Страница 19 из 27
Два русских клипера, которых восстание застало в Англии по пути в Атлантику и Тихий океан, были возвращены на Балтику. Крупнейший фрегат Средиземноморской эскадры – «Генерал-адмирал» – был также направлен в Кронштадт, второй переведен в Пирей. Четыре корвета и два клипера Тихоокеанской эскадры стягивались к Нагасаки334. В январе 1863 года на Балтике была заложена блиндированная батарея, в июне – башенные броненосные лодки, ускорены работы по переделке деревянного фрегата в броненосный335. В первой половине 1864 года было построено 11 однобашенных мониторов (получивших позже название башенных лодок)336. Строившаяся в Англии броненосная батарея «Первенец», которую спустили на воду в мае 1863 года, несмотря на то, что не была завершена установка броневых плит, в августе была переведена в Россию337. 5 (17) августа, сопровождаемая винтовыми фрегатами «Генерал-адмирал» и «Олег», она пришла на рейд Кронштадта338. На случай войны были подготовлены к обороне приморские крепости, срочно укреплялись Кронштадт и Керчь. На 1863 год на строительство в Кронштадской крепости было выделено 2 млн 100 тыс. рублей339. Даже в устье Невы строилась резервная линия обороны, состоявшая из батарей тяжелой артиллерии340.
В начале 1863 года под знаменами русской армии находилось 818 105 чел., а через год – уже 1 076 124 чел.341 За первые полгода Военное министерство увеличило численность войск в Европейской России на 167 тыс. чел., и она достигла (не считая Кавказа) 690 тыс. чел. при 1026 ор., из них в Варшавском, Виленском и Киевском округах – 342 тыс. при 410 ор.342 В августе численность войск в трех последних округах достигла 405 тыс., при 442 ор.343 Боеготовность войск была низкой – опасность в случае столкновения с бывшими противниками по Крымской войне потерпеть поражение была реальной. Не хватало резервов, материального обеспечения. Опасаясь столкнуться опять с ситуацией, в которой размещение заказов на оружие из заграницы станет невозможным, Военное министерство приняло решение о расширении собственной базы производства орудий – в 1863 году было решено, что существующей в Петербурге небольшой пушечной мастерской будет недостаточно для нужд армии – она была расширена до завода, еще один завод – в будущем знаменитый Обуховский – был заложен под Петербургом, и, кроме того, на Каме близ Перми были заложены сталепушечный и чугунопушечный заводы344.
Однако эти меры не могли обеспечить быстрый, краткосрочный эффект. Тем временем многие части уже формировались или планировались345. Тяжелым было и финансовое положение страны. После окончания Крымской войны русское правительство почти в два раза сократило военные расходы и с 1859 года стабилизировало их, не допуская резкого роста. В 1859 году они составили 106,692 млн руб., в 1860-м – 106,654 млн руб., в 1861-м – 115,965 млн руб., в 1862-м – 111,697 млн руб. Однако польское восстание заставило Александра II отказаться от этой политики. В 1863 году военные расходы достигли 115,577 млн руб., в 1864 году – 152,577 млн руб. (цифры даются без учета экстраординарных расходов). В 1863 году военные расходы составили 37,8 % всех государственных расходов империи, в 1864 году – 34,97 %346. Увеличение военных расходов вызвало резкое ухудшение финансового положения России: если в 1862 году дефицит государственного бюджета составил 34,85 млн рублей, то в 1863 году – 123 016 790 рублей (считая 79,442 млн рублей, потраченных сверх первоначальной росписи расходов на 1863 год, из которых 39 110 676 рублей было потрачено: 36 440 352 руб. – на нужды армии, 5 557 522 рублей – на нужды флота и 7 112 801 руб. – по другим ведомствам и министерствам)347.
Принять в такой обстановке сторону Герцена (сочувствовавшего восставшим) для офицера означало только одно: стать нарушителем присяги. Уйти в отпуск, когда призываются резервисты и страна готовится к отражению нападения на нее, – это было бы похоже на дезертирство. Отмечу, что пропаганда пораженческих настроений и в более поздний период была мало популярной в сфере кадровых офицеров.
