Страница 82 из 102
Должно быть, она задремала, потому что внезапно ее разбудил звук льющейся воды. Подняв голову, она увидела стоящего в дверях Лайама. Он пил воду из стакана, на нем были только старые джинсы, обрезанные до колен, так что получились шорты. Темные кудри прилипли ко лбу от пота, или, быть может, он только что сунул голову под кран.
Окликнув его, Сюзанна попросила принести ей воды, а потом присесть рядом и выслушать ее замечательные новости. Когда он не вернулся, она поднялась, сама прошла на кухню и увидела, что он сидит у стола, изучая карту.
— Ты разве не слышал меня? — спросила она.
— Слышал, но мне нужно кое-что уточнить, — отозвался Лайам, по-прежнему глядя на карту.
— Я нашла для нас замечательный домик, — сказала она и принялась восторженно описывать размеры комнат, садик и то, каким чудесным районом оказался Клифтон в Бристоле. Возбужденная, она не замечала, что Лайам не разделяет ее чувств, пока он не встал из-за стола и не схватил ее за руку.
— Сюзи, я очень рад, что ты нашла себе столь чудесное местечко, — сказал он, и лицо его приняло холодное и непроницаемое выражение. — Но не стоит расписывать, как славно мы будем жить там вместе. Я уже говорил тебе и повторяю еще раз, что не поеду с тобой в Бристоль. И я не собираюсь менять свое решение.
— Но ты обязательно должен поехать со мной, — упорствовала она. — Нам с тобой там будет очень хорошо. И работы для тебя тоже найдется много.
— Я хочу работать здесь, — возразил он. — Я уже говорил тебе, что не могу жить в городе.
— Но это совсем не город, там очень красиво, — взмолилась она.
Он действительно говорил, чтобы она нашла жилье для себя, а он будет продолжать жить так, как привык, в своем фургоне, переезжая с места на место. В общем-то, он даже разозлился при этом. Но тогда Сюзанна попросту не поверила ему. В конце концов, он говорил ей, что ему не нравится жить и в этом доме, однако же благополучно жил в нем с прошлого декабря.
Лайам заставил ее сесть на стул и еще раз повторил все то, о чем говорил раньше. О том, что ему не по душе оседлый образ жизни и что он остался с ней только потому, что у нее умерли родители, а брат повел себя, как последняя скотина.
— Ты на самом деле мне нравишься, Сюзи, — сказал он, погладив ее по щеке. — И нам было хорошо вместе. Но тебе нужен нормальный парень, который всегда будет рядом и позаботится о тебе. Мне очень жаль, что ты начала строить планы о нашей совместной жизни, но ведь каждый раз, когда я заговаривал о том, что мне пора уходить, ты так расстраивалась! Я помогу тебе собраться, сложить и упаковать вещи, я сделаю все, что смогу, чтобы облегчить тебе переезд. Но это все, Сюзи. Я хочу получить обратно свою свободу.
Она стала спорить с ним, утверждая, что он по-настоящему любит ее и что она не сможет жить без него.
— Это неправда, — возразил он. — Теперь ты обрела крылья, Сюзи, и пришла пора тебе начать жить своей жизнью.
— Я не хочу, — закричала она, испуганная его суровым и резким тоном. — Я хочу быть с тобой, заботиться о тебе.
— Я не желаю, чтобы ты заботилась обо мне так, как о своем отце, — резко бросил он ей в ответ. — Я не желаю, вернувшись с работы, усаживаться за стол, чтобы поужинать, я не желаю, чтобы мои вещи стирал и гладил кто-то другой. Я не желаю, чтобы меня кто-то ждал. Такая жизнь точно не для тебя. Ты уже и так слишком долго ухаживала за своими родителями, готовила, убирала и ходила перед ними на цыпочках. Пора остановиться.
— Я не буду так вести себя, если тебе это не нравится, — в отчаянии вскричала она. — Я буду такой, какой ты захочешь.
— Мне не нужна женщина, готовая раствориться во мне и окружить меня своей лаской и заботой, — нетерпеливо бросил он.
Тогда она не поняла, что он имел в виду. Ведь все мужчины хотят именно этого, хотят иметь женщин, которые делают их существование приятным и удобным. В отчаянии она начала спорить, возражая каждой его реплике, противореча самой себе, и чувствовала, как в ней поднимается всесокрушающая волна ярости и злобы, оттого что она не могла найти нужных слов, чтобы убедить его в том, что она — как раз та, которая ему нужна. Снова и снова она повторяла, что любит его, что он нужен ей, но, похоже, это только укрепляло Лайама в решении уйти.
