Раса и Красота

***

Прежде всего, скажу я о цвете волос. Чёрные волосы гораздо красивее смотрятся на светлой коже в виду того, что создают определённый контраст, тогда как светлые волосы, сливаясь по цвету с кожей, с эстетической точки зрения совершенно пресны. Это утверждение справедливо не только к белокурым волосам на белой коже, но и к русым волосам на коже смуглой. Рыжие и красные волосы могут красиво смотреться на светлой коже, но лишь если на той отсутствуют веснушки, ибо веснушки суть уродство, поскольку создают впечатление беспорядочности и цветового шума. Бывает так, что какие-то другие черты лица перевешивают эту черту в некоторой степени, так что общий образ не оставляет неприятного ощущения, но не оставляет сомнения, что без этой черты образ был бы гораздо привлекательней. Белая и светло-смуглая кожа определённо красива, поскольку бледность напоминает нам о смерти, а смерть, как известно, есть лучшее украшение женщины. И я готов защитить это утверждение не только лишь поэтически красивым предложением, но и указав на то обстоятельство, что жизнь неизменно ведёт к старости, а вместе с ней – и увяданию красоты молодости, тогда как за смертью же старение невозможно; смерть фиксирует образ, существующий до неё, не позволяя ему далее каким-либо образом чахнуть и терять свою красоту. Пускай даже и само тело подвержено разложению и гниению, это не в состоянии как бы то ни было повлиять на нетленность образа, запечатлённого, подобно фотоизображению, с моментом прихода смерти. Такой образ не знает старения, ведь образ стареет вместе с телом, а всему мёртвому – старение чуждо. В то же время, образ и не гниёт вместе с мёртвым телом, как можно было бы логически предположить, поскольку чем больше времени проходит с момента смерти, тем более отделяется образ от тела, к которому был привязан при жизни, в конечном итоге становясь абсолютно самостоятельным, не подверженным не только старению, но и всякого рода процессам, присущим телу post mortem. Но образ тесно привязан к трупу ещё тогда, когда признаки разложения не видны на лицо, а из явных видимых признаков смерти наиболее явственно выражается бледность кожи. В этой бледности мы наблюдаем красоту нетленной молодости, которую воспели в своих произведениях многие великие поэты, именно в смерти женщины и черпавшие вдохновение.

В то же время, даже слегка смуглая кожа на фоне чёрных волос кажется зачастую более светлой, чем таковой кажется белая кожа на фоне белокурых волос; кроме того, загорелая кожа на фоне светлых волос кажется совершенно неестественной, тогда как черноволосых девушек редко испортит умеренный загар. То, что абсолютно белая кожа редко бывает красивой, мы обосновываем её неестественностью, так как она встречается лишь у альбиносов, являющихся явлением весьма редким и совсем непривычным. Даже бледная кожа мёртвого тела имеет синеватый или фиолетовый оттенок. У темноволосых девушек, таким образом, в искусственном высветлении смуглой кожи отсутствует какая-либо нужда; смуглая кожа зачастую гораздо более привлекательна, чем белая – при условии, что она сочетается с чёрными волосами. Из вышеописанных же соображений, негритянки с излишне тёмной кожей, как правило, не так привлекательны, как их более светлокожие соратницы, не только в виду отсутствия контраста с чёрными волосами, но и банально по той причине, что их черты лица трудно различимы, поскольку игра света и тени на коже их менее выражена, чем на светлой. Среди негритянок, однако, встречаются и весьма красивые лицом, и они могут быть особенно привлекательными, если кожа их не очень темна, а в косметике они не используют ярких цветов. Затрагивая тему контрастности, замечу, всё же, что светлые крашеные волосы на фоне смуглой или тёмной кожи кажутся неестественными, и потому - ещё менее привлекательными, чем светлые волосы на белой коже, так что я не нахожу ничего красивого в том, когда смуглые кожей азиатки перекрашиваются в блондинок, отказываясь от великолепного чёрного цвета волос, который они должны ценить как важный дар. Чёрные волосы напоминают о вороньем оперении, и вместе с этим – о некой потаённой мудрости, которая присуща этой превосходной птице, воспеваемой в древних легендах всех великих народов – легенд о силе вечности такой же глубокой и таинственной, как завораживающий холодный блеск луны, отражающийся в мраке чёрных волос; белокурые же создают ощущение какой-то незаконченности, как если бы художник забыл добавить краску на почти завершённое произведение.

