Страница 2 из 3
Но надежды напрасны. Маг одним легким движением поднял ее с места и кинул на матрас. От двери кровать была огорожена ширмой, сквозь которую проходил слабый красноватый свет. По другую сторону расположилось окно. Длинное окно из темного дерева, с темно-коричневой сеткой за стеклом.
– Я заберу его первым, – говорил маг, стягивая с себя красный камзол, уже не используя при этом магию. – Потом тот мерзкий жестяной мир, в котором ты пряталась с Аваллак’хом…
Улыбка зацвела на его безобразно-бледном лице, тени под глазами стали гуще. Тело эльфа оказалось не таким сильным с виду. Сухие и жилистые эльфы редко владели рельефными мышцами, не всегда могли похвастаться мощью человеческой фигуры. Цири вжалась в матрас. Покрывало сбилось под нею, вокруг девушки кружил резкий запах пота. Он пропитал рубаху, волосы, кожу, он впитался в мышцы, проник в саму кровь. А кровь снова стучала в висках. Тук-тук, тук-тук, тук-тук – молотками.
– А потом все миры, Зираэль, – произнес эльф громко, завершив раздевание. – Каждое измерение падет к нашим ногам, Ласточка. И на этот раз Аваллак’х уже не утащит тебя из-под моего носа.
Она отвернулась, когда взгляд девчонки коснулся оголенного тела мага. Она и прежде видела нагого мужчину, но сейчас… Сейчас вид этот казался ей отвратительным. Цири углядела перед собой окно. Такое большое, что сквозь него можно было бы выбраться наружу и скользнуть во мглу, исчезнув без следа. А затем, когда шум немного стихнет, в портал, в портал, и снова, снова, снова, пока не поймают еще раз, не впечатают в стену еще одного ее наставника, угрожая расправой. Должно быть, Эредин осознал желание пленницы.
– Попытайся бежать, Зираэль. Тогда мы расторгнем наше удачное соглашение. Дикая Охота вернется в Каэр Морхен, а друзья твои – уже нет. Они там не останутся, Зираэль, поверь мне.
Пока маг полз к ней по кровати, перебирая то руками, то ногами, как крадущийся зверь, девушка старалась отвлечься. Она слышала его слова, его угрозу. Эредин лишит каждого ее товарища, каждого знакомого жизни, заберет последнее сокровище несчастной девицы. И что ее ждет за существование… На бегу? Если Цирилла родит детей, будут ли они свободны от ее проклятья? Нет. Предназначение диктует ей страдания, тянущиеся из года в год.
Первый поцелуй остался на ее лбу. Холодные губы – словно губы мертвеца. Эльф игрался с нею, пытался быть нежным, как с дорогой сердцу девицей. Но зачем? Его широкая ладонь легла Ласточке на грудь, не держащие ткань шнурки разошлись с громким треском. Безвозвратно испорченная рубаха упала рядом с нею, оставшись только воспоминанием на бледно-розовой коже. Цирилла не двигалась.
Она знала, что случится потом. Девушка напряглась. В комнате словно стало чуть теплее, щеки Цири невольно покраснели. Странствовала она долго, была особой любопытной, но заветный «цветок» сохранила нетронутым. Не потому, что ждала кого-то особенного, просто времени не было. На беду свою или на счастье – теперь не узнать. Король мог бурно отреагировать на столь нежелательную, безвозвратную утрату, но и сам… Процесс мог бы быть куда менее болезненным и куда менее запоминающимся, если бы был только повторением, но не началом.
Пока эльф, чьим телом овладела похоть, срывал одежду с Цириллы, та не двигалась. Перед глазами у нее стояло лицо Весемира, его полные ужаса очи. Змееглазый Геральт застыл во льдах Охоты, Йеннифер, скованная теми же чарами, следила за тем, как Цири, как ее маленькую Цири утаскивает чудовище. Неимоверно высокий черноволосый эльф казался монстром рядом с ней: хрупкой снаружи девушкой.
Но чудовищем он не был. По крайней мере – не сейчас. Ладонь Короля еще раз легла Цирилле на грудь, пальцы пробежались вниз. Ее кожа покрыта шрамами. Их не так много, белые и светло-красные линии тут и там прорезают хрупкую картину девичьего изящества. Зираэль – не трактирная девка, не очередная дочь аристократа, которых Эредин имел изо дня в день. Она станет чем-то… Особенным.
