Страница 25 из 28
Недели две тому назад Нокс, вернувшись из Екатеринбурга в Омск, рассказывал, прямо захлебываясь, о своих впечатлениях и доказывал необходимость того же плана.
– «Гайда так уверен, он прямо по дням рассчитал всю операцию, когда он берет Вятку, соединится с нашими из Архангельска, на другом направлении берет Казань. В первой половине июня Гайда будет в Москве!»
А в его штабе в это время шла уже открытая работа эс-эров. Некоторые русские офицеры, будучи не в силах остановить разрушительные приготовления, уходили в действующую армию и шли на фронт. У старших чинов штаба опускались руки.
– «Помилуйте, – говорили они мне, – нет никаких сил. Докладываем Гайде о преступных прямо действиях, о необходимых решительных мерах. Гайда согласен, отдает приказ, а через десять минут из другой двери, через комнату его доверенного чеха Гусарика входит эс-эр, и все меняется».
Печать Екатеринбурга и Перми, захваченная, как почти всегда, «либералами» и социалистами, вела искусную кампанию. День ото дня все усиливая, пели они дифирамбы Гайде, восхваляли его демократизм, называли его спасителем России, единственным человеком, способным на это великое дело. И опять Москва выставлялась как близкая заветная цель. Гайда должен войти в Москву первым!
Вскоре приехал в Екатеринбург и Верховный Правитель, который в эти тяжелые дни старался личным присутствием помочь на фронте. К приходу его поезда на станции собрались все высшие чины, был построен почетный караул, пешая часть и какие-то конные в фантастической форме, что-то среднее между черкеской и кафтаном полковых певчих. В стороне важно и неприступно прогуливался Гайда, изредка подходя к кому-либо из старших начальников и обмениваясь короткими фразами. Очень интересный и показательный разговор был у меня с ним.
– «Что это за часть, генерал?» – спросил я, показывая на всадников в коричневых кафтанах, расшитых галунами.
– «То мой конвой».
– «Что за оригинальная форма у них. Сами придумали?»
– «Нет, та форма, генерал, исторична».
– ?!
– «Ибо всегда в Руссии все великие люди, ваш Император и Николай Николаевич, все имели коукасский конвой. Я думаю, что если войти в Москву, то надо иметь тоже такой конвой».
– «Что же, они у Вас с Кавказа набраны, коукасские люди?»
– «Нет, мы берем здесь, только тип чтобы близко подходил к коукасскому».
На носках приблизился ординарец и почтительно доложил Гайде:
– «Поезд подходит, брате-генерале».
Так было принято у Гайды, по-чешскому. Чтобы больше на демократа походить.
Подана команда на «краул». Оркестр играет «Коль славен» (этим церковным гимном в то время заменили мощный, музыкальный и самый красивый в мире Русский гимн). Из вагона выходит адмирал Колчак, слегка сгорбленный, с бледным исхудавшим лицом и остро блестящими глазами от бессонных ночей на фронте. Губы плотно сжаты, опустились углы их, и около легли две глубокие складки тяжелых дум. Рапорт. Обходит ряды почетного караула, смотря, по своей привычке, пристальным взглядом в лицо каждого солдата.
– «Спасибо, братцы, за отличный вид!»
– «Рады стараться, Ваше…ство-о-о!»
– «Я только что объехал геройские полки Западной армии; им трудно, на них обрушились свежие части коммунистов. Но, Бог даст, одолеем врагов России. Надо только помочь нашим…»
– «Рады стараться, Ваше… ство-о-о!» – гремит в ответ в воздухе. И все лица смотрят радостно и возбужденно.
Затем адмирал с Гайдой и еще несколькими лицами проехали в штаб армии. Здесь генерал Богословский, начальник штаба, сделал оперативный доклад по последним сводкам; положение было такое, что само собою напрашивалось решение. Западная армия несколько отступила, и теперь Сибирская армия имела фронт впереди, сильно выдавалась и как бы нависла с севера на фланге у красных. Ударить отсюда сильно – и полчища большевиков снова побегут к Волге.
