Страница 3 из 15
Александра почувствовала, как охвативший ее в первую секунду испуг превращается в злость.
Какого черта?! Все говорили ей, что в Черногории практически нет воровства, что здесь царят патриархальные нравы и при желании можно вообще не запирать двери! Какая же скотина вломилась в ее жилье, рылась в ее вещах?!
Первым побуждением Александры было вызвать полицию. Однако, к собственному ее удивлению, она заметила, что не пропали ни деньги, ни документы, так что в полиции к ней вряд ли отнесутся с пониманием.
Она запихнула вещи обратно в чемодан, кое-как навела порядок и, чтобы немного успокоиться, вышла на террасу.
Южная ночь окончательно вступила в свои права. В небе сияли крупные яркие звезды, пахло цветами, со стороны моря доносились музыка и голоса – прибрежные рестораны жили своей ночной жизнью.
Александра немного успокоилась: такая ночь восстанавливает душевное равновесие лучше любого лекарства.
Но какой-то червячок беспокойства все еще шевелился в ее душе.
Кто и зачем вломился к ней в квартиру?
Какие-нибудь безбашенные подростки решили продемонстрировать подружкам свою лихость?
Нет, не похоже. И потом… дверь не взломана – ее открыли отмычкой. Подростки действуют не так.
А если это не подростки, то кто? И что они здесь искали?
И вдруг отчетливая мысль озарила ее сознание.
Александра спустилась в сад, нашла лейку и запустила в нее руку.
Камея была на месте.
Александра вошла в дом, опустила жалюзи и только тогда осмелилась разжать руку. Положив камею на стол, она задумалась.
Этот мужчина – на пляже и там, в старом городе… Он ясно дал ей понять, что пойдет на все, лишь бы заполучить камею. Здравый смысл подсказывал ей, что камею следует отдать. То есть не вступать ни в какие переговоры, ни в какие пререкания, просто положить – сейчас же! – свою находку на ограду террасы, а утром ее не будет. И все, Александру оставят в покое. Потому что она сама никому не нужна, не станет этот тип ее убивать, хоть и грозил ей ножом. И это будет правильно, потому что надеяться на защиту старого нищего просто глупо. Ну, один раз он оказался рядом, да еще он был благодарен ей за милостыню. А дальше?
Александра взяла камею в руки и задумчиво поднесла к глазам. И снова поразилась: с какой тщательностью вырезаны черты маски! Хотелось долго-долго смотреть на них и смеяться. И выбросить из головы все неприятные мысли.
Она сжала камею в кулаке и поняла, что никому ее не отдаст – просто не сможет с ней расстаться. В конце концов, это она вытащила камею со дна моря, а по старинному морскому закону – кто вещь нашел, тому она и принадлежит.
Как всегда, после принятого решения она легла спать со спокойной душой. Но уснуть не сумела. Теперь ее мысли были иного рода.
Только что в ее рассуждениях проскользнуло соображение, что лично она никому не нужна. А если вдуматься: если бы этот тип пырнул ее ножом там, в переулке, кого бы это взволновало? Да-да, когда пришла бы весть в далекий Петербург о том, что она, Александра, умерла, кто бы расстроился?
Уж точно не ее коллеги по театру! Они только обрадовались бы. Вот именно, Александра поняла совершенно ясно: никто, ни один человек, не пролил бы ни единой самой крошечной слезинки. Услышав о том, что Александра не появится больше в театре, лишь некоторые пожали бы плечами, а многие так и просто возликовали бы. Ну да, эта стерва Колонкова и ее клика – те просто устроили бы праздник с шампанским! Или эта тетеха Подушкина… Нет, как раз Подушкина не стала бы злорадствовать, она даже на такие сильные чувства не способна. Это же надо – пойти в актрисы с такой фамилией! Элина Подушкина – с ума сойти!
Тут Александра осознала, что она просто занимается мелким злопыхательством, причем ночью, наедине с собой, как будто ей нечем больше заняться…
Но сон не шел. И мысли в ее голове вертелись самые неприятные.
Так, с коллегами по театру разобрались. Они все Александре просто завидуют – ее броской внешности, ее таланту, ее успеху. А что, ей нет еще и тридцати, а уже почти все главные роли в театре – ее. И была еще парочка сериалов, вполне успешных, правда, шли они не на главных каналах, но все же Александру на телевидении запомнили.
