Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 16

Поэтому Данила дал денег на строительство дома престарелых с условием, что отец тоже будет там появляться и проводить время. Не жить, нет (только если сам захочет!), а появляться в течение дня, чтобы персонал следил за его давлением, сахаром, самочувствием, чтобы делать массажи, принимать ванные, плавать в бассейне и пить кислородные коктейли.

Генрих Карлович поморщился от перечисления всех стариковских радостей как от горькой редьки, но спорить с сыном не стал. Сам чувствовал, что силы на исходе.

Согласие было дано, дом престарелых, получивший помпезное название «Особняк», отстроили и открыли в рекордно короткие сроки, привлекли интеллигентных постояльцев, у Генриха появилась там личная комната, но по договоренности с главным врачом он мог появляться там когда ему вздумается.

И вот теперь катакомбы.

– Папа, зачем они тебе? – Данила не понял прихоть отца.

– Мы должны быть готовы, сын, в любой момент я смогу увести людей в бомбоубежище, и мы продержимся там минимум несколько месяцев благодаря моим запасам!

Данила вздохнул. Отец опоздал родиться. В войну такие вот непременно или погибали в первых рядах, обретая статус легенды, или доходили до победного конца в погонах маршала. Им непременно надо спасать мир, иначе их кипучая энергия разрушит их самих.

– Папа, ты же знаешь, что я не могу заниматься этим проектом, – вздохнул Данила. – Это займет слишком много времени.

– Да, я знаю, сынок, – кивнул Генрих. – Кстати, как твоя служба? Когда обещают закончить эксперимент?

Данила поднял глаза к потолку и с интересом уставился на лепнину и хрустальную люстру, давно нуждавшуюся в основательной мойке. Он бы вызвал клининговую компанию, если бы отец дал добро. Но тот предпочитал все делать по хозяйству сам, вот только про люстру он наверняка забыл.

– Еще пару лет, пап, и потом обещали отпустить на покой.

– Эти путешествия во времени, когда уже о них заговорят открыто? – Генрих Карлович присел в кресло напротив Данилы и с тревогой уставился на сына.

Его разрывало на части от беспокойства – новые эксперименты всегда опасны. Не вредят ли эти перемещения организму? Что сделают потом с участниками эксперимента, если решат оставить его под грифом «секретно»? Миллион причин, чтобы сойти с ума от беспокойства, но он сдерживал себя. Данила – солдат и обязан выполнять приказы. И он не посмеет ему в этом мешать.

– Пап, людей надо подготовить, плюс попытаться избежать массовых попыток воспроизвести машину. Уже потихоньку выпускают информацию в массы. Ты ведь читал, что китайцы телепортировали атом. Все больше новостей о том, что на старинных картинах увидели айфон или человека в современной одежде.

– Это все желтая пресса, – поморщился Генрих Карлович, стряхивая пылинку с рукава мундира.

– Да нет же, папа, в фильме Чарли Чаплина двадцать восьмого года засветилась женщина с мобильным телефоном. Кстати, это моя коллега.

– Зачем же она так подставилась? – удивился Генрих Карлович.

– Она не подставилась, папа, – вздохнул Данила. – Она выполняла приказ, нам велено потихоньку начинать готовить людей к тому, что путешествия во времени – это реальность. Мы пока кидаем первые зерна, говорим о вертолетах на египетских барельефах, миллионерах из будущего…

– Я читал про это, – поморщился Генрих. – СМИ уже признались, что этот Эндрю Карлссон просто розыгрыш.

– А ты уверен, что их не заставили в этом признаться? – Данила пристально посмотрел старику в глаза.

Тот встал и оправил мундир.





– Хорошо, сын, я больше не буду задавать вопросы. Ты прости мое стариковское нытье, но уж как-нибудь постарайся хотя бы в последний путь меня проводить.

Данила отметил проблеск печали в уже слегка водянистых глазах отца. Тот грустил. А хандра – это худшая из болезней. Катакомбы? Ну что же, почему бы и нет, если это займет его и сделает счастливым.

