То, что ты есть

– Ты – сильная, сильнее многих, если не каждого. Ты – лучше, в этом нет ничего унизительного или постыдного, не отворачивайся.

Волан-де-Морт опустился на колени, чтобы видеть ее карие глаза напротив своих. Алых, огненных, кровавых. Девушка сжалась под напором их силы, заставила себя не отводить взгляда. Почему? Чтобы не выказывать слабости, вытравить ее из себя, уничтожить порочный зародыш.

– Признай, Гермиона, что ты сильна и жаждешь силы большей, – произнес он тихо. – Как и я.

– Силы? – спросила девушка тихо. – Но я хотела…

– Властвовать, – закончил за нее собеседник. – Ты хотела власти над ополчением, собранном вокруг тебя. Тебе нравилось обладать властью, правда? Это чувство под подушечкам пальцев, в груди…

– Правда, – без злости созналась девушка, произнося согласие хриплым шепотом. – Мне нравилась власть.

Она вспомнила тот экстаз, охвативший ее в минуту, когда имя Гермионы скандировала пылкая толпа добровольцев. Вспомнила это обволакивающее чувство превосходства, чувство, по которому девушка успела соскучиться. Всегда первая, лучшая ведьма своего поколения. Холодная ладонь лежала на ее колене, Темный Лорд не отводил взгляда. И Гермиона. Гермиона тоже не отводила.

– Ты и я, Гермиона, мы оба любим власть. О, я делаю тебе щедрое предложение, пытаясь поделиться самым мне дорогим.

– Я не верю, – ответила Гермиона полушепотом. – Не верю тебе.

– И зачем же мне лгать? – спросил Волан-де-Морт, паскудно ухмыляясь. – Разве я не доказал тебе, что нуждаюсь в помощи?

Девушка молчала. Нет, в этом она убедилась прочно. Томасу не удержать власть сильных, не сдвинуть лишенных всякого магического потенциала волшебников вниз. Потому что сейчас в обществе ценится только кровь и ее чистота, только древо, что висит на стене твоего дома. Гермиона не верила себе. Хочет ли она стоять по правую руку от убийцы, сумасшедшего? Хочет ли она делить власть с человеком, убившим ее друзей, уничтожившим ее мир?

– Ты бы не смогла прожить здесь, останься все так, как было прежде, – проговорил Волан-де-Морт, словно читая ее мысли. – В Министерство стараются не брать грязнокровок, держат марку. Да таких, как вы, раньше никуда не брали.

– А сейчас?

– Сейчас все изменится.

В ее карих глазах все еще плескались искры сомнения, мятежа. Гермиона привстала с кровати, намереваясь уйти в ванную комнату, из-за двери попросить его удалиться и дать ей время для раздумий. Но сильная, властная рука Лорда остановила ее, прижав к себе. Тело его холодно, глаза – словно из стали.

– Не нужно стесняться своих желаний, Гермиона, не нужно прятать их, когда рядом я. Я не осужу тебя, никогда не осужу. Потому что ты есть то, что ты есть, – прошептал он, склоняясь к ее уху.

Стайка мурашек пробежалась вдоль позвоночника. Что-то кольнуло в ноге, и Гермиона резко дернулась. Она не отстранилась, не хотела отстраняться, держалась близко к Волан-де-Морту и его холодной, чуть липкой коже. Девушка чувствовала краску на своем лице, дыхание ее участилось, пульс сбился, а сердце не считало ударов.

Темнота, мрак, кровь и крики… Мертвецы падают к ее ногам, Рон закрывает глаза… Толпа скандирует знакомое имя, Гермиона глаголет с трибуны… Что она есть?

Темный Лорд смиренно ждал ответа, понимая, зная, каким он будет. Потому что они невероятно похожи: похожи их мысли, мечты, амбиции, похожи сами их сущности, жаждущие и пылающие.

========== Эпилог ==========

– Вот, что я есть, – шепнула Гермиона, поворачивая лицо к свету, рассматривая белые занавески, закрывающие ее от мира.

Комната, в которой она теперь и тогда еще обитала, находилась в поместье Темного Лорда, расположившемся на самой окраине шумного Лондона. Теперь здесь все изменилось. Появилось окно, сквозь которое сочился свет ночной и дневной, кровать стала чуть шире, над ней вырос темно-бордовый балдахин. Шкаф теперь полнился теми нарядами, что Гермиона выбирала сама, да и книги она покупала только из своей прихоти, слушаясь минутную слабость.

