Страх

Катерина – моя радость. Раз в неделю у них. Собак кормлю до отвала и оставляю, а что делать? Конечно, когда возвращаюсь, такое… один раз диван изгрызли. Пружины торчат. В другой раз на меня набросились. С ног свалили. Но потом как-то привыкли. Подстроились. Прихожу, следов не так много, лежат, скулят. Конечно, надо бы съезжаться. Не всю же жизнь. Пока Катька маленькая, ладно. Ради нее на все… (Закрывает крышку.) Только страшно, что тока не боюсь, ничего не боюсь, а этого… (Нажимает на кнопку, машет рукой, идет к лестнице.)

Папа выходит из лифта. Щиток искрит. Папа вздрагивает, отходит. Дрожащим пальцем указывает на щиток.

Папа. Ненавижу. Мне кажется, что от него тоже можно разряд получить. (Морщится.) Я-то понимаю, что он попросту пьян, но почему чем опаснее профессия, тем человек более вызывающе выглядит. Запах, одежда, все в нем кричит о том, что «я не простой служащий, у меня за пазухой нож и завещание в трех экземплярах». Я же не кричу, чем занимаюсь. И никогда не стану этого делать. А вдруг чего… потом кто за это ответит? Все же равнодушные. Никому нет дела. Я бы поговорил с ним, но как… Самое сложное начать. Я начну или он? Он работает, то есть на своем месте, а я вроде как иду мимо. Приходил, конечно, недавно, чинил, смотрел на меня так, как будто я не только не могу розетку делать, но и другое тоже не в состоянии… Конечно, для него все с позиции своей работы – если не шарю, бесполезный. Да могу я. И машина у меня есть, и готовлю я неплохо. Только это. И здесь я тоже могу объяснить.

Магнитная волна передается в секунды. Без света на самом деле просто остаться. Такая штука, как бомба, и мы в каменном веке. За сколько дней Москва утонет в собственном дерьме? Никто не понимает. Я им лозунги, а они: «не лезь, куда не следует». Такое ощущение, что для них это выгодно, вот так вот, наверняка бункеры понаделали и дорогу в райские кущи. А все остальные – под сокращение? (Искрит.) Так и не починил. Чего делал? Завтра проснемся, и всё… плаваем.

Я своих учу, что нужно все делать так, на сто процентов, чтобы ты мог то же самое повторить, не лучше, а точно так. Не починил, не досказал, не докрутил и упал, повесился, все только потому, что не хватило вот этого недо… И не трудно же. Просто посчитал, что если суждено сгореть, то сгорит, и ничего ему уже не поможет. Врачи так же думают. И не больно борются. А зачем? Если он сам просит.

Моя втащила меня в лифт. Мол, сейчас не нужно входить туда. А что там? Тебе не нужно этого знать. Но как же не нужно? Говори, раз начала. Я-то лучше знаю, говорит. Так и не узнал. Но я уже привык, что она там говорит, думает… не знаю. Не посвящает. Дочка меня не признает. Как только каналы ей все отключили, так она такое учудила. Я уж и не лезу. Выросла. Пусть мать воспитывает. У меня хватает отпрысков. Знаю, что Юлька не любит меня. А зачем любить, лишь бы понимала. А она и слушать не хочет. Я исписал кучи тетрадей, говорил с ней, что хочу встретиться с замминистра по обороне. Потому что это всех касается. Земля изрыта. Там метро, диггеры с фонариками – земля еле дышит. Ее скоро вывернет, только это будет точно не смешно. Кому объяснить? Хотел этому электрику, так он от меня бегает. Дед тоже не верит ничему. Мне кажется, что только студенты, да и они смотрят на меня как на Лукьяненко. Ночной дозор. Но я же вам про другое говорю. Что земле хана, если не починить этот дом, не прекратить спать во время обеда и думать о том, сколько денег в кармане у Вовки Курехина. Но я не могу чинить – есть электрик, и спать тоже не могу, на лекциях не поспишь, а Вовка Курехин давно спился и лежит на глубине двух метров, и завидовать, значит, некому. Я в растерянности.

Сцена 2

Агент и Мама.

Агент спускается по лестнице, замечает Маму, которая заметно нервничает.

Мама. Вы кто?

Агент. Крутые лестницы, как в горах.

Мама. Чего нестись?

Агент. Сам думаю, чего я несусь? Упасть всегда успею.

Мама. Ну, конечно, если надо, неситесь.

Агент. Спасибо, могу и постоять.

Мама. За что спасибо?

Агент. Меня отец учил говорить «спасибо» вперед.

Мама. Вперед чего?

Агент. Перед тем…

Мама. Перед чем?

Агент. Перед тем, как что-то хочешь от человека.

Мама (настороженно). Ты что-то от меня хочешь?

Агент. Нет.

Мама. Тогда зачем?

Агент. И правда. Иногда «спасибо» вылетает без причины. Мне кажэтся, что можно заменить чем-то другим, но, наблюдая реакцию, это самое верное.

Мама. Без причины? Верное? Наблюдая? Ты хоть сам понимаешь, что говоришь?

Агент. А зачем? Главное, чтобы вы меня понимали.

Мама. В том-то и дело, что я тебя не понимаю. Остановился чего-то. Я тебя не знаю, чего тебе здесь надо? Трешься. Че тебе надо?

Агент. Вы мне сказали остановиться, я встал.

Мама. А теперь я тебе говорю, двигай вперед.

Агент. Зачем вы так со мной грубо? Я же вам не грубил.

Мама (истерично, переходя на крик). Вали, говорю. Ты че, не слышал? Я щас позову кого надо, тебя отправят.

Агент (пытаясь быть спокойным). Я пришел на вызов, мне не открыли, теперь вы еще.

Мама. Мне насрать, что у тебя там случилось, просто спустился и вышел! Я сказала!

Агент. Я уйду, конечно, только пачиму таким образом…

Мама. Пшел вон!

Агент. Пачиму вы так со мной?

Мама. Не хочешь уходить. Держись, сука. (Набирает номер.)

Агент (ударяет по руке). Зачем?

Мама. Ах ты тварь! (Хватает за волосы.)

Агент. Женщина не должна так себя вести.

Мама. Слушай, мудила, что я должна тебе. (Бьет в пах.)

С нижней площадки выходит Студент.

Студент. Добрый вечер, Маргарет Тэтчер.

Дед и Девочка.

Дед стоит перед дверью. Звонит.

Девочка. Да.

Дед. Можно я войду?

Девочка. Допустим.

Дед входит, топчется.

Ты че, насиловать меня будешь? Мне уже кричать? Или подождать, пока ты спустишь штаны?

Дед. Я…

Девочка. Ты старый, мне еще далеко. Ты уже не можешь, я только вхожу во вкус. Продолжим?

Дед. Мне нужно с тобой поговорить.

Девочка. Тебе? Со мной? Ты ничего не попутал?

Дед. Ничего.

Девочка. Тебе к соседке. Ей сто лет, она знает, что таким нужно.

Дед. Нет, я слышал, что твоя мама…

Девочка. Любит папу. А папа не любит никого, потому что он любит соседку со второго этажа. У нее грудь больше.

Дед. Нет, я….

Девочка. Ты че, думаешь, что я не понимаю, чего ты пришел? Моя родительница наплела про меня, мятую кровать и решила попросить участника ВОВ отодрать меня в хорошем смысле. Или, по-вашему, это в плохом?

Дед. Я не воевал.

Девочка. Ты че, артист?

Дед. Нет.

Девочка. Только артисты не ходили. Тогда контуженый. Все, я поняла. Ты приверженец другой религии. Буддист. Или язычник какой. Хотя таких только в армию не берут, а на войне они тоже, как и все. С автоматом. Та-та.

Дед. Это ничего, что ты так шпаришь. Если обращать на все, что мы говорим, на воздух, то времени не останется на другое.

Девочка. Понятливый.

Дед. Главное – наши поступки. Запоминается то, что ты…

Девочка. Давай дневник. Будем считать, что на этом лекция по воспитанию растущей молодежи окончена.

Дед. Еще…

Девочка. Все! (Закрывает дверь.)

Дед. Все должно быть не сразу. Я со своей только через год после знакомства лег. И то не в первую ночь. В первую так умаялись. В нашем доме-то гости не расходились. И мы у тещи. А моя боялась, что мамка нас услышит. Вот и перенесли нашу брачную ночь на другой день.