Страница 58 из 111
– Автор стихов, – удивилась жена. Она даже повернулась в пол-оборота и уставилась на меня.
– Шейк Спирс? – уточнил я. – Нет, мы такого в плен не брали, – У деда где-то завалялись списки, но я точно помню. А эти стихи написал Матео.
– Ты ошибаешься, Лей! – азартно выкрикнула Цита. – Это сорок третий сонет Шекспира, который жил на Земле более тысячи лет назад!
– Да нет же, – уверенно заявил я. – Матео писал их при мне! Он лежал на кровати и, мусоля карандаш, выводил на гунции эти строчки. А потом еще записал для меня на стреттском.
– Трудно поверить. Я точно знаю, что это сонет Шекспира.
– Цита, я не должен тебе говорить , но Матео сочинял стихи по моей просьбе.
– Для Ренцы?
– Ну да, – предаваясь воспоминаниям, выдохнул я. – Мне только исполнилось семнадцать, и мы впервые с ней расстались. Каждый день одиночества казался мне последним. Мойн никого не выпускал из госпиталя, даже меня. Приходилось терпеть разлуку. Чтобы совсем не спятить, я решил сочинять стихи. Но у меня ничего не вышло. Матео, увидев мои мучения, попросил обрывок гунции и через час принес мне эти стихи. С первыми лучами Роа я отправил их Ренце. На конвертах стоял оттиск почты государственной важности. Нарочный передавал послания лично в руки моей невесте. Дед знал о нашей переписке, но ни разу не выказал неудовольствия. С того самого дня Матео пришлось чуть ли ни каждый день сочинять что-то новое. А я переписывал их своей рукой и отправлял любимой. Прости, – горестно пробурчал я. – Мне не следовало упоминать о покойной наложнице.
– Ты сильно ее любил? – отважилась Цита на мучивший ее вопрос.
– Мне казалось, что да. Но потом появилась ты, и я понял, что испытываю к тебе совершенно другие эмоции.
– Да? – усомнилась моя красавица и поникла.
– Любовь – странное состояние, – я слегка коснулся носа любимой. – Я иначе воспринимаю тебя и Ренцу, хотя люблю вас обеих. Я до сих пор люблю ее, не обижайся. К ней я испытываю искреннюю привязанность. Мои воспоминания о матери моих детей наполнены радостью первой любви и восторгом от осознания, что она принадлежала только мне. Но я знал, всегда знал, что она стоит ниже меня по положению. Мы никогда не были равными. Князь и его наложница. Она никогда не стремилась встать в один ряд с Ниньей, да и я, не задумываясь, принял волю совета. С Ренцей я чувствовал спокойствие и уверенность, знал, что каждое мое слово жадно ловится. Я был господином, дарящим любовь простолюдинке и позволяющим себя любить. С тобой же все иначе. Я не могу без тебя. Ни есть, ни дышать. Если мне приходится провести день в разлуке с тобой, у меня портится настроение. Мне нужно видеть тебя, держать за руку, ощущать твое тепло. Я желаю, чтобы ты восседала рядом со мной на лоргване. Видела мраморный пьедестал в тронном зале? Я хочу назвать тебя своей княгиней и объявить всему миру о правительнице Стратту-арре. Я горжусь, что ты моя жена. Мне не важно, какого ты рода и племени. Если Трезарианская республика предъявит на тебя свои права, то я объявлю войну. Я начну еще одну военную кампанию, но не отпущу тебя в Алленчаазе. Моя любовь к тебе всеобъемлема, а страсть испепеляет изнутри. Мне самому иногда страшно от жара, клокочущего в моем сердце. Ты – моя жизнь, Цита, моя душа. Я так тебя люблю, что сам боюсь этого чувства, настолько оно сильно. – Я на одном дыхании отчеканил целую речь. Наконец-то признался в Ците в своих чувствах и внимательно посмотрел на жену, готовую вот-вот разреветься. Она прижалась ко мне и чуть слышно вымолвила:
– Я люблю тебя, Лей.
Я повалил ее на подушки и принялся лихорадочно распутывать шнуровку на камизе. Потом, не справившись с проклятыми лентами, опять разорвал изящную шелковую вещицу и отбросил в сторону.
Через час, отдышавшись, я бросил взгляд на обрывки царского шелка и повинился перед женой:
– Я опять порвал твою камизу, прости… Веду себя будто дикарь. Но видит Наягна, мне трудно устоять.
– Переживу, – отмахнулась Цита, довольная как кошка. Она лукаво посмотрела на меня и снова заладила о своем Шекспире. – Лей, а Матео сам признался в авторстве?
– Нет, – фыркнул я. – Это я так решил. Он писал каждый день, никуда не заглядывал. Иногда ходил по комнате из угла в угол, словно подбирая слова.