У проблемы отношения к восстанию 1863 года есть еще один аспект. С точки зрения гражданской юриспруденции поляки были мятежниками, но в условиях военных правовых норм, регулировавших формы партизанской войны и методы борьбы с ней, больше всего раздражала партизанская тактика инсургентов, которая для офицеров почти граничила с бандитизмом. Не зря восстание 1830–1831 годов, которое было обычной войной полевых армий и осады крепостей, не вызвало такого ежедневного взаимного озлобления. Норма партизанской348 войны – беспощадность, отсутствие четкого деления на тыл и фронт, на комбатантов и некомбатантов, то есть война вне законов и традиций – еще не стала привычной для военных. Иначе говоря, борьба повстанцев приобрела формы, законность которых для современников-военных носила сомнительный характер. Неудивительно, что «войска были крайне озлоблены на мятежников за их бесчеловечные жестокости, которые они совершали над местными жителями и над попавшими в их руки русскими солдатами и офицерами», – вспоминал Д. А. Милютин349.
У той части российского общества, которая порицала поляков, был заметен подъем патриотических настроений. Д. А. Милютин вспоминал: «Вооруженный мятеж поляков и дипломатическое вмешательство Европы, столь прискорбные сами по себе, имели, однако же, и свою полезную сторону для России. Они произвели благоприятный перелом в настроении умов в среде наших образованных слоев; открыли глаза той части нашей интеллигенции, которая в течение двух предшествующих лет легкомысленно поддавалась в сети польской интриги»350. Даже иностранцы были поражены силой патриотического единомыслия русских.
Английский посол лорд Нэпир писал графу Росселю: «В случае вмешательства или угроз со стороны иностранных держав воодушевление будет чрезвычайно сильное. Все национальные и религиозные страсти русского народа затронуты польским вопросом. Рекруты спешат стать в ряды войска с небывалым рвением, твердо уверенные в неизбежности войны за веру»351. Итак, отрицательное отношение к событиям 1863 года в Царстве Польском и Виленском генерал-губернаторстве для офицера можно назвать правилом352.
Истоки одного мифа и реалии
С поведением Н. Н. Обручева в 1863 году связана легенда, сторонники которой ссылаются на дневник ген. М. А. Газенкампфа.
Великий князь Николай Николаевич (старший), командующий Дунайской армией, крайне негативно относился к Н. Н. Обручеву (и не только к нему) и в 1876-м, 1877 годах, когда предлагалась кандидатура Обручева на пост начальника штаба армии (в Ливадии в 1876 году), начальника штаба Дунайского отряда (по предложению цесаревича в декабре 1877 года), категорически воспротивился этому. Газенкампф так описывает аргументацию великого князя: «Когда, в 1863 году, был объявлен поход 2-й гвардейской пехотной дивизии, то Обручев сложил с себя звание начальника штаба этой дивизии, открыто заявив, что не желает участвовать в братоубийственной войне, и перешел в главный штаб, на должность управляющего делами Военно-Ученого комитета. Хотя с тех пор много воды утекло и Обручев давно бросил свой ярый либерализм, но великий князь ни простить, ни забыть этого не может. Он сам рассказывал мне (то есть Газенкампфу. – О. А.) эту историю, о которой я, будучи в 1863 году молодым офицером, и не подозревал (выделено мной. – О. А.)»353. И не случайно!
2-я гвардейская дивизия была передислоцирована в Виленский край в феврале 1863 года. В Военном министерстве тогда разрабатывалось положение о Военно-окружном управлении и проектировалось деление страны на военные округа. Этим занимались две редакционные комиссии, одна – под руководством дежурного генерала гр. Ф. Л. фон Гейдена – для разработки положения о Военно-Окружном штабе и войсковом управлении, вторая – под руководством тайн. сов. Ф. Г. Устрялова – по административным и хозяйственным вопросам354. Именно в феврале 1863 года «в состав первой (комиссии. – О. А.) были назначены (выделено мной. – О. А.): вице-директор Инспекторского Департамента, генерал Свиты гр. Сиверс (Евгений Егорович), состоявший при Военном министерстве действ. ст. совет. Штанге, полковники: Масониус, Якимович, Обручев и Аничков»355.