Верховный Правитель сдавался на это решение, но снова зазвучал тихий, размеренный и настойчивый голос Гайды, снова пошли уверения, что нельзя нарушать плана, что помощь Западной армии гадательна, а здесь мы наверняка-де возьмем Казань и Вятку. И опять вопрос остался нерешенным.
Затем был смотр ударного корпуса, который формировался в Екатеринбурге и составлял резерв Гайды. Как курьез: в него входил «бессмертный батальон имени генерала Гайды» с коричневыми погонами и шифровкой на них: «Б.Б.И.Г. Г.» У всего корпуса были нашивки на рукавах, черно-красный угол, как в дни керенщины. Медленно и внимательно обходил адмирал Колчак все части, держа все время руку у козырька; остро-пронзительно вглядывался он в каждое лицо, как будто хотел запомнить его, как будто хотел передать свою волю, свою горячую любовь к Родине и желание спасти ее. После обхода части прошли церемониальным маршем. Вид людей был хороший, да и обмундирование вполне сносное; подготовка еще не закончилась вполне, но для развития успеха вместе со старыми частями их можно было послать.
После обеда у Гайды, в его особняке, Верховный Правитель, усталый донельзя и от парада и от стратегических споров, уехал. Вопрос о Сибирской армии был решен так, что она будет продолжать свой прежний план движения на Вятку – Котлас. Между прочим, Гайда в этот день говорил мне, что может взять город Глазов в любую минуту; действительно, там было сосредоточены силы более половины всей его армии.
– «Что же Вы не берете?»
– «Сейчас еще не своевременно. Прикажу взять, когда надо будет».
По возвращении адмирала в Омск он со ставкой начали принимать ряд отрывистых мер, пытаясь спасти положение. Торопили отправку частей Волжского корпуса. Изыскивали всюду, где можно, и посылали на фронт сапоги и обмундирование. Но в то время мало удалось собрать; дорога из Владивостока могла подавать незначительное количество, не хватало вагонов; да и генерал Нокс, в руках у которого были все запасы, выдавал их по своему собственному плану, мало иной раз считаясь с действительной нуждой русских армий.
Теперь, когда результаты работ, или, правильнее, волокиты, Главного штаба были так печально выявлены, Верховный Правитель решил идти на крайние меры: была упразднена должность Военного министра, а его права переданы начальнику штаба Верховного Главнокомандующего. Но это было и поздно, да и, пожалуй, вредно, как всякая ломка в тяжелые дни потрясения.
А события шли неумолимым ходом; остановить его или изменить можно было только героической общей работой. Надо было усилить Русский фронт и систематически, исподволь обезвредить тыл от преступной работы, направленной во вред делу спасения страны. С первой задачей справились, вторая ускользнула из рук и погубила все.
Глава III. Подвиг армии
Весна в 1919 году была дружная. Быстро сошли снега, пронеслись вешние воды, сразу выступила яркая, нежная зелень, земля просохла, и наступили теплые дни.
Это время самое лучшее для ведения военных операций. Наши полки и батареи вздохнули после тяжелой зимы. И несмотря на все недостатки, на малочисленность частей и на перевес красных, наши войска прилагали все усилия сдержать их натиск, остановить наступление. Предпринимался ряд контратак и маневров, но новые обстоятельства свели на нет и эти усилия Западной армии.
Основной план, принятый теперь, состоял в том, чтобы, отступив центром и втянув за собою красных, обрушиться на них с севера, произвести сильный удар в левый их фланг Уфимским корпусом, усиленным частями генерала Каппеля.
Одна из первых частей Волжского корпуса, Бугульминский полк, пополненный зимой значительным числом пленных красноармейцев, в первом же бою был обойден большевиками. Произошло замешательство, растерянность; была сделана попытка пробиться, не удалось, и полк передался на сторону противника. 2-й Уфимский корпус не успел к этому времени сосредоточить своих сил. Операция не удалась.
Западная армия продолжала отступление по всему фронту; в то же время большевики проявляли все больше активности, подвозили свежие войска и начали давить на правый фланг Оренбургской, или Южной армии.