Она прекрасно отдает себе отчет: это все ненадолго, но вовсе не собирается сниматься во всякой лабуде. Она – актриса театральная, она любит сцену, она добилась многого. И совершенно незачем попрекать ее связью с главным режиссером Медениковым – как перед самым отпуском вздумала вдруг упомянуть об этом старая грымза Невеселова. Встретила ее в коридоре: «Вы, – говорит, – милочка, уже всякие границы переходите! Я, – кричит, – четырех главных пережила, но такого безобразия никогда не бывало!» Она тогда в кабинет к главному ворвалась: «Сережа! Сережа!» – а он как раз Александре голову на колени положил: «Устал, – говорит, – как собака…» И что такого? Так эта Невеселова прямо позеленела от злости! Она с женой главного в лучших подругах состоит. Так что, жена, можно подумать, не знает, что ли, про них с Александрой? Донесли ей уже… доброхоты! Главный – мужчина еще ничего, правда, только внешне, в постели, конечно, от него толку маловато, все больше разговоры. Но и Александре от него не этого надо.
А жена-то его на пять лет старше, и если Меденикову уже за полтинник перевалило, так ей-то сколько?..
И при чем тут мораль? Вот если бы Александра завела молодого любовника – это, конечно, было бы некрасиво. Сергей Константинович ей так и сказал – чтобы даже взглядов никаких не было, ни улыбок, ни словечка! Не позорь, мол, меня в театре, я этого не потерплю. И она условия их договора честно соблюдает.
Старой ведьме она тогда посоветовала поменьше совать нос в чужие дела. А та – да вы, мол, еще на свет не родились, когда я в этом театре играла! Нашла чем гордиться!
Александра скрипнула зубами и повернулась на другой бок. Все же она ужасно устала от всеобщей недоброжелательности, от косых взглядов и перешептываний за своей спиной, оттого и поехала в отпуск одна. Чтобы никто не вертелся рядом, не лез с пустыми разговорами. Хотела отдохнуть.
И отдохнула, несмотря ни на что. Набралась сил. Это важно, потому что по возвращении ей предстоит борьба. Будет читка новой пьесы, главный так и сказал ей – сделаю шедевр. А он может, его-то в театральных кругах хорошо знают.
Она сама не заметила, как заснула.
– Этот поворот? – спросила Даша, не отводя взгляда от дороги.
– Да, кажется, этот. – Две женщины на заднем сиденье оторвались от увлекательной беседы и посмотрели в окно.
– Вы точно знаете? – Даше не хотелось сворачивать впустую.
Они уже час колесили по поселку, и если главные дороги были чистыми и асфальтовое покрытие новым, то в переулках между домами вполне можно было завязнуть. День будний, народу вокруг немного, потому что осень, да если и окажется поблизости какой-нибудь мужчина, то трактор им уж точно нигде не сыскать.
– Дарья, как ты разговариваешь? – тут же «возникла» одна из женщин. – Никакого уважения к старшим!
– Ну что ты, Лидочка, – заговорила вторая, та, к которой обращалась Даша, – девушка права, она машину бережет. Машинка старенькая, еще развалится по дороге, нужно быть осторожнее…
Даже в зеркале было видно, как Лидия Васильевна плотно сжала губы.
Даша сочла за лучшее промолчать и сосредоточилась на повороте. В переулке, как она и ожидала, разлилась огромная лужа – после вчерашнего дождя. Даша остановила машину и выглянула в окно. За ближайшим забором хмурый дед в ватнике сгребал листья.
– Пойди спроси у него дорогу! – приказала ей Лидия Васильевна. – Раз Иза не помнит.
Изу звали Изольдой Яновной, она приходилась Лидии закадычной подругой. А Лидия Васильевна вот уже второй год была Дашиной свекровью. Этим все сказано.
Нынче подруги решили прокатиться за город, чтобы посмотреть дачу, которую купил недавно Изольдин зять. Дача была старая, но зато участок огромный и место очень престижное – в поселке Комарово, где издавна селились академики, маститые художники, театральные режиссеры и прочая элита советских времен. У Даши как раз был выходной, и свекровь решила, что все получится очень удачно.