том, что он может безнаказанно обидеть копа только на том основании, что тот не с его участка и не имеет никаких официальных прав и полномочий в этом районе, — обычно очень быстро находились коллеги обиженного, у которых в этом районе как раз таки хватало и прав, и полномочий. И которые очень быстро объясняли подобному недоумку всю глубину его заблуждений.

Но сейчас помощь коллег, похоже, оказалась без надобности. Ларт стрелял наобум, но попал в десятку. Начальнику охраны было чего бояться, а вот рисковать особого смысла не было. Если на записи не обнаружится подтверждения Лартовых слов, это не докажет, что никакого приказа не было — «семерки» действительно смотрели в другую сторону, вооруженный человек на подлежащей охране территории не мог не привлечь большую часть их внимания. Так что уличить Ларта во вранье начохру все равно не удастся, даже если он и уверен, что Ларт врет. А уверен он быть не может.

Зато он может быть точно уверен в другом — в том, что на записях обнаружится нечто куда более интересное. Например — тот самый приказ «семеркам» не вмешиваться. А может быть, что и похуже…

— Ну что вы… ну зачем вы… ну как можно… — испуганно заплескал начохр жирненькими ладошками так сильно, что его бутафорские кривые ножи, качнувшись, обиженно звякнули друг о друга. Он даже отступил на пару шагов, заулыбался угодливо, ручки к груди прижал, выражая всем телом, что, мол, какие могут быть подозрения и недоверие между такими уважаемыми и достойными людьми?! И тут же заорал визгливо в сторону ни в чем неповинных DEX’ов: — Да отпусти же его, придурок! Не слышишь, что ли, что тебе люди говорят?! Да не этого, тварь тупорылая! Да не ты!..

Ларт продолжал давить начальника охраны взглядом, не отпуская, но молча — тот все больше нервничал, дергался и частил за двоих. Что ни о каком недоверии и проверках, конечно же, не может быть и речи, и он смеет надеяться, что у господина комиссара не сложится неверного представления об их заведении, в котором господин комиссар теперь желанный и почетный гость, и ни о какой оплате, конечно же, не может быть и речи тоже.

Ларт тянул паузу, не сводя с начальника охраны задумчивого взгляда и время от времени многозначительно поднимая бровь (у Сволочи это получалось лучше, но несчастному начохру хватало и Лартового бледного подражания). Краем глаза он видел, что обе «семерки» вернулись на свои места по бокам у входа (один по-прежнему тащил за собой окончательно скисшего кота). Серый мыш на асфальте наконец-то отмер. Шевельнулся. То ли вздохнул, то ли всхлипнул. С-сученыш! Ларт сморщился, как от оскомины. Какая же у тебя, сученыш, прокачанная программа имитации личности. Включается, главное, очень вовремя.

Если кто-то крякает как утка, выглядит как утка и летает, как утка…

Ларт стоял спиной ко входу и боялся выпустить начохра из-под давления взгляда еще как минимум несколько секунд, закрепляя сказанное и проявляя ухмылкою то, что осталось навысказанным, но вовсе не незамеченным. Чтобы жирный слизняк до конца осознал — рыпаться и возражать не в его интересах. А потому Ларт никак не мог видеть того, что происходило у входа. Ни огромных безумных глаз (зрачки во всю радужку) хозяйки вляпавшегося телохрана, закусившей кулак с такой силой, что побелели скулы. Ни выражения лица стоявшего рядом Сволоча.

А жаль.

====== Единственный выход ======

Селд таки сменил настенный календарь — и теперь Ларт вздрагивал каждый раз, когда, забывшись, вскидывал голову от комма и натыкался на укоризненный взгляд девицы с противоположной стенки. По опыту привыкания к прошлому календарю Ларт знал, что потребуется не менее трех недель, чтобы девица перестала восприниматься осмысленным и несущим информационную нагрузку изображением и окончательно превратилась в оптический эквивалент белого шума. А пока придется вздрагивать.

Немного утешало то обстоятельство, что эта девица, в отличие от предыдущей, хотя бы не была голой — в прошлый раз, натыкаясь на взведенные дула сосков, Ларт первое время вздрагивал куда сильнее. Впрочем, была ли она одетой, оставалось за кадром — в самом прямом смысле этого слова, ибо на верхней обложке календаря красовалось только ее лицо, да и то наполовину закрытое огромными черными и явно мужскими руками: снизу до вполне симпатичного носика и сверху чуть ли не до самых ну очень печальных глаз. Хотя Ларта и не оставляли смутные подозрения, что под черными пальцами девица прячет глумливую ухмылочку, имея глубоко в виду и фотографа, и будущих зрителей.

Дживс сразу прозвал ее «мечтой правоверного мусульманина», а Селд бесился и кричал, что напарник ни черта не понимает в искусстве, это ведь работа самого Винченцо Маррани, причем раритетный третий оттиск — о чем свидетельствовало красное клеймо в левом нижнем углу. Что по этому поводу думал Сволочь, Ларт благоразумно уточнять не стал — но судя по слишком уж бесстрастному лицу и преувеличенно стеклянным глазам внутренняя ухмылка киборга была ничуть не менее глумлива, чем та, что скрывалась под черными пальцами.

В отместку Дживс повесил над своим столом плакат с Роки Злато верхом на его знаменитом «черном драконе» — том самом модифицированном кобайке, на котором он выиграл прошлогоднюю орбитальную гонку. Селд, который когда-то начинал в одной кобайкерской банде с юным Роки и с тех самых пор ненавидел той лютой и негасимой ненавистью, каковой только и могут ненавидеть друг друга бывшие однокашники, после появления провокационного плаката не разговаривал с Дживсом почти три дня. Ларт не вмешивался.

В общем, жизнь продолжалась…

— За вашей Сволочью завтра приедут дексисты, Ларт, подготовь сопроводилку, чтобы с утра у меня в комме и на столе распечаткой. А то знаю я вас…

Шеф говорил мягко, но взгляд его был тяжел. Напряженный такой взгляд, сверлящий, совершенно не соответствующий вроде бы обыденным словам и спокойному тону. Ларт сразу все понял, вот по этому взгляду и понял — и потому не стал переспрашивать. И возмущаться, демонстрируя излишнее понимание, тоже не стал, изобразил на лице вежливый интерес, не более. Растянул губы в почтительной улыбке, склонил голову чуть набок, чтобы удобнее было глядеть в начальственную морду снизу вверх.

Кольнуло — Ларт отлично помнил и эту позу, и этот стеклянный взгляд, которые он сейчас так удачно (ну, будем надеяться, что удачно, зеркала-то нет) скопировал. Самого его это все, помнится, страшно бесило. Но шеф — не Ларт, он не заметит. Не поймет. Не усмотрит неправильного, Ларт — правильный полицейский, и ему вовсе не нужен второй подряд выговор с занесением. И ребята у него правильные, и им тоже не нужно ничего подобного…