Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 25



Вилен Иванов

Социология в СССР. Записки директора института

Пятидесятилетию Института социологии РАН посвящается

Российская Академия наук Институт социально-политических исследований

Рецензенты:

Член-корр. РАН, д. ф. н., профессор А. В. Дмитриев

Член-корр. РАН, д. э. н„профессор С. В. Рязанцев.

Выражаю благодарность: Н. В. Андреешовой, В. Г. Андреенкову, Е.Г. Андрющенко, 3. Т. Голенковой, Г. Г. Зарееву, А. В. Иванову, A. С. Капто, В.Б. Коробову, В.Н. Ксенофонтову, Е.А. Кублицкой, В. В. Лапаевой, В. В. Мартыненко, Н. В. Мерзликину, Е. Г. Мешковой, М. М. Назарову, Н. И. Ростегаевой, Л. С. Рубан, Г. Г. Силласте, B. И. Староверову, Д.Н. Толстухину, Ж. Т. Тощенко, В. И. Чупрову,

предоставившим свои воспоминания и другие материалы для написания этой книги.

Предисловие

Но пусть дело говорит за себя

2018 год – год пятидесятилетия Института социологии РАН (прежние названия: Институт конкретных социальных исследований, Институт социологических исследований АН СССР) и тридцатипятилетия моего назначения (и последующего избрания) директором института. За эти годы, как говорится, много воды утекло, произошли события, которые невозможно было представить в то время. Другой стала страна, другой стала Академия наук, многое изменилось в самом Институте. Сегодня с позиции прожитых лет и полученного жизненного опыта можно более точно оценить прошлое. «Большое видится на расстоянии» (С. Есенин).



О происшедших социальных трансформациях, названных реформами, написано много. Конечно, это отнюдь не означает, что тема исчерпана. Немало написано и о социологии (социологах). Но нельзя не отметить, что не все из написанного может быть оценено как достоверное. И тому есть разные причины. Все, что пишется о прошлом, о событиях, участниками которых были авторы, несет на себе неизбежно печать субъективизма. У психологов есть такой термин «сглаживание воспоминаний»[2]. Подобное «сглаживание» (коррекция) происходит не только из желания что-то «подкорректировать», «сгладить», «уточнить», но и потому, что появляется (открывается) новая информация, становятся известны некоторые факты, о которых раньше известно не было, или которые по тем или иным соображениям умалчивались. Есть причины и другого толка. У некоторых авторов появляется желание «приблизить» свое видение событий, свои оценки к официальным, предлагаемым власть предержащими. Бывает, что кого-то подводит память. Имеет место, к сожалению, стремление некоторых авторов более «выпукло» показать свою роль в этом процессе, забывая при этом показать роль своих коллег. Все это вместе взятое побудило меня вновь взяться за перо.

Я пишу «вновь», поскольку кое-что на тему нашего «социологического прошлого» мною уже было написано и опубликовано (книги «Моя эпоха. Люди и события», «Ad теш», «Люди и годы. Записки социолога», статьи в журналах). Мои «записки» – не летопись, они не претендуют на всеохватность. Это, скорее, «штрихи» к портрету (картине), уже написанному другими социологами, моими коллегами на этом поприще. Совместными усилиями многих картина прошлого станет более полной и более точной (а стало быть, менее субъективной), что само по себе важно в первую очередь для тех, кто выберет для себя социологию как профессию и для кого правдивая информация о прошлом имеет особую ценность. Это повествование о главном в истории возрождения социологии как науки в СССР, с одной стороны, с другой – это то, что сохранила память, что удалось обнаружить в моем личном архиве, чем поделились со мной мои давние сослуживцы и коллеги.

