Страница 2 из 12
Я широко улыбнулась, повернулась, чтобы взять сумку с пассажирского сиденья, и только хотела открыть дверь, но он уже сделал это для меня. Выходя из машины, я пыталась сохранить счастливое лицо, но внутри была разрушена.
Я взглянула на него, его тело было огромным для восемнадцатилетнего. У него были татуировки на руках, хотя он выглядел моложе. Он был похож на плохого парня во всех отношениях, был таковым во многих смыслах, но также он был моим лучшим другом.
Он играл в хоккей, и его тело было машиной, разрывающей все и каждого, чтобы получить то, что он хотел. Ростом в шесть футов и с двумястами фунтами мышц Куинн не выглядел как кто-то, кто должен был пойти в эту захудалую маленькую школу. Во многих отношениях он был похож на мужчину.
Он был жестким для всех остальных, но для меня он был самым милым человеком. Он показал мне ту сторону, которую никому не позволял видеть, и это заставляло меня любить его еще сильнее.
Один из его друзей, который также играл в хоккей, подошел и начал "болтать” с ним, а я просто уставилась на него. Его темно-русые волосы были коротко стрижены и имели растрепанный вид. С этого угла его голубые глаза выглядели почти кристальными. И одежда, которую он носил... да, она не могла скрыть грубую силу, которую он источал. Большие бицепсы, предплечья с выступающими венами. Он был совершенством, и я хотела, чтобы он был моим.
Боже, что я делала, измеряя его, будто снимая мерки для костюма? Как я пройду через это, даже если это лишь на год?
ГЛАВА 2
Куинн
Когда увидел ее сегодня утром, я мог сказать, что с ней было что-то не так. Она притворялась и натянула фальшивую улыбку, но в ее глазах я мог увидеть что-то, что беспокоило ее.
Моим первым желанием было потребовать, чтобы она сказала мне, какой хер причинил ей боль, потому что я был готов прибить того урода, но оставался спокойным, желая, чтобы она пришла ко мне и сказала, что ее беспокоит.
Я сидел на своем месте в задней части класса, смотря на нее, не в состоянии сосредоточиться на том, что говорил учитель. Изабель сидела за несколько мест передо мной справа. Она продолжала постукивать карандашом по столу и подергивать ногой, явно нервничая. Я никогда не видел ее такой, и поэтому все мышцы в моем теле были напряжены от необходимости сделать все правильно для нее, чтобы она почувствовала себя лучше.
Затем она оглянулась на меня, возможно, почувствовав, как мой взгляд прожигает ей дыру в затылке. Она улыбнулась, но улыбка была натянута и не достигала ее глаз. Я сжал кулаки, желая просто послать класс нахрен и вытащить ее из комнаты, но, к счастью, зазвенел звонок. Я вскочил со своего места, схватил рюкзак и подошел к ней.
— Эй, — мягко сказала она, когда положила свои книги в сумку. Я видел, как пошевелилось ее горло, когда она сглотнула, мог увидеть, насколько была напряжена ее челюсть.
— Пошли, — сказал я и потащил ее из класса, по коридору и наконец на улицу.
Мы дошли до ее машины, и только тогда я скрестил руки и посмотрел на нее. Я ждал, что она скажет мне, какого хрена происходит, и, когда она продолжила молчать, я выдохнул.
— Что происходит? — спросил я, смягчая голос. Я не хотел расстраивать ее, потому что, честно говоря, был на грани от незнания того, что с ней. Она никогда ничего не скрывала от меня.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она, но не встретилась со мной взглядом.
Я положил свой указательный палец под ее подбородок и поднял голову.
— Изабель, — сказал я тихим голосом. — Что происходит? — она не сразу мне ответила, и когда я увидел, что слезы начинают формироваться в ее глазах, то выругался. — Кто-то издевается над тобой?
Я сжал другую руку в кулак и стиснул зубы. Мне нужно было сохранять спокойствие, потому что сама мысль о том, что кто-то приставал к ней, заставляла меня сходить с ума.
— Если кто-то издевается над тобой, то помоги мне, Боже... — я покачал головой, — я причиню им боль.