Джинни сидела в дальнем углу комнатки у журнального столика. Она уверенно листала иллюстрированную книгу сказок, не замечая, как улыбка буйным цветом загорается на ее лице. Сказки, сказки, сказки… Как в детстве. Подруга захлопнула книгу, в воздухе закрутилась блестящая тысячами граней пыль. Гриффиндорка поморщилась, но улыбка с ее лица не сошла.

– Мне таких слов не говорили, просто выпустили. Таких слов… Претенциозных, что скулы сводит. «Что ты есть, что ты есть»

Рыжеволосой гриффиндорке шутка показалась забавной. Одета гостья была хорошо, ее больше не держали взаперти или неволе. Джинни, как и Гермиона, согласилась примкнуть к новому режиму, стать его неотъемлемой частью – верхушкой, регулирующей потоки власти. Она получила амнистию из рук Темного Лорда, сошла с эшафота, держа голову удивительно прямо, ровно. Девушка спаслась, продав душу красноглазому Дьяволу. Или же… Или же ей не пришлось ничем жертвовать, принимая это решение? Никто об этом уже не знал.

– Вчера перехватили письмо от Полумны к сестрам Парвати, – сообщила Гермиона, закусывая губу. – Она в бедственном положении.

– Насколько? – спросила Джинни, щурясь.

– Просит принять ее на пару дней. Беременная, муж погиб.

Обе замолчали. Краснокрылый кардинал пролетел мимо окна, миновав колючую изгородь из терновника. Джинни проследила за взмахами его крыльев, вспоминая потерянную когда-то подругу. Луна. Спутанные белые волосы, льдисто-голубые глаза, держащие удивленный вид… Она всегда была необычной, да, но… Сильной ли, смелой? Обе собеседницы думали об одном и том же, умудряясь сохранять видимое спокойствие. Темный Лорд примет Полумну так же хорошо?

Конечно, расправит руки, заключая мятежную душу в объятья. Правда, только если об этом попросит Гермиона. За Джинни, так или иначе, ей пришлось попросить. Рыжеволосая подружка никогда об этом не спрашивала, но чувствовала, что что-то тут не чисто, есть в беглом освобождении яркий подвох. Ее раньше не звали в высшее общество, хотели казнить, но появилась Гермиона, и… И принесла с собой перемены.

– Ее лихорадит, – добавила Гермиона. – Подхватила какую-то болезнь в Индии, а вылечиться не может.

– Почему тогда она не написала нам?

– Потому что мы – предатели.

Обе улыбнулись, и улыбки их были грустными, холодными. Предатели. Какое громкое, какое гадкое слово: «предатель». Его не нужно выжигать на лбу раскаленным железом, буквы сами складываются в слова, в целостную картинку. Их видно в радужке глаз, в глубоком черном зрачке. Гриффиндорка насупилась, глянув на рыжеволосую девушку в ответ. Тут нечего стыдиться. Предатели и предатели, верно. Зато живые, дышащие, способные к дальнейшему проживанию.

Холодок побежал по спине.

– Значит… Нужно будет поговорить с ним, верно?

– Верно. Я поговорю, – призналась девушка, невольно поведя плечами. – Только позже. Наверное, наедине.

Взгляды обеих опустились к полу. Гермиона громко фыркнула, когда пыль из книги долетела до нее, достав до чуть длинноватого носика. Она потерла воспаленные глаза, лениво потянулась, расправляя тонкие пальцы. В дверь постучали. Два коротких стука костяшками белых пальцев озарили тишину. Белых, трупно-белых, бледных и холодных. Она знала, что стучаться сюда больше некому.

– Могу я войти, мисс Грейнджер? – спросил знакомый голос тихо, но требовательно.

– У меня гостья, мистер Реддл, – ответила девушка громче, чем хотела. – Мисс Уизли. Мы ждем вашего распоряжения, чтобы…

– Да. Можно отправляться, если вы об этом. Встретимся на месте, мисс?

– Нет… Я… Уделите мне минутку?

– Сколько угодно, – ответил Томас, дергая ручку двери.

– На месте, Джинни, – шепнула гриффиндорка подружке, отправляясь в путь.

Разговор вышел коротким, больше было действий. С некоторых пор ставших ей приятными, сладкими и волнующими. Пальцы Лорда оставляли на розовой коже следы, его губы – отметины, и каждая из них была гриффиндорке клеймом. Нет, сейчас у нее не вышло добраться до кульминации просьбы, пришлось отвлечься, чтобы не опоздать.