Страница 1 из 20
Никлас Натт-о-Даг
1793
Коварство порождает коварство, насилие порождает насилие.
Карта Стокгольма
Часть первая
Призрак дома Индебету
Большой страх пришел. Тысяча слухов множатся, один другого нелепее, и разобраться возможности нет. Рассказчикам несть числа, но мнится мне, все они отчасти поэты. Если верить упомянутым россказням, свирепость злодейства превосходит все, доселе нами ведомое.
Микель Кардель лежал на доске в ледяной воде. Юхан Йельм не шевелился, в углах рта скопилась розовая пена. И Кардель упустил Юхана – волна вырвала скользкий от крови и соленой воды воротник из его руки, и Йельм пошел ко дну. Микель закричал, но из глотки вырвался только слабый стон. Он опустил голову в воду, проследил путь друга в бездну, и ему показалось, что там, в глубине, где бессильно зрение, угадывается иной, недоступный человеку мир. Искалеченные тела моряков медленно опускаются к вратам преисподней, ангелы смерти принимают их под черные крылья, а черепа их щелкают челюстями в припадке издевательского хохота.
1
– Микель! Микель Кардель! Пальты!1
Сначала тихо, потом все громче, громче… Его имя точно всплыло из глубины, взбаламутив омут сознания. Он сделал попытку разлепить глаза. Левый открылся сразу, а правое веко пришлось поднимать усилием брови, подпертой указательным пальцем. Боль в отсутствующей руке обязательно даст о себе знать. Но не сразу. Вместо левой руки – выточенное искусным столяром деревянное подобие, буковый протез. Даже пальцы есть. Культя покоится в выдолбленном по размеру углублении и удерживается на локте кожаными ремнями. Сколько раз зарекался – развязать или хотя бы ослабить ремни перед выпивкой, тогда бы не натерло культю до крови.
Первое, что он увидел, – грязные, в жирных пятнах доски стола. Попытался поднять голову и удивился: голова не поднималась. Щека прилипла к столешнице. С усилием выпрямился, лишившись при этом парика. Выругался, отодрал парик от липкой жижи, вытер им лицо и сунул за пазуху. Шляпа валяется на полу, тулья сплющена – видно, кто-то наступил. Микель поднял шляпу, выправил тычком кулака и натянул по самые уши.
Постепенно начали связываться обрывки памяти. Ну да, трактир «Гамбург». Напился до бесчувствия и так и уснул за столом. Преодолевая головную боль, огляделся – остальные не лучше. Хозяин не выбросил их в канаву только потому, что сохранил кое-какую надежду: а вдруг расплатятся за выпитое? Валяются на полу и на лавках, дожидаются утра, когда можно будет двинуться домой и принять на себя град упреков и ругательств.
Карделю все равно. Он калека, живет один и располагает своим временем, как захочет.
– Микель, ты должен пойти с нами! Там утопленник! Там, в Фатбурене2, утопленник!
Двое. Беспризорники. Физиономии знакомые, только имена вспомнить не может. У них за спиной – Багген, жирный хозяйкин кавалер. Краснорожий и заспанный. Встал между детьми и главным сокровищем погребка, собранием гравированных стеклянных кружек, хранимом под замком в синем шкафу. Кроме замка, есть еще и засов.
Здесь, в кабачке «Гамбург», по пути к виселице в Скан-стуле, осужденным на смерть позволяют выпить в последний раз в жизни. После чего на кружке алмазом процарапывают имя висельника и отправляют в синий шкаф.
Посетители могут выпить из такой кружки, но за отдельную плату и под наблюдением. Плата зависит от известности преступника. Почему-то считается, что это приносит счастье. Кардель никогда не мог понять, почему.
Он протер глаза – как песком засыпаны. И в ту же секунду понял: он все еще пьян.
– Какого черта?! – хотел спросить Микель, но вышло что-то вроде «ова чёта». Голос не слушался, язык словно прилип к наждачному нёбу.
Ребята переглянулись. Ответила девочка. Наверняка старшая сестра – очень уж похожи. Только и разницы, что у мальчишки заячья губа. Мальчугана окатила волна перегара, он сморщил нос и спрятался за спиной сестры.