Я смотрел в ее карие глаза и видел, как ее окрашенные в рыжий цвет волосы обдувает ветерок. Черт, я ощущал цитрусовый аромат, который всегда окружал ее. Несмотря на то, что не знал, что с ней происходит, я становился твердым, желая ее, как дьявол желает получить дозу своей зависимости.
Она покачала головой:
— Никто не причиняет мне боль, Куинн, — ее голос был тихим, почти отстраненным.
Я хотел погладить пальцем по ее мягкой коже под подбородком, но воздержался и убрал руку.
— Ты весь день странно себя ведешь. Скажи мне, что не так, потому что я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы увидеть, что ты беспокоишься о чем-то.
Она опустила взгляд и закрыла глаза. Через секунду она подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза. Боже, она была великолепна; даже выглядя так, будто кто-то вырвал ее сердце и потоптался на нем, она была самым красивым гребаным человеком, которого я когда-либо видел. Я хотел притянуть ее и поцеловать, пока она не начнет задыхаться, хотел сказать ей, что люблю ее так чертовски сильно, что, лежа в постели ночью, думал о том, чтобы она стала моей.
Я хотел сказать Изабель, что она была для меня... что она была единственной, кого я когда-либо хотел.
Я был девственником и хотел, чтобы Изабель стала моей первой и последней.
— Мы переезжаем, Куинн.
Ее слова вернули меня в реальность, заставляя моргнуть и попытаться переварить то, что она сказала.
— Что? — спросил я, осознавая слова, но не понимая их.
— Я переезжаю. Моего папу повысили, и переезд является частью повышения.
Она смахнула слезу, которая покатилась по щеке.
— Переезд? — спросил я, мой голос был хриплым, напряженным.
Она кивнула.
Я покачал головой.
— Когда?
Она молчала в течение долгого времени, и я чувствовал, что становлюсь напряженнее, зная, что то, что она собиралась сказать, будет чертовым адом.
— Менее чем через две недели.
Я почувствовал, как воздух покидает мои легкие. Я не мог ничего поделать, кроме как стоять там и смотреть на нее, наблюдая, как слезы стекают по ее щекам.
— Две гребаные недели? — выплюнул я слова. — Ты серьезно?
Она кивнула.
Протянув руку, потому что я не мог смотреть на то, как она плачет, видеть, как ей больно, я прикоснулся к ее щеке и смахнул две слезинки большим пальцем.
— Как, черт возьми, кто-то может переехать через две недели? — я хотел сказать эти слова самому себе, но они вырвались из моего рта. — Блять, — сказал я и зажмурил глаза.
Мы не расставались больше, чем на сутки, с тех пор как нам было по десять.
Я, блять, любил ее.
Я люблю тебя.
Она положила свою руку поверх моей, и никто из нас не говорил и не шевелился в течение долгого времени. Наконец, она вздохнула и улыбнулась, это была грустная улыбка.
— Должность, которую занимает мой отец, должна быть освобождена сиюминутно, — ее голос был спокойным. — И моя мама не хочет ждать год, пока я закончу школу, чтобы мы переехали туда. Она хочет быть с моим папой.
Да, я догадался, даже понял это, но, черт, что насчет нас?
И как только эти слова проникли в меня, я почувствовал, как ярость наполняет меня. Я ощутил этот гнев глубоко внутри, он выбил из меня воздух и украл каждую каплю здравомыслия. Я хотел отомстить за нее, даже если перед ней не было монстра, не было кого-то, кто украл хоть унцию ее плоти. Я хотел быть тем, кто будет рядом с ней, быть убежденным в том, что ей не причинят боль, ни ее семья... ни расстояние, которое было нашим врагом.
Прямо тогда я хотел сказать ей, что все будет в порядке, что я никогда не уйду от нее. Я бы последовал за ней на конец гребаного света, если бы пришлось.
Она была для меня, и сегодня я собирался признаться ей в своих чувствах.
Сегодня вечером я отвезу ее в какое-нибудь уединенное место, где будем только мы, и расскажу ей мой самый сокровенный секрет.