Когда наблюдаешь, как свет ложится на распущенные волосы азиатской девушки, в этих чёрных волнах хочется утонуть, без остатка погрузиться в них, как если бы они напоминали о первозданном мировом океане, который хранит в себе все тайны ещё неявленного, всю экзистенцию потенциального мироздания. Белокурые волосы, хотя и имеют золотистый оттенок, а не абсолютно белый, в виду светлости своей всё же напоминают нам о седине, приходящей со старостью, которая есть главный враг женской красоты. Кто скажет, что светлые волосы напоминают о солнце, тот пусть попробует выйти в полдень жаркого летнего дня, когда солнце находится в апогее своём, и посмотреть на это светило некоторое время; тут же он обнаружит, что солнечный свет неприятно режет глаза, а исходящий от него жар заставляет желать как можно скорее спрятаться в тень. Солнце в рассвете своём нисколько не красиво; оно восхищает лишь багровым закатом своим, ассоциирующимся с кровью. Потому и сравнение белокурых волос с солнцем не есть, даже в малой степени, аргумент в пользу красоты их; напротив, это ещё один аргумент в пользу их ущербности, отталкивающей и утомляющей – подсознательно мы бежим от неё, как от полуденного солнца, желаем спрятаться от неё в холодной ночи чёрных волн восточных волос, в контрасте с которыми кожа ещё и напоминает о снеге в безлюдном зимнем лесу, к которому хочется прильнуть всем своим естеством в бегстве от шумного мира человеческих забот и ненужного шума низменных социальных проблем, отвлекающих от единения с самим собой.

Кроме того, известно, что волосы становятся светлыми в результате выгорания на солнце, так что белокурость у нас ассоциируется с потерей, которая есть ущербность, если мы, конечно, не говорим о каком-либо гандикапе. Единственная причина, по которой белокурый цвет волос стал популярен – это пропаганда рекламщиков, которым гораздо выгодней убеждать наивных девушек перекрашивать волосы в светлый, нежели в тёмный цвет, так как темноволосых – большинство. Некоторые ещё могут возразить, что «белокурые волосы красивы, потому что редки», но как нераспространённость связана с красотой, решительно непонятно. Редко мы можем встретить женщин усатых, сиамских близнецов и людей, родившихся без рук и без ног. Но мы не восхищаемся этим основываясь на одном только факте, что это – какая-то редкость. Редкость сама по себе не указывает на ценность, так что это возражение мы пропустим как несостоятельное и абсолютно нелепое, к эстетике никакого отношения не имеющее. Кто концепт эстетический аргументирует через концепцию редкости, тот есть человек отчаявшийся, веских реальных аргументов абсолютно не имеющий.

Итак, тёмные волосы на светлой или слегка смуглой коже предпочтительнее, чем светлые волосы на любой коже вообще. Смуглая кожа предпочтительнее искусственно выбеленной или чрезмерно тёмной.

Тёмные, и в особенности чёрные глаза также представляются гораздо более привлекательными, чем голубые или зелёные. Отчасти, причина этого заключается в контрасте зрачка с белком глаза, но едва ли это определяющий фактор здесь, поскольку и зелёные зрачки контрастируют с бледной кожей и, естественно, глазным белком. Дело, вероятно, ещё и в том, что чёрный цвет глаз напоминает о столь любой мною ночи и тьме, в то время как голубой и зелёный – о ясном небе и летней зелени, которые неизменно нагоняют на меня хандру и тоску по прохладному дождю и мрачным осенним оттенкам. По этой же причине красивы карие, янтарные, серые и болотные глаза – они напоминают осеннюю листву, влажную от дождя землю и таинственный танец огня в ночном безлюдном лесу. Многие против карих глаз аргументируют тем, что цвет их является грязным и напоминает о нечистотах. В. Викернес приводит в своих «Речах» аргумент в пользу «грязности» карих глаз, указывая на то, что ген карих глаз превалирует над таковым голубых глаз, и «темнит» голубоглазость подобно грязи, мутнящей светлую воду. Но используя другую аналогию, точно так же можно сказать совершенно обратное – подобно золоту, алхимически облагораживающему другие металлы, ген тёмных глаз облагораживает светлоглазость. Как и аналогия Викернеса, это – полнейшая чушь, поскольку генетика гораздо сложнее и выше столь банальных аналогий. Если же, в прочем, кому-то не нравится карий цвет глаз и кажется «грязным», он ничего не способен возразить против того благородства и почти ритуальной чистоты, что наблюдаются в бездонно-чёрных глазах, встречающихся в основном среди представителей монголоидной расы. Мусульмане смогли прочувствовать мрачную энигму чёрных зрачков, что нашло свое выражение в концепции гурий – райских черноглазых дев, ублажающих в Раю праведников.