– Там мертвец в воде, прямо у берега…
В ее ломком голосе – странная смесь страха и возбуждения.
Малейшее усилие привести в порядок мысли – и Микелю показалось, что у него сейчас лопнут вены на лбу. Сердце колотится так, что, наверное, на улице слышно.
– А мне-то какое дело?
– Ну пожалуйста, Микель, там нет никого, а мы же знали, где тебя искать.
Кардель, спотыкаясь, спустился с крыльца «Гамбурга» и пошел за детьми, вполуха слушая рассказ про одичавшего вола, собравшегося было напиться из Фатбурена, но испугавшегося и убежавшего в сторону Танто.
– Он его мордой, пошевелил, мордой…
– Утопленника… – вставил мальчик.
– Ну да… А тот как начал вертеться!
– Утопленник, значит…
Ближе к озеру мостовая закончилась, и они зашагали по раскисшей глине. Кардель давно не был в этих краях. Ничего не изменилось. Уже много лет городские власти собирались очистить берег, построить причалы и мостки, но все планы словно уходили в песок. Даже не в песок, а в эту мокрую, скользкую, вечную глину. Удивляться нечему – и город, и все королевство балансировало на грани катастрофы. Кому и знать, как не ему. Кардель, как и многие другие, постоянно искал приработки, брался за любую работу – мизерного годового жалованья даже на жратву не хватит.
На месте немногочисленных усадеб по берегам появились мануфактуры. Отходы, недолго думая, сваливали прямо в озеро – предназначенная для мусора выгородка, обнесенная дощатым забором, давным-давно переполнена.
Нога поехала по скользкой глине, оставив за собой широкий след. Он нелепо взмахнул единственной рукой, пытаясь удержать равновесие, смачно выругался, но все же устоял.
– Небось протухшей подружки испугался, вол-то ваш. Или свиного хребта. Мясники, сволочи, все в озеро валят. Нечего было будить.
– Мы лицо видели в воде, – наперебой закричали дети. – Он у самого берега лежал! Человеческое!
У кромки воды бледно светилась неопрятная пена. Дети правы – что-то там плавает в нескольких метрах от берега. Что-то темное. Вряд ли человек – слишком маленький.
– Я же говорил – с бойни.
– Он у самого берега лежал, отнесло, наверное… Лицо было видно!
Девочка продолжала настаивать, а мальчик молча кивал чуть не на каждое ее слово.
Кардель фыркнул:
– Я пьян. Поняли? В соплю пьян. В зюзю. Лучше вспомните, какую взбучку получили от того сепарата, которого вы заманили искупаться в Фатбурене…
Он, чертыхаясь, долго снимал одной рукой кафтан. Забытый за пазухой парик упал в грязь. Ну и черт с ним. Купил эту дрянь за несколько рундстюкке3. Мода на парики уже отходила, и носил он его, только чтобы выглядеть подостойнее, – больше шансов, что кто-то пригласит ветерана войны на стаканчик-другой.
Кардель поднял голову – над Орста-фьордом все небо усеяно серебряными гвоздиками звезд. Наверное, дело идет к полуночи. Он закрыл глаза, чтобы не потерять внезапно посетившее ощущение красоты мира, шагнул в воду – и погрузился в жидкий ил чуть не по колено. В сапог хлынула ледяная осенняя вода. С усилием выдернул ногу, чтобы не упасть, и двинулся вперед. Сапог остался на дне.
Вода тяжелая, дурно пахнет, вокруг плавает полно какой-то дряни, которую выбрасывают даже обитатели сёдермальмских трущоб, а им-то вроде бы и выбрасывать нечего – нищие как церковные мыши.
1
Пальты – род полиции нравов, в чью обязанность входило не допускать открытой проституции на улицах Стокгольма. Другое название – сепарат-стража. – Здесь и далее примеч. пер.
2
Фатбурен – в Средние века – озеро в центре Сёдермальма, впоследствии осушено.
3
Рундстюкке – мелкая медная монета.