Начинающий писатель

- Хорошо.

- Как давно ты думаешь о разводе?

Ее было невозможно провести. Она все и всегда предугадывала каким-то шестым чувством. Вот и сейчас, видя в моих глазах растерянность и невозможность хоть как-то отбиться от ее вопроса, женщина смогла лишь усмехнуться, понимая, что попала прямо в точку.

- Все так и есть. Мужчины. Вы так предсказуемы, что иногда становится скучно. Ну так когда ты впервые подумал об этом?

- Чуть меньше года назад.

- Кто она? Кто эта женщина которой ты так страстно признавался в любви даже ночью?

- Ты ее не знаешь.

- Ну так познакомь нас. Будет классический любовный треугольник, как в анекдоте.

- Не говори так. Я не хочу никому причинять боль.

- Ты уже это сделал. Ты жил со мной просто из-за сострадания ко мне. Разве не так? Женщина, загнанная в угол одиночеством, готовая на все ради замужества. Разве может быть жертва легче. Кто она? Очередная поклонница таланта?

На этот раз ее вопрос звучал угрожающе.

- Что-то в этом роде, - кивнул я головой, - Но мы познакомились задолго до того, как я зашел к тебе в банк.

- И она до сих пор тебя преследует. Вот же настырная.

Какой же она была в этот момент и что творилось в ее голове знал один только бог. Я молчал почти все время, пока она, проклиная меня и в первую очередь - себя, за излишнюю доверчивость и наивность, говорила, что повелась на этот союз.

- Я знала, - бредила она этой фразой, - знала все с самого начала, что так не бывает в жизни, что рано или поздно какая-нибудь сучка перейдет мне дорогу и твой взгляд уже не будет таким как прежде. Вот так и произошло.

Я слышал как она плакала в соседней комнате, закрыв за собой дверь. Можно было конечно постучать, попробовать войти и успокоить ее. Да, так бы и поступил настоящий мужчина, которому была дорога женщина с которой тот прожил три года и которые без сомнения можно было назвать настоящими, а не спущенными в трубу безнадежности.

Но я был другим. Все так или иначе должно было закончиться именно этим. Ссорой, скандалом, нытьем и битой посудой. Стоило только подумать об этом, как треск разлетавшейся в разные стороны посуды, возник за дверями. Все громче и громче, он как крик, давал мне понять, что меня здесь больше не ждут.

Ушел, оставив дверь незакрытой, боясь что вдруг все же мне придет в голову вернуться и извиниться перед ней. Подождав с секунду, я сделал первый шаг по лестнице, потом второй, третий, четвертый. Не прошло и минуты, как я уже стоял у входа в подъезд, выкуривая сигарету и думая над тем, что же делать дальше. Возврата нет. Рубикон остался позади, теперь нужно двигаться только вперед, вопрос только - куда?

Тем же вечером я напился. Обычное дело для писателя, когда тот топит прошедшие сутки в спиртном, не задумываясь ни над чем. Просто выпивает. Одну рюмку за другой, приправляя все это горьким табачным дымом.

В баре к этому моменту собралось много людей, поднялся шум. Я старался отстраниться от него, побыть в тишине, создать молчание вокруг себя и не дать проклятой музыке проникнуть в меня. Потом поднялся на ноги, пошатываясь направился на верхний этаж и забурился в самый дальний угол, где музыка гремела не так сильно как внизу и где можно было побыть одному.

Вскоре появились первые женщины. Незаметно они подсели ко мне, приблизились и о чем-то мне говорили. Я смотрел в их глаза, пытался разглядеть истинное лицо каждой из них, сокрытое под тоннами макияжа и туши, отталкивал их, просил уйти, всячески избегал поцелуев и объятий, ловя в свой адрес упреки и оскорбления. Потом одна из них ушла - остался последняя. Маленькая, почти миниатюрная, с крепкими ногами и упругой задницей, вульгарно обтянутой очень коротенькой юбкой.

- Тебя как зовут? - спросил я заплетавшимся языком.

Она промолчала.

- Ты сидишь здесь, рядом со мной и не хочешь говорить?

Девушка покосилась на меня, но продолжала молчать.

- Хотя, наверное, это хорошо, когда женщина молчит, больше проблем она создает, когда начинает говорить.

- Ты слишком груб для писателя.

Вот и подтверждение моих слов. Едва ей стоило заговорить, как я моментально поймал всплеск боли в груди, отдававший дурной привычкой курить сигареты без фильтра. Боли мучили меня давно, но к врачам я так и не наведывался - боялся до чертиков этих дьяволов в белых халатах.

- Ну вот, говорил же, - я схватил стакан и проглотил остатки налитого алкоголя, - стоило только женщине открыть рот, как внутри меня закололо.

- Что? Я тебя даже пальцем не тронула, - возмущалась она.

- Хватило только слов. Ну да ладно.

Я пододвинулся к ней, обнял и поцеловал, сам то не понимая зачем. Потом опустил руку на грудь, сжал в ладони упругий горбик и положил свою голову ей на плечо.

- Мне так этого не хватает. - шептал я. - Какого-то первого чувства, когда ты только-только познаешь женщину. Женитьба убивает это чувство, превращая его в серость. Писательство не приемлет серость - оно умирает в нем. Писателю нужны яркие краски, яркие эмоции, иначе зачем вообще жить и писать.

Она слегка отодвинула мою голову и попросила убрать руку. Я нехотя, но повиновался ее словам. Голова кружилась.

- Ты ведь тот писатель, правда?

- Тот? - переспросил я, - Это какой?

- Ну этот, который пишет женские романы. Я читала несколько.

- И как?

- Мне понравилось. - она улыбнулась и от этой улыбки весело стало и мне.

- Тебе правда нравится читать подобную ерунду? - слова неожиданно вылетели из меня. - Скажи честно, - я вдруг повернулся к ней лицом, засовывая в зубы сигарету, и спросил прямо, немного повысив голос. - Если бы я стал писать что-нибудь другое, ну-у не любовные романы, а, скажем, историю жизни простого человека, без сказки, без ванили, без любви и прочего ненужного барахла. Просто жизнь. Такая какая она есть, без прикрас и со всей грязью, что в ней существует. Ты бы стала читать такое?

Женщина несколько смутилась от моего громкого голоса и рта, из которого вылетали клубы серого дыма, словно из пасти громадного дракона.

- Ну так что?

- Не знаю. - она пожала плечами, - без любви как-то...

- Как-то что?

- Как-то плохо. - она сжала колени и постаралась отодвинуться как можно дальше от меня, пока не оказалась на самом краю, где ее тут же встретила вторая, вернувшаяся с первого этажа, женщина.

Подруга была стройнее и выше первой миниатюрной красавицы, хотя и не лишена приличных форм во всех нужных местах. Узнав в пьяном человеке напротив знакомую творческую личность, она подсела ко мне почти вплотную, несмотря на страх, царивший сейчас внутри ее подруги.

- Поверить не могу, - начала она, хлопая длинными ресницами у меня перед глазами, - творческая интеллигенция решила залететь к нам на огонек. А я и не узнала писателя в суматохе. Что привело такого человека к нам?

Я указал на вторую женщину, все еще сидевшую на краю длинного закругленного дивана.

- Вопрос.

- Что? - переспросила вторая.

- Вопрос, куколка. Меня последние несколько минут терзает вопрос. - я поднес еще закрытую бутылку вермута, вскрