Страница 27 из 61
Выяснить это можно только одним способом. Я закрываюсь в изолированной программной среде и до максимума увеличиваю способность имитации своей нейронной сети. Полная имитация единственного человеческого мозга на молекулярном уровне поглощает значительную часть вычислительной способности корабля. Возникает странное чувство. На уровне моего сознания не должно быть никаких ощутимых различий, но я могу поклясться, что мысли стали более расплывчатыми и хаотичными, более склонными к взаимопроникновению и формированию новых идей.
Я даю команду программной среде реализовать содержимое квата Исидора в виртуальном разуме. Оптический нерв регистрирует вспышку, а потом я слышу голос.
Ты живешь на острове, называемом каузальностью, произносит он.
Как и Исидор до меня, я слышу речь Каминари. Когда она заканчивается, я скручиваю свиток. Голова кружится. Я неудачно опираюсь на зеленую планету и едва не падаю, когда рука соскальзывает по холодной и гладкой атмосфере.
История Системы трактует Вспышку как исключительное событие, вызванное неудачным трансцендентальным переходом, осуществленным Каминари-зоку, пагубным последствием зарождения бога, которое Соборность пыталась ограничить, начав Протокольную войну. В действительности событие, повлекшее за собой уничтожение Юпитера, было спровоцировано Большой Игрой зоку в попытке предотвратить взлом замков Планка, к чему стремились Каминари-зоку. Пространственно-временное оружие. Держу пари, Барбикен и его дружки тоже имеют к этому какое-то отношение.
Эта мысль вызывает холодную ярость. Я должен сдержать обещание. Я не ограничусь твоими игрушками. Ради Марса и ради Каминари.
Я мог бы шантажировать Большую Игру, угрожая выдать их. Но вряд ли они сильно испугаются. Соборности нет до них дела, особенно сейчас, ведь у них наверняка имеются тайные агенты почти во всех сообществах зоку. Вероятно, Большая Игра легко справится с любой попыткой взять их за горло.
Того, что сделали Каминари, недостаточно, чтобы Большая Игра решилась уничтожить Марс. Вероятно, они опасаются того, как это было сделано. Создание все-Системного вирусного сообщества зоку? Но каким образом это могло бы помочь открыть замки?
Мы обнаружили ответ в Коллапсе, сказали Каминари. Нам нужна твоя помощь.
Коллапс — это еще одно белое пятно и в моей памяти, и в истории. Если бы иметь доступ к экзопамяти, я наверняка смог бы отыскать свидетельства вмешательств Большой Игры.
Общепринятая версия говорит о неожиданном катастрофическом обвале глобальных квантовых рынков, импортировавших бестелесных существ на старую Землю, настолько перенаселенную, что большинство людей уже не могли позволить себе человеческую форму. О периоде хаоса и безумия, когда предки зоку, оортианцев и других цивилизаций Системы бежали из гибнущего мира, оставив его дикому коду и...
Слово вспыхнуло у меня в голове, словно начертанное добела раскаленным пером. Аун. Они были там. Это они захватили власть после Коллапса. Они должны знать, что произошло. Только им может быть известно, чего так сильно боится Большая Игра, что решилась уничтожить два мира, лишь бы это скрыть.
Я закрываю за собой сокровищницу и направляюсь в вир книжной лавки.
Через врата главного Царства отдыха корабля я попадаю на трансатлантический лайнер «Прованс», совершающий бесконечный круиз по золотому от солнца морю. Здесь меня ждет плавательный бассейн, теннисный корт на палубе и компания мисс Нелли Ундердоун[27]. Я останавливаюсь, прислушиваюсь к крикам морских птиц и негромкому плеску волн. И внезапно понимаю, как я устал. Может, мне как раз это и надо: несколько тихих субъективных часов в шезлонге, с хорошей книгой, лежащей на лице. Ощутить запах солнца, старой бумаги и пота, окунуться в бассейн и провести вечер с очаровательной молодой женщиной, пусть и воображаемой.
Меня удерживает внезапная мысль.
А что сказала бы «Перхонен»?
Я так и слышу голос оортианского корабля, тихий, словно трепет крыльев бабочки.
Я знаю, что с тобой происходит, Жан. Ты избегаешь мальчика. А время идет. Я ничем не могу помочь, а Миели все еще не на свободе. Прекрати ныть и делай то, что должен сделать.
Вот чего не хватает мне на «Леблане» при всех здешних сокровищах. Голоса, который говорил бы только правду.
Вир книжной лавки сохранился неизменным — что само по себе подозрительно — зато Матчек изменился. Теперь он выглядит старше — примерно одиннадцать или двенадцать лет. Он поднимает голову, когда я вхожу, хмурится и продолжает читать. Ауна нигде не видно.
Я пододвигаю стул и сажусь рядом.
— Привет, Матчек.
Он не реагирует.
— Как дела?
Молчание.
Я внимательно присматриваюсь к нему. Волосы стали длиннее, и в них уже появился проблеск седины. А в глазах мелкими осколками льда заблестела пронзительная голубизна. Я гадаю, не играл ли он снова со скоростью времени. Я очень старался изолировать вир от корабельных систем, но не уверен, что этой защиты достаточно, чтобы остановить будущего Отца Драконов, если ему станет скучно. А впрочем, это может быть просто адаптация мыслеформы.
— Что ты читаешь?
Большая часть книг в вире содержит сжатые разумы жителей Сирра и мысли Ауна, и такое чтение вряд ли принесет какую-то пользу, если только не стремиться стать одержимым джинном или похитителем тел.
— А твои друзья здесь?
— Разве тебе не все равно? — наконец говорит Матчек.
Я откашливаюсь.
— Знаешь, я подумал, что нам пора поговорить как мужчина с мужчиной.
Он захлопывает книгу, крепко прижимает ее к груди обеими руками и смотрит на меня.
— О чем?
— О многих вещах. Я хотел поблагодарить тебя за помощь и...
— И рассказать о том, как похитил меня? Или о том, что мои папа и мама мертвы?
В его глазах полыхает холодная ярость, так хорошо знакомая мне по прежнему Матчеку, которого я знал.
— Почему ты мне не сказал? — Он швыряет книгу в окно лавки. Оно не разбивается, а только громко дребезжит в раме. — Когда ты собираешься выпустить меня отсюда?
Я потираю переносицу. Ситуация становится предельно серьезной. «Леблан» обладает достаточной компьютерной мощностью для полной физической имитации, недавнее полусонное состояние уже исчезло, но я сомневаюсь, что это хорошая идея.
— Послушай, Матчек, — осторожно начинаю я. — Тебе известно, почему родители поместили тебя в тот вир на берегу? Они хотели, чтобы ты был в безопасности. На тот случай, если с миром произойдет что-то ужасное и они больше не смогут сами тебя защитить. И я только пытаюсь...
Я невольно сглатываю. Я уверен, Боян и Наоми Чен не одобрили бы моего намерения использовать их сына в качестве вирусного оружия массового поражения. Но иногда я становлюсь таким же рабом обстоятельств, каким был мой почти-сын Исидор: когда замок щелкает и я вижу единственный выход, трудно не схватить первый же попавшийся под руку инструмент.
Я не могу смотреть Матчеку в глаза, поэтому встаю и подхожу к ближайшему книжному стеллажу. И прислоняюсь к нему. Голубые с серебром корешки тысяч книг Сирра осуждающе поблескивают в полумраке.
— Я только хочу, чтобы ты знал: я никогда не собирался причинить тебе вред. Ты здорово помог мне на Япете, и я уверен, Миели будет тебе благодарна.
— Мне все равно. Я вас обоих ненавижу.
— Ты должен мне поверить. Я бы все тебе объяснил, когда ты был бы к этому готов, клянусь. А откуда ты узнал? Это Аун рассказал? Аун в облике твоих друзей?
Они могли бы мне помочь, но если это устроили они, я...
— Нет, не они. — Он шмыгает носом. — Это ружье.
Я оборачиваюсь. Матчек ссутулился в кресле, опустил взгляд на руки, а в глазах стоят слезы.
— Сначала было так интересно снова получить тело, хоть и призрачное, как у джинна из бутылки, — говорит он. — Я отыскал «Леблан». Я мысленно обратился к нему, и он впустил нас, как ты и обещал. А потом я увидел ганскейп. Ждать было скучно, и я с ним поиграл. Мои друзья помогли мне подключиться.