Белая хризантема

Вечером у матери начались схватки, и Хана не сумела скрыть радости, когда ей показали новорожденную. Улыбаясь до ушей, она попробовала изобразить разочарование.

– Жалко, что не сын, честное слово, жалко! – сказала Хана и покачала головой в притворной скорби. Но тут же потянула за рукав отца. Он нагнулся, и Хана, приложив к его уху руки лодочкой, зашептала: – Папа, я хочу признаться. Мне тебя очень жалко, теперь тебе некого учить ловить рыбу, но… – Она сделала глубокий вдох. – Но я рада, что буду плавать с сестрой.

– Точно? – спросил он.

– Да, только маме не говори.

В семь лет Хана еще не овладела искусством неслышного шепотка, и гости – близкие друзья семьи – прыснули. Хана умолкла. У нее запылали уши. Она спряталась за отца и глянула из-под его руки на мать – вдруг и та услышала. Мать пристально посмотрела на старшую дочь, потом опустила глаза на малышку, жадно сосавшую грудь, и сказала столь же громким шепотом:

– Ты самая любимая сестренка на всем Чеджу. Знаешь об этом? Никто не полюбит тебя сильнее, чем старшая сестра.

Затем снова посмотрела на Хану, поманила к себе. Взрослые затихли, когда Хана опустилась подле нее на колени.

– Теперь ты ее заступница, Хана, – серьезно сказала мать.

Хана глядела на крошку. Погладила черный пушок на голове:

– Как мягко.

– Ты слышала, что я сказала? Теперь ты старшая сестра и должна оберегать младшую. Я не всегда буду рядом, море и рынок нас кормят, и ты станешь присматривать за сестрой, когда я буду занята. Можно на тебя положиться? – строго спросила мать.

Хана отдернула руку. Склонила голову и тихо ответила:

– Да, мама, я не дам ее в обиду. Обещаю.

– Это клятва навеки, Хана. Не забывай об этом.

– Я буду помнить, мама, всегда, – сказала Хана, не сводя глаз с безмятежного младенческого лица. Из приоткрытого рта вытекла капля молока, и мать стерла ее пальцем.

Прошли годы. Хана уже промышляла с матерью на глубине и привыкла видеть вдали сестру – девочку, с которой спала под одним одеялом, которой нашептывала в темноте всякие глупости, пока ту не сморит сон. Девочку, которая так заразительно хохотала над всем подряд, что ей вторили все вокруг. Девочку, что стала для Ханы якорем на берегу и опорой в жизни.

Хана понимала, что защищать сестру означает держать ее подальше от японских солдат. Мать буквально вбивала ей в голову: “Никогда не показывайся им на глаза! А главное – не оставайся с ними наедине!” Зловещие материнские внушения были пропитаны страхом, и шестнадцатилетняя Хана радовалась, что ничего подобного не случилось. Но в один жаркий летний день все изменилось.

Уже давно перевалило за полдень и другие ныряльщицы ушли на рынок, когда Хана впервые увидела капрала Моримото. Мать решила наполнить еще одну сеть – для заболевшей подруги, которая не смогла выйти в море. Та всегда первой вызывалась помочь. Хана вынырнула и посмотрела на берег. Сестра сидела на корточках и, приставив ладонь ко лбу козырьком, выискивала в море Хану и мать. В девять лет сестренку уже можно было оставить на берегу одну, но ходить с Ханой и матерью на глубину ей еще рано. Не по возрасту маленькая, да и плавала пока неважно.

Хана только что нашла большую раковину. Ей хотелось на радостях окликнуть сестру, как вдруг она заметила идущего к берегу мужчину. Взбив ногами воду, Хана выпрыгнула над волнами и увидела, что это японский солдат. У нее свело живот. Зачем он здесь? Солдаты никогда не заходят так далеко от деревень. Она обвела взглядом берег – нет ли других, но солдат был один и направлялся прямо к сестре.

Сестру скрывал от него каменистый береговой риф, но если он не изменит курс, то наткнется на нее и тогда заберет – отправит морем на японский завод, как других деревенских девочек. Ее сестра не настолько крепка, чтобы вынести тяжелую работу на конвейере и грубое обращение. Она слишком мала и совсем домашняя, она не выдержит чужбины.

