Страница 11 из 25
Во-вторых, несимметричность пробитых проходов в квадратные купольные помещения: один проход – в юго-восточное помещение, два – в меньшее по размерам юго-западное, причем эти два прохода явно скоординированы с разными по ширине проходами из северного в южный неф. Создается впечатление, что, создавая проходы во вновь пристроенные с юга купольные помещения, строители в одном случае (в юго-западной ячейке) брали за образец имеющиеся проходы между нефами, симметричные в восточной и западной части постройки относительно оси трансепта, то есть исходили из композиции нефов, а в другом (в более крупной юго-восточной ячейке) ориентировались на симметрию внутри самого квадратного помещения, соединенного и с нефом, и с центральной купольной ячейкой.
В-третьих, наличие в стене южного нефа небольших михрабных ниш: обнажение стен в ходе реставрации мечети[94] показало, что эти михрабы оформлены такой же кирпичной кладкой, какую продемонстрировали расчистки на противоположной, южной стороне той же стены, закрытой при добавлении купольных ячеек, что подтверждает их раннее происхождение. Расположенные непосредственно за отделяющими трансепт арками, эти ниши были бы оправданы, только если бы фланкировали центральный михраб, а их размещение в углах слишком близко друг к другу и вне отдельных молитвенных помещений (например, портиков, боковых айванов, максур, табхана) позволяет предположить, что эти две ниши – лишь уцелевшие фрагменты целого ряда дополнительных михрабов, уничтоженного, вероятно, проходами в купольные помещения. Прямым аналогом подобного увеличения числа михрабных ниш служит опять-таки мечеть Омейядов в Дамаске, где они традиционно связываются с мазхабными различиями.[95] В сельджукской архитектуре Анатолии наличие нескольких михрабов найдет продолжение в мечетях Мардина, Сильвана, Эрзерума, построенных в XII–XIII местными сельджукскими династиями. Но во всех случаях речь идет именно о стене киблы, то есть о южной[96] стене здания.
Приведенные аргументы свидетельствуют в пользу того, что южная стена южного нефа Улу-джами Сиирта первоначально являлась стеной киблы, то есть южной стеной всего здания, и первоначальную, до прибавления трех купольных ячеек, структуру мечети следует реконструировать как двухнефную. В этом случае на месте прохода в центральную купольную ячейку должна находиться михрабная ниша, глубина которой – по аналогии с другими раннесельджукскими мечетями, – должна была достигать половины толщины стены, а фрагменты кладки плинфы с южной стороны должны соответствовать ее наружному выступу.
Двухнефная планировка молитвенного зала мечети для сельджукской архитектуры необычна, однако уникальной в мусульманской архитектуре не является. Аналоги таких мечетей обнаруживаются в памятниках раннеаббасидского времени, – например, двухнефная мечеть примыкает к дворцу халифа Хишама в Хирбат аль-Мафджар около Иерихона (II четв. VIII в.),[97] фундамент, основание михраба и фрагменты опор, выдающие двухнефное членение, сохранились рядом с сирийским Каср аль-Хейр аш-Шарки,[98] на два нефа разделен имеющий михраб молитвенный зал на втором ярусе рибата тунисского Сусса (821 г.). Правда, две последние постройки имели прежде всего военное назначение, и небольшие двухнефные залы там выполняли функцию скорее домашних молитвенных помещений: в главном замке Каср аш-Шарки была довольно большая дворовая трехнефная мечеть, в тунисском рибате коллективная молитва могла совершаться и в крепостном дворе, и на открытом третьем ярусе (прямо над двухнефным сводчатым залом), не говоря уже о возведенной рядом с крепостью Большой мечети Сусса; мечеть во дворце халифа также вряд ли была общедоступной. Более поздняя аббасидская мечеть в портовой части Дербента (Х-XII вв.) также реконструируется как двухнефная.[99]
В более поздней анатолийской архитектуре наиболее показательным примером двухнефной планировки молитвенного зала мечети является знаменитая Иса-бей-джами в Сельчуке XV в., построенная приглашенным из Дамаска мастером.[100] Весьма вероятно, что архитектурный заказ правителей провинциального анатолийского бейлика вновь подразумевал ориентацию на знаменитый омейядский прототип, с которым архитектор, безусловно был хорошо знаком.
Гипотетическое двухнефное членение зала в городской мечети, каковой является сииртская Улу-джами, оказывается решением оригинальным, но явно недостаточным для размещения сколь-либо значительного числа мусульман во время пятничной молитвы. Возможно, именно этим объясняются последующие работы по расширению мечети Сиирта за счет дополнительных помещений. При этом важно отметить, что такое решение находит аналогии и в перестройке Великими Сельджуками омейядских памятников Сирии, и в синхронном появлении айванных мечетей в Иране.[101]
Все рассмотренные первые мусульманские сооружения Анатолии, – и арабская мечеть Харрана (которую безусловно правомерно рассматривать как памятник сирийский), и три постройки, относящиеся к правлению Великих Сельджуков, – демонстрируют генетическую связь с большими арабскими мечетями, в первую очередь, – с сирийскими прототипами эпохи Омейядов, и отражают приверженность к членению молитвенного зала поперечными нефами. Однако если первый сельджукский памятник на территории Турции – Улу-джами Диярбакыра – может рассматриваться как провинциальная реплика великой мечети Дамаска и расцениваться как архитектурное выражение идеи преемственности власти Халифата, то две постройки первой трети XII в. – Улу-джами Битлиса и Сиирта, – видимых аналогий в предшествующей и современной им арабской архитектуре не находят. Отдаленные параллели их сводчатым перекрытиям можно обнаружить в сельджукских мечетях Ирана, однако рассмотренные сооружения явно уступают по размеру и сложности планов, например, кирпичным мечетям Заваре и Наина.[102]
Вполне возможно, что обращение к каменным сводам поперечных нефов в мечетях Восточной Анатолии объясняется имевшимся здесь опытом возведения христианских церквей, привлеченным для архитектурного заказа иной религии, иного типа сооружений и решения иных пространственных задач.