Первое, на что следует обратить внимание, говоря о социологии в СССР – это сам процесс ее возрождения, первые десятилетия ее «нового бытия». Созданный в 1968 году Институт конкретных социальных исследований АН СССР «медленно, но верно» становился на ноги, преодолевая преграды и трудности, а последних было немало. Сам факт создания научного учреждения академического уровня в условиях фактического отсутствия в стране высшего социологического образования делал их неизбежными. Плюс к этому сама практика формирования Института эти трудности умножила. Из других институтов Академии наук пришли люди как талантливые, имеющие представление о социологии по книгам, изданным за рубежом, так и засидевшиеся на должности младших научных сотрудников, у которых стать «старшими» в своих институтах шансов не было. (Напомню, что в те годы в АН СССР было всего две ступени для карьерного роста – младший (мне) и старший (снс) научный сотрудник. В должности м. и. с. можно было работать до седых волос, если не появлялась вакансия.) Среди пришедших в Институт научных сотрудников были философы, историки, экономисты, психологи, математики и даже один специалист-астроном. Естественно, что в столь разномастной среде решать серьезные проблемы в сфере социологической науки было крайне сложно. Сделать всех полноценными социологами-профессионалами, организовать, направить, заинтересовать, воодушевить было весьма непросто.

Первым директором вновь созданного Института, на которого возлагались главные надежды в решении проблем становления социологии, был академик А. М. Румянцев, он же вице-президент АН СССР. Его директорство длилось недолго. В 1972 году он был от этой должности освобожден. Мне не довелось с ним работать, а наше знакомство состоялось только в 1984 году, случайно, в приемной академика П. Н. Федосеева (вице-президента АН СССР). Мы оба ожидали встречи с ним, но Петр Николаевич задерживался. Нас представила друг другу помощник вице-президента Инна Федоровна Зенкевич. Мы разговорились. Алексей Матвеевич живо интересовался ситуацией в Институте, спрашивал о судьбе некоторых ученых. Ряд вопросов, в свою очередь, задал ему и я. Эта встреча и беседа оказалась единственной.

С двумя другими директорами Института, моими предшественниками – членом-корреспондентом М. Н. Руткевичем и членом-корреспондентом Т. В. Рябушкиным – мне довелось работать в течение ряда лет в качестве заведующего отделом (и некоторое время – заместителя директора Института).

Первая моя встреча с М. Н. Руткевичем состоялась в декабре 1974 года. Я был представлен ему как заведующий закрытым отделом Института. Отдел был создан по инициативе КГБ решением самых высоких инстанций в 1970 году, в 1972 году сотрудниками отдела было проведено первое социологическое исследование по проблеме «Аудитория финского телевидения в Эстонской ССР». Исследование было проведено по заданию Комитета госбезопасности. Его результаты были доложены в ЦК КПСС, по ним состоялось решение Секретариата ЦК КПСС. Кстати, по существу – это была первая в истории возрождения отечественной социологии оперативная (и к тому же позитивная, что бывало не часто) реакция ЦК КПСС на результаты конкретного социологического исследования. Руководство КП Эстонии с благодарностью вспоминало московских социологов, благодаря работе которых республика получила необходимые финансовые и технические ресурсы для развития республиканского телевидения. Таким образом отдел заявил о себе, но по каким-то, мне неизвестным, причинам его руководитель д. ф. н. Н. М. Блинов от занимаемой должности был освобожден, хотя и остался в Институте.

В первой беседе с М. Н. Руткевичем выяснилось, что он не очень был осведомлен о работе закрытого отдела, о чем откровенно сам же и сказал. В последующие годы работы в Институте у нас сложились деловые, но без особых симпатий отношения. В Институте не без оснований считалось, что у директора крутой нрав. И что он легко расстается с не понравившимися ему сотрудниками. Были в нашей совместной работе случаи, когда наши оценки работы некоторых сотрудников не совпадали, возникало некоторое напряжение в наших отношениях. Видя мою неуступчивость, он инициировал в декабре 1976 года мой отчет в отделе науки ЦК КПСС. Заслушивание для меня прошло вполне благополучно. Вскоре я был назначен заместителем директора по науке (по совместительству), но произошло это уже при другом директоре.

1

Intra fidem (лат.) – в пределах достоверного.

2

См.: Леонард Млодинов. Неосознанное. Как бессознательный ум управляет нашим поведением. М., 2013. С. 111.