Осмотрев горизонт в поисках матери, Хана поняла, что та внизу, не подозревает о японском солдате, который направляется к воде. Ждать было нельзя: даже если мать вот-вот вынырнет, она слишком далеко – ловит у рифа, за которым открывается бездна. Караулить сестру – забота Ханы. Она дала матери слово и сдержит его.

Хана нырнула в волны и быстро погребла к берегу. Она надеялась, что доберется до сестры прежде солдата. Если его удастся отвлечь, сестра успеет убежать и спрятаться в соседней бухте, а Хана снова бросится в океан. Не полезет же он за ней в воду?

Течение тянуло ее обратно, словно пытаясь уберечь. В панике Хана вынырнула и глубоко вдохнула, успев отметить, докуда дошел солдат. Он по-прежнему держал курс на скалистый риф.

Хана поплыла поверху, сознавая, что вся на виду, но задерживаться под водой было нельзя, можно не уследить за солдатом. Она находилась на полпути к суше, когда солдат остановился и принялся рыться в кармане – что-то искал. Хана нырнула и поплыла что есть мочи. Вынырнув для следующего вдоха, увидела, как солдат зажигает сигарету. С каждым ее вдохом оказывалось, что он прошел еще немного вперед. Солдат выпускал струйку дыма, затягивался – каждый раз, когда Хана выныривала, и вот последняя затяжка. Он посмотрел на океан и заметил наконец девушку.

До берега оставалось каких-то десять метров, и Хана взмолилась, чтобы солдат не увидел сестру. Ту все еще скрывали от него камни, но это ненадолго. Сестра уперлась ладошками в твердый песок, явно собираясь встать. Хана не могла закричать ей, чтобы та не двигалась. Она погрузилась в воду и бешено заработала руками и ногами, пока не коснулась песчаного дна. Тогда она встала и побежала. Солдат кричал ей что-то, пока она мчалась к береговому рифу, но она ничего не слышала. Кровь гулко стучала в ушах, перекрывая все остальные звуки. Казалось, будто в забеге до берега она пересекла полмира, но останавливаться было рано. Ноги понесли ее по песку к сестре, которая улыбалась ей, ни о чем не догадываясь. Малышка открыла рот, но Хана уже прыгнула к ней, схватила за плечи и прижала к земле. Лицо у нее было такое, что сестра поняла – лучше молчать. Взгляд Ханы был красноречивее слов. Она вдавила сестру в песок, жалея, что нет времени забросать ее водорослями, понадежнее укрыть от солдата.

– Куда ты подевалась? – крикнул солдат.

Он стоял на большом камне, откуда открывался вид на берег. Если шагнет к краю камня, то увидит их, лежащих прямо под ним.

– Никак русалка превратилась в девочку?

Над головой захрустели шаги. Дрожащее тело сестры было такое хрупкое и беззащитное. Ее страх передался Хане, и они дрожали вдвоем. Хана понимала, что бежать сестре некуда. Со своей верхотуры солдат видит все вокруг. Им обеим придется нырять в океан, но сестра не продержится в воде долго. Сама-то она может оставаться на глубине часами, но сестра наверняка утонет, если солдат окажется терпеливым. Хана не знала, что делать. Скрыться негде. От этой мысли ее сковал ужас.

Она медленно отняла ладонь ото рта сестры и, перед тем как встать, в последний раз заглянула в ее испуганное лицо.

Хана чувствовала, как глаза чужака шарят по ее телу.

– Да ты не девочка, а женщина, – сказал солдат и захохотал раскатисто.

На нем был светло-песочный мундир, полевые ботинки и кепи, укрывавшее лицо тенью. Глаза черны, как скальная порода под ногами. Хана еще не отдышалась после заплыва, и он смотрел на ее вздымающуюся грудь. В попытке прикрыться она быстро распустила волосы, белая ситцевая рубашка для плавания была слишком тонкой и прозрачной. На ослабевшие ноги капала вода с таких же ситцевых коротких штанов.

– Что ты там от меня прячешь? – спросил солдат, пытаясь заглянуть за край скалы.

– Ничего, – быстро ответила Хана и отошла в сторону – пусть глядит на нее. – Там просто… улов. Вы не подумайте, что он незаконный. Я сама поймала.

Она подхватила ведро и двинулась вдоль кромки воды, уводя солдата от сестры.

Его глаза были прикованы к Хане. Наконец он отвернулся, посмотрел на море, обвел взглядом берег.