В то же время нельзя не отметить, что, в отличие от дворовых арабских и айванных иранских мечетей, в памятниках Анатолии явно уменьшается значение двора, – вернее, внутренний двор останется неотъемлемым элементом анатолийских медресе, заимствовавших айванную планировку, но постепенно перестает быть необходимой частью мечети. Если в Диярбакыре еще сохраняется окруженный зданиями большой двор-сахн, воспроизводящий в уменьшенном масштабе пропорции дамасского прототипа, то в Битлисе двор перед молитвенным залом получен не с помощью архитектурных форм, а за счет понижения рельефа, а мечеть Сиирта, судя по расположению минарета, вообще обходилась без выделенного двора.
Климатические условия Анатолии предопределили приоритет закрытого со всех сторон, изолированного молитвенного зала, к которому, собственно, в последующие столетия и будут зачастую сводиться небольшие турецкие мечети, породив различие между понятиями месджит и джами.[103] В целом ряде больших мечетей сельджукских княжеств XII–XIII вв. роль двора мечети будет играть открытая внутренняя ячейка, иногда позже перекрываемая световым барабаном; но эти памятники станут предметом следующего очерка.
Пока же отмечу, что уже в первые десятилетия сельджукских завоеваний Анатолии возводимые здесь пока немногочисленные мечети становятся не только необходимыми для мусульманского населения культовыми сооружениями, но и инструментом политической пропаганды и объектами архитектурных поисков. Ареал этих объектов примыкает к границам Северной Сирии, зодчество которой именно в рассматриваемый период (до середины XII в.) оценивается как наиболее интрузивная фаза средневековой мусульманской архитектуры,[104] т. е. эпоха осознания классического наследия и взаимопроникновения традиций, в т. ч. христианских. Правда, если Я. Таббаа объяснял эту особенность сирийского материала относительной изоляцией данной территории и как следствие – вынужденным консерватизмом и «томлением в собственном соку» в противовес активному поиску новаций в персидском зодчестве,[105] то применительно к анатолийской архитектуре приходится говорить скорее о сознательном выборе ориентиров в рамках политической риторики Великих Сельджуков, направленной на утверждение легитимности своей власти в северо-западных областях Халифата и тем более на вновь присоединенных территориях Восточной Анатолии.[106]
94
В ходе проводимой на момент осмотра (2012 г.) реставрации мечети Сиирта сняты полы, убраны закрывавшие нижнюю часть стен деревянные панели, счищены скрывавшие кладку штукатурка и краска со стен и сводов.
95
См., например: Стародуб. Сокровища… С. 121.
96
Во всяком случае и с допустимой погрешностью – для географических долгот Восточной Анатолии и Сирии.
97
См.: Hamilton R. W. Khirbat al Mafjar. Oxford, 1959.
98
Мечеть датируется раннеаббасидским периодом, однако в восприятии сельджуков на нее могла распространяться датировка омейядского замка, построенного в 729 г. Подробнее см.: Grabar О., Holod R. City in the Desert. Qasr al-Hayr East. Cambridge, 1978.
99
Зиливинская Э. Д. Раскопки мечети Х-XII вв. в портовой части Дербента (доклад на семинаре «История материальной культуры народов Евразии», Фонд Марджани, 14.05.2015).
100
См.: Esin D. A Study on possible foreign impacts on the Sungur bey Mosque in Nigde. Ankara, 2005. P. 76. Подробнее об этом памятнике ниже.
101
См. подробнее: Стародуб. Сокровища… С. 205; Petersen. Op. cit. P. 122; Хмельницкий. МСМ. С. 86.
102
См.: Корбендо И. Великие святыни ислама. М., 2005. С. 268–269.
103
Под турецким термином месджит (mescit) обычно понимается небольшое изолированное здание мечети, лишенное минбара и (часто) минарета и предназначенное исключительно для совершения молитвы в шаговой доступности от жилья (аналогично квартальной мечети) (см.: Petersen A. Dictionary of Islamic Architecture. L.-N.Y., 2002. P. 186); джами (gami) обозначает городскую (пятничную, «соборную») мечеть, в которой предусмотрена возможность чтения проповеди и пространство которой расширяется за счет портиков, галерей, двора; однако на практике различия и в архитектуре, и в употреблении терминов стираются.
104
Tabbaa Y. Survivals and Archaisms in the Architecture of Northern Syria, ca. 1080-ca. 1150 // Muqarnas. 1993. Vol. X. P. 29.
105
Ibid. P. 29–33.
106
См. подробнее: Кононенко. Анатолийские мечети Великих Сельджуков: архитектурные и политические ориентиры // Искусствознание. 2015. № 3–4.