Страница 8 из 114
- Просто нервничаю. Никого там не вижу, но вдруг стала чертовски пристально всматриваться.
- Я никого вблизи нас не чую, но к нам могут подобраться с подветренной стороны. Единственный пистолет, который я слышу, - твой.
- Ты слышишь запах моего пистолета?
Он кивнул:
- Ты его недавно чистила. Слышен запах ружейного масла.
Я улыбнулась и покачала головой:
- Ты так дьявольски нормален... Я иногда забываю, что раз в месяц ты покрываешься мехом.
- Зная, какой у тебя нюх на ликантропов, воспринимаю это как комплимент. - Он улыбнулся. - Как ты думаешь, убийцы не посыплются с деревьев, если я возьму тебя за руку?
Я улыбнулась:
- В данный момент нам ничего не грозит.
Он взял меня за руку, переплел пальцы с моими, и вверх по моей руке побежал трепет, будто он коснулся нерва. Ричард большим пальцем стал круговыми движениями гладить тыльную сторону моей ладони и глубоко вздохнул.
- Ты знаешь, почти приятно, что эта история с убийцами тебя тоже нервирует. Не то чтобы я хотел, чтобы ты боялась, но иногда трудно быть твоим парнем, когда подумаешь, что ты храбрее меня. Правда, похоже на мачистскую чушь?
Я посмотрела на него:
- Зато ты хоть знаешь, что это чушь, Ричард.
- А можно волчьему мужскому шовинисту тебя поцеловать?
- Всегда.
Он наклонился, а я поднялась на цыпочки, встречая его губы, положив свободную руку ему на грудь для опоры. Можно было бы и не вставать на цыпочки, но у Ричарда было привычное растяжение шейной мышцы.
Поцелуй вышел короче обычного, потому что у меня зачесалась спина, как раз между лопатками. Я знала, что это только игра воображения, но слишком уж открытое было место.
Ричард почувствовал и отодвинулся. Он обошел свою машину, сел за руль и потянулся открыть мою дверцу. Обходить и открывать ее он не стал - знал, что не надо. Я, черт побери, сама могу открыть себе дверь.
У Ричарда был старый "мустанг" шестьдесят какого-то года. Я это знала, потому что он мне сам сказал. Машина была оранжевая с черной полосой. Задние сиденья у нее были черные и кожаные, зато передние были достаточно малы, чтобы можно было держаться за руки, когда Ричард не был занят переключением скоростей.
Мы выехали на двести семидесятое шоссе на юг. Пятничный вечерний поток машин лился мимо нас яркими искрами света. Все повыезжали из города, радуясь выходным дням. Интересно, у скольких из них висят на хвосте убийцы. Я, наверное, одна из немногих избранных.
- Ты спокойна, - сказал Ричард.
- Ага.
- Я не буду спрашивать, о чем ты думаешь. Сам догадаюсь.
Я поглядела на него. Темнота салона окутала нас. Машина ночью - это как ваш собственный мир, тихий, темный, интимный. Фары встречных машин пробегали по лицу Ричарда, выхватывали его из темноты и отпускали обратно.
- Откуда ты знаешь, что я думаю не о том, как ты выглядишь без одежды?
- Дразнишься? - белозубо улыбнулся он.
- Извини, - улыбнулась я в ответ. - Никаких сексуальных приставаний, если я не собираюсь лечь с тобой в койку.
- Это правило ты сама придумала, - возразил Ричард. - А я уже большой мальчик. Выдержу любые сексуальные приставания с твоей стороны.
- Если я не собираюсь с тобой спать, это будет нечестно.
- Предоставь мне об этом волноваться.
- Так что же, мистер Зееман, вы предлагаете мне делать вам сексуальные авансы?
Он улыбнулся шире - белая полоска в темноте.
- Да, пожалуйста.
Я наклонилась, насколько позволял ремень, положила руку на спинку сиденья Ричарда, придвинула лицо на дюйм к гладкой обнаженной шее. Набрав побольше воздуху, я медленно его выпустила так близко к коже, что мое дыхание вернулось ко мне теплым облачком. Поцеловала сгиб шеи, чуть двигая губами вверх и вниз.
Ричард издал тихий и довольный звук.
Я подобрала колени на сиденье, натянув ремень так, что смогла поцеловать бьющуюся на шее артерию. Ричард повернулся ко мне. Мы поцеловались, но у меня нервы не выдержали, и я отвернула от себя его лицо.
- Смотри на дорогу.
Он переключил передачу, его локоть скользнул по моим грудям. Я вздохнула, положила руку ему на руку, придерживая ее на рычаге переключения скоростей, прижимая к себе.
Секунду мы застыли, потом он задвигался, потерся об меня рукой. Я быстро отодвинулась - сердце билось в горле так, что не давало дышать. Задрожав, я обхватила себя за плечи. Там, где его тело касалось моего, кожа онемела до боли.
- Что случилось? - спросил он тихо и нежно.
Я покачала головой:
- Так нельзя.
- Если ты перестала из-за меня, то напрасно. Мне было очень хорошо.
- Мне тоже. В том-то и проблема.
Ричард вдохнул поглубже, выдохнул с тяжелым вздохом.
- Проблема есть лишь постольку, поскольку ты ее создаешь, Анита.
- Ага, как же.
- Выходи за меня, Анита, и это все будет твое.
- Я не хочу выходить за тебя лишь для того, чтобы спать с тобой.
- Если бы это был только секс, я бы и не предлагал тебе выйти за меня замуж. Но это еще и лежать рядом на диване и смотреть "Поющие в дожде". Это ужинать в китайском ресторанчике и заказывать рангунских крабов порционно. Я для нас обоих могу сделать заказ почти в любом ресторане города.
- Ты хочешь сказать, что я настолько предсказуема?
- Не надо, не передергивай.
- Извини, Ричард, - вздохнула я. - Я не хотела. Я только...
Я не знала, что сказать, потому что он был прав. Моя жизнь стала бы полнее, если разделить ее с Ричардом. Я ему купила кружку по случаю увидела в магазине. На ней были нарисованы волки и сделана надпись: "В Господней глуши лежит надежда мира - в великой, девственной, свежей, нетронутой глуши". Цитата из Джона Мура. Купила не к дате - просто увидела и поняла, что Ричарду это понравится. Десятки раз в день, услышав что-то по радио или в разговоре, я думала: "Надо будет рассказать Ричарду". Это Ричард вывез меня впервые после колледжа смотреть на птиц.
У меня диплом по биологии, по биологии противоестественных явлений. Когда-то я думала прожить жизнь полевого биолога, этакой Джейн Гудолл в противоестественном варианте. Я любила наблюдать за птицами - отчасти потому, что рядом был Ричард, а отчасти потому, что когда-то мне это нравилось. Я как будто вспомнила, что есть жизнь и вне кладбищенской ограды. Слишком долго я стояла по горло в смерти и крови, а потом появился Ричард. Он сам тоже по горло торчал в довольно странных вещах, и все же у него была какая-то жизнь.