Страница 35 из 51
— Да если этот гад останется последним мужиком на все миры, я и тогда в его сторону даже не гляну. А ты о сексе вещаешь. Нет уж, лучше монастырь… Мужской.
Отшельник горько улыбнулся. Потом хитро сощурился. Позвал меня за собой. Я с охотой последовала за ним. Хоть будет возможность осмотреться. Хозяин дома завёл меня в другую комнату и ткнул пальцем на стену, где висела картина. Я моргнула. Первым порывом было закрыть глаза и не смотреть. Уж насколько я давно и прочно пропила свою скромность, но, глядя на изображение, хотелось зажмуриться.
На ней были нарисованы мужики в рясах в количестве тринадцати штук, и они трахали девушек, по двое, по трое. Но не это вызвало чувство омерзения, а то, что некоторые из девиц валялись на полу, из их влагалища и из задницы торчали длинные палки. Я скривилась и отвернулась.
— Какая мерзость. И зачем ты мне это показал? Это же маразм полный. И девицы эти… За каким надом они терпят эти издевательства? — прошептала я. — Встали бы и ушли. Так нет же, в них палки суют, а они смотрят щенячьим взглядом. Фу! Омерзительно. Куда их гордость подевалась. И почему у тебя висит эта картина? Только не говори мне, что она тебя возбуждает.
— Это жрецы храма Сайла, бога разврата и похоти. Девушки в этом храме перед свадьбой лишаются невинности. Все они находятся под воздействием магии. Они просто не понимают, что с ними творят. А потом не помнят. Эту картину написал один из жрецов, побывавший за Гранью и осознавший мерзость своих поступков. Он ушёл из жрецов. Успел написать картину, а потом его убили. Никому не позволено покидать храм, — печально произнёс отшельник, вперившись в картину. Я проследила за его взглядом. Он смотрел на одну из девушек, которую имели четверо. Двое спереди и двое сзади.
— Ты её знаешь? — шёпотом спросила я, уловив горечь в глазах парня. Он кивнул. Но пока ничего не сказал. Я не торопила. Не хотела испортить такой момент.
— Она была моей невестой. Перед свадьбой на неделю каждая девушка должна была быть отправлена в храм. Мы считали, что они там проводят время в самопознании. Лишение девственности — дело минутное. Им потом надлежало восстановиться и отправляться под венец. Но за день до возвращения Селвиры мне пришла эта картина. Трудно представить, что со мной тогда творилось. Я готов был бежать в храм и устроить резню. Но меня отговорили. Это был бы бессмысленный поступок. Я просто отменил свадьбу. Жить с той, которую пользовали столько мужиков, у меня не было желания.
Отшельник замолчал. Он сжимал и разжимал кулаки, подавляя гнев. Я сначала молчала, прекрасно понимая чувства парня. А потом тихо задала вопрос:
— А как девушка отреагировала, когда вернулась? Ты ей открыл правду? Показал картину?
— Мне не пришлось этого делать. Она прислала записку, где сама отказалась от свадьбы, сообщив, что остаётся в храме. Видимо, ей очень сильно понравилась групповуха. Один бы я точно не смог дать того, чего она хотела.
Отшельник взъерошил волосы, провёл руками по лицу, словно отгоняя наваждение. Потом стремительно подошёл к картине и достал небольшой миниатюрный портрет. На нём была изображена взлохмаченная старуха лет шестидесяти, неопрятная и неухоженная. Я непроизвольно гадливо поморщилась, уже предчувствуя, что скажет хозяин дома. И не ошиблась в своих предположениях.
— Это то, что с ней стало спустя всего лишь два десятка лет. Потасканная, резко постаревшая. А ей в тот момент было всего семнадцать. Сейчас она вызывает омерзение.
— Подожди, ты хочешь сказать, что этой старухе всего тридцать семь? — поражённо выдохнула я. Он кивнул. Я отвернулась от картины, собираясь вообще покинуть комнату отшельника. И в этот момент почувствовала, как на груди нагрелась книга.
Я застыла, пытаясь понять, что она мне хотела сказать или показать. И тут увидела его. Своё задание. Посох. Он стоял в углу, напоминая посох из детских сказок. Длинный, белый, с тремя рогами на верхушке. Я засмотрелась. От посоха шло тепло, такое же, как и от моей книги.