– Я хотел убить тебя, Ласточка, – прошептал эльф, склоняясь над ней. – Я хотел использовать тебя в своих целях и прирезать, как бездомную собаку. Потому что я злился…
Он навис над распятой ведьмачкой, прижал ее к матрасу. Белые волосы слиплись от пота, от крови. В воздухе царил неприятный запах, от которого Зираэль мутило. Это вонь страха, битвы, проигрыша. Губы эльфа снова обернулись улыбкой, но Цирилла этого не видела. Потому что он повернул ее лицом вниз, спиной прижал к своему холодному торсу.
Как игрушку. Легко, положив руку ей на живот и перевернув девчонку. Бедра обжег холод его кожи, тело заныло, тело просилось прочь. Но эльф с силой толкнул ее дальше в кровать, в пуховый матрас, мягкий и приятный на ощупь. Цирилла словно только сейчас вспомнила о том, что имеет руки и ноги, что может дать отпор. Она дернулась, пытаясь скинуть с себя тяжелую тушу Эредина, но тот был проворнее.
– Попробуй только, – прошипел он, заламывая ее руки за спину. – Давай, Зираэль, подразни судьбу еще раз.
К глазам подползли слезы. Девушка промычала что-то нелестное в ответ, но эльф, к ее счастью, не расслышал столь грубую «жалобу». Когда его холодная ладонь проползла по ее бедрам, задевая каждый нерв под кожей, каждую жилку, Ласточка снова дернулась прочь. Руки ее сковала острая боль: Король удержал ее на месте.
Хорошо, что ведьмачка не видела его лица. Жаль только, что все чувствовала. Каждое его касание, каждый вздох, слышала стук черного сердца в груди, вращение злобных мыслей. Эльф снова поцеловал ее. Теперь уже в лопатку, в выпирающую кость, обтянутую тонкой розовой кожей. Цири задрожала от резкого скользкого касания губ, но тут же приказала себе замереть, застыть. Такого удовольствия она ему не доставит.
Король любил подчинять. Жажда завоеваний терзала его душу многие года, и сейчас, нависнув над своим сокровищем, над сосудом для великой силы, получив наконец желаемое… Он не утолил жажду. Хотелось большего, хотелось начать с нее, с этого мира, что распростерся на высоком матрасе, что распят под ним, что так молод.
– Дерзкая, непокорная, – говорил маг, целуя уже поясницу Цириллы. – Ты будешь послушной, как собака.
Потому что другого выхода нет. Эредин, не веривший ни в любовь, ни в привязанность, наконец нашел нужный рычаг. Шантаж, запугивание. Ласточка не убежит от него, зная, что этот поступок повлечет за собой смерти ее близких. Сентиментальные люди отдали ей слишком много дурных человеческих качеств. А потом, когда придет час захвата, когда Король войдет в ее мир, как в разнузданную суку, Ласточка уже не будет сопротивляться. Сломается.
Новых поцелуев не было. Одна рука мага легла девушке на плечо, потянув ее легкое тело назад. Боль вспыхнула там, где не должна была. Она застала Зираэль врасплох, девушка вскрикнула, позволив себе снова дернуться. Эредин не обратил на это никакого внимания. Вторую ладонь он положил ей на бедро, освобождая руки метиски. Король знал, что пленница не станет пускать их в ход.
– Тише, Зираэль, ты привыкнешь к этому.
Никакой жалости к пленникам, никакой жалости ни к кому. Эредин – искусный любовник, имевший в подобных делах огромный опыт, знал, какую боль приносит Ласточке. Знал, но не останавливался. Ему нравилось смотреть за тем, как ее тело каждый раз вздрагивает, как тихие всхлипы эхом разлетаются по комнате, и шепот становится криком под сводами этой опочивальни. Эльф наказывал свою дорогую пленницу за долгую погоню, за побег от него, сопротивление.
Толчки в ней были сильными, горячими. Ласточку точно рвали дикие звери, с нею резвилось чудовище. И ломалось что-то внутри, трескалось, пылью разлетаясь по воздуху. Что это и почему? Почему? Физическая боль не могла сравниться с чувством, захватившим сознание Цириллы в этот миг. Пока пальцы эльфа грубо мяли ее кожу, пока его бедра касались ее, пока губы шептали что-то гадкое, что-то липкое ей на ухо… Унизительно.
Мир рушился. Ее мир. Эредин охотился за старшей кровью, жаждал увидеть ее в своих потомках, но не искал оправдания своим действиям сейчас. Он хотел девчонку, хотел этот трофей, чтобы помнить о дне «великой» победы. И одного раза ему будет мало, даже если наследника Король получит через положенный на это срок. Измываясь над не знавшим подобной ласки телом, эльф улыбался.