Внезапно спокойствие оставило его.
— Ты меня душишь, черт бы тебя побрал! — заорал он на нее. — Господи Боже, Сюзи! Сколько раз говорить тебе, что мне не нравится жить в доме, где на столе стоит горячий обед и меня ждет ванна? Я начинаю тебя ненавидеть, Сюзи, потому что ты пьешь мою жизненную силу.
Он повернулся к двери, и она поняла, что он собирается уйти, уйти навсегда. Она должна была остановить его, она не сможет без него жить.
Кухонный нож по-прежнему лежал на столе, там, где она оставила его после того, как приготовила запеченного цыпленка на ужин, и Сюзанна, не раздумывая, схватила нож и бросилась на Лайама.
За мгновение до того, как ударить его в спину, внутренний голос пытался остановить ее. Но Сюзанна была слишком зла, слишком хотела удержать Лайама, и поэтому изо всех сил всадила ему нож в спину, по самую рукоятку.
— Что ты наделала? — прохрипел Лайам каким-то странным, срывающимся голосом, полуобернувшись к ней. Потом покачнулся и упал на бок.
На какой-то миг она не поверила своим глазам — из его голой спины торчал нож, и кровь, густая, темно-красная, толчками била из раны, заливая плитку, которой был вымощен пол. Она просто стояла и смотрела, прижав руки ко рту от испуга и шока.
Через несколько секунд она опомнилась и вытащила нож из раны, прижав ее чистым полотенцем. Но Лайам издал только булькающий звук, и снова воцарилась тишина.
Никогда еще она не чувствовала себя так плохо. У нее не укладывалось в голове, что за какие-то секунды человек может пройти целый путь от жизни к смерти. Или что она может разозлиться настолько, чтобы напасть на кого-то. Какая-то часть ее хотела бежать к телефону и позвонить кому-нибудь, все равно кому, чтобы рассказать, что она наделала. Но чем дольше она стояла на коленях подле Лайама, уже точно зная, что он мертв, тем страшнее ей становилось.
Она совершила убийство! Она сделала нечто такое, что показывали по телевизору и что всегда так интересовало ее. Приедет полиция, ее заберут в тюрьму, и ее фотография появится во всех газетах.
Пока Сюзанна стояла возле Лайама, ей казалось, что ее все глубже и глубже засасывает какой-то водоворот. Время, место, их спор — все это перестало для нее существовать, потеряло значение и смысл. Она всхлипывала, прижималась к нему, обнимала и целовала его, гладила по голове, повторяя, что не хотела этого.
Прошел по крайней мере час, прежде чем ей пришла в голову мысль похоронить Лайама в саду. Большой, со множеством деревьев и с густыми зарослями кустарников сад не просматривался из других домов. Даже если кто-нибудь будет идти по берегу реки, пышные кусты не позволят ему увидеть что-либо. Никто не узнает о том, что она совершила, она уедет, как собиралась, и все вокруг будут считать, что Лайам просто отправился на другую работу. Может, они даже подумают, что он переехал с ней в Бристоль.
Чем дольше она размышляла об этом, тем больше ей нравилась эта мысль. Люди, которые покупали дом, буквально влюбились в сад, так что вряд ли они начнут перекапывать его. Сюзанна даже знала место, где земля была мягкой.
Прошлой осенью Лайам срубил несколько деревьев. Один пенек остался, его намеревались превратить в кормушку для птиц, но весной он снова пустил побеги. Всего несколько недель назад Лайам уговаривал ее, что пень следует выкопать: он все равно больной и только уродует пейзаж. Сюзанна не понимала, какое это имеет значение, если она все равно уезжает, но он, тем не менее, настаивал.
Лайам буквально изуродовал лужайку, ведь ему пришлось копать большую и глубокую ямищу, чтобы добраться до корней, и она даже рассердилась, потому что новым владельцам это могло не понравиться. Лайам пообещал привезти свежий дерн и какие-нибудь кусты, чтобы посадить на этом месте. И он таки сделал это, вчера, пока Сюзанна была в Бристоле — она обратила внимание на лужайку сразу же, как только вернулась домой.