– Пап, ты знаешь, мне кажется, ты прав насчет катакомб. Я дам денег, а ты уж возьми весь процесс на себя. Мне нужно будет уехать ненадолго. А ты в мое отсутствие просматривай прессу и новости, читай о новых доказательствах путешествий во времени и знай, что это я сам или через коллег передаю тебе привет.

Вместо ответа Генрих Карлович кивнул, уже погружаясь в мысли о будущей стройке и спасении мира в случае форс-мажора. Данила же достал телефон и, выбрав любимый плейлист, сделал звук громче:

– Как тебе музычка, пап?

Будь у него возможность выбирать, он бы ни за что не отправился жить в прошлое. Он был дитя современного мира, где все проблемы решались одним звонком по телефону, деньги летали в воздухе, фотографии облетали мир за несколько секунд и любая информация была в кармане. Современность, что может быть лучше?

– Старость же не может наступить в один день? – поинтересовалась Анна Ивановна у отражения в зеркале.

Вот уже несколько недель, как ее начала беспокоить собственная медлительность. Обычные повседневные дела вроде умывания, мытья головы и укладки стали занимать в два раза больше времени. Вот и сегодня, чтобы не опоздать, ей пришлось встать чуть ли не на рассвете, чтобы уложить волосы и придать себе божеский вид.

Она попыталась рассуждать логически: понятно, что люди не молодеют и что старики куда более медлительны, чем шустрые дети. Но ей только недавно исполнилось семьдесят. В современном мире не возраст для женщины.

Последние двадцать лет Анна не ела красное мясо, практически не пила, три раза в неделю по часу плавала в бассейне, прошла гормонозаместительную терапию, чтобы избежать ужасов климакса, и даже до недавнего времени имела друга, который скрашивал ей вечера пару раз в неделю. Впрочем, в последнее время он стал ее раздражать, и она подумывала над тем, чтобы отправить его в отставку.

Анна припудрила бледное лицо, поправила идеальную укладку, нанесла легкий парфюм и вышла из ванной в гостиную. Квартиру она проектировала сама – огромный лофт под крышей, с максимумом света и минимумом мебели. Холодный функциональный минимализм. Из излишеств – картина в багровых тонах, подарок молодого художника, которому она строила загородный дом и который ей захотелось оставить себе, а не передарить кому-нибудь по обыкновению. Небольшая рамка с фотографией дочери и внучки. Кажется, это они в Италии, или в Испании, или в Сочи?

Анна Ивановна нахмурилась: раньше память ее не подводила. Нет, все-таки нужно сходить ко врачу и попросить у него какие-нибудь витамины или таблетки от склероза. И на массаж записаться, в последнее время мышцы словно задеревенели.

Она прошла в прихожую, с трудом обулась. Элегантная бежевая лодочка скользнула на правую ногу, а вот с левой пришлось повозиться. Но стоило ей надеть туфлю и сделать решительный шаг к двери (водитель приехал минут десять назад и курил возле подъезда), как нога вдруг подвернулась на ровном месте и Анна Ивановна упала на пол, больно ударившись грудью.

Несколько минут понадобилось, чтобы прийти в себя. Она с трудом села, а затем поднялась. Отряхнула брюки, поправила пиджак и элегантную нитку жемчуга. Что происходит?

Она открыла дверь и уже вышла в коридор, когда вспомнила, что оставила папку с проектом лежать на обеденном столе. Быстрый взгляд на часы – она уже опаздывала. А она терпеть не могла опаздывать.

Вернулась назад, аккуратно, глядя под ноги, прошла в гостиную прямо в обуви. Схватила папку, но не удержала ее. Рука дрогнула, и большие белые листы с эскизами и чертежами разлетелись по комнате.

Несколько минут Анна смотрела на деревянный пол, усеянный белоснежными листами, а затем достала из сумочки телефон и набрала номер врача, к которому ходила вот уже двадцать лет и с которым в молодости крутила недолгий роман:

– Костик, это я. Мне нужно полное обследование. Кажется, со мной что-то не так.

Два дня спустя она сидела на краешке стула в кабинете у врача, пытаясь переварить полученную информацию.

– Ты в этом уверен? – тихим и слишком спокойным голосом переспросила Анна Ивановна.