— Ты чего застыла? — около меня появился отшельник, проследил, на что направлен мой взгляд, и нахмурился.
— Он тёплый, — я блаженно улыбнулась, словно купаясь в ласковом прикосновении. Прикрыла глаза. — Так хорошо.
— Ты что, его чувствуешь? — удивился хозяин дома. — Как ты его вообще увидела? Он скрыт пологом невидимости.
— Он меня сам позвал, наверное. Захотел поделиться своим теплом, — я продолжала счастливо улыбаться. Было так хорошо и радостно на душе, как я давно уже себя не ощущала. — А что это такое? Расскажешь?
— Нет, незачем тебе об этом знать. Иди к себе, мне работать надо, — нелюбезно рявкнул отшельник. Я надулась, помахала посоху рукой и покинула кабинет парня, напрочь забыв об оборотне.
Зато он прекрасно помнил обо мне.
Глава 11
Стоило мне с блаженным видом выйти из кабинета, как меня тут же сгребли в охапку. Я ойкнула, пискнула и вспомнила о разъярённом оборотне. Вот чёрт! Вглядевшись в парня, с облегчением выдохнула. Мало того что вид его был привычный человеческий, так в глазах я заметила смешинки.
— Попалась? Теперь не сбежишь от меня, — прошептал в самое ухо Шэн. По моей коже побежали мурашки. Федот, глянув на нас, наставительно произнёс:
— Транспортируй её в комнату, пока она ещё чего не учудила. А то ведь никто не может угадать, что в голове у нашей Зи. Ей как вожжа под хвост попадёт… Да и смена настроения иногда пугает.
И сам собрался лететь в другую сторону. Я от возмущения чуть не задохнулась. И это он всё обо мне? Когда, интересно, у меня смена настроения была? Я же спокойная как удав… естественно, когда рядом нет белобрысой язвы — Шэна.
— И это говорит мой фамильяр? Вместо того чтобы помочь, ты предлагаешь ему… — договорить колобок мне не дал. Бросив едва заметный взгляд на дверь кабинета, колобок прижался ко мне и зашептал:
— Зи, ну не дуйся. У меня же сердце кровью обливается, когда я на вас смотрю. Может, потом вы станете терпимее друг к другу. Я ж из благих побуждений.
Быстро произнеся свои слова, Федот взмахнул крыльями и взлетел. А Шэн взял меня за руку и повёл в одну из комнат. Я не сопротивлялась. Сначала шла с унылым видом, как агнец на заклание, но постепенно я всё больше расслаблялась, бросала заинтересованные взгляды на юношу.
В голове возникла наша первая встреча. Мрачный и неразговорчивый оборотень, с опаской отнесшийся к новичку, который смог его обчистить. Да и потом особой любви к себе я не замечала. Он всё время старался ужалить меня побольнее. Естественно, я отвечала тем же. И вот сейчас нечто необъяснимое наполнило мою душу. Может, это действие посоха, может, чего другого, но в груди зрело предвкушение.
Я бросила взгляд на Шэна. Лицо сосредоточено, он напряжённо о чём-то размышлял. Губы сжаты в тонкую линию. Скулы заострились, ноздри раздувались, словно он к чему-то принюхивался. Но за всю дорогу Шэн не произнёс ни слова. Хотя я видела, как он несколько раз открывал рот, собираясь что-то мне сказать. Но тут же закрывал его.
Как только мы оказались в комнате, Шэн что-то прошептал, махнул рукой, обводя периметр покоев, и только тогда облегчённо выдохнул.
— Рассказывай. Судя по тому лицу, с которым ты вышла из кабинета, удалось найти то, что нам нужно? — я кивнула. — И как, он надёжно спрятан? Много возни будет?
— Он просто стоит в углу. Но отшельник был удивлён, что я его заметила. Как сказал хозяин дома, посох был скрыт пологом невидимости. И я вообще не должна была его увидеть. Но у меня возникло чувство, что эта вещица сама меня позвала. От посоха исходило тепло, и на душе стало так радостно, — поделилась я своими впечатлениями. — Но проблема конфискации остаётся открытой. Посох у него в комнате. Чтобы туда попасть, надо пройти кабинет. А в нём всегда он работает. Хотя чем занимается, я так и не смогла понять. Когда я вбежала, он просто сидел за столом и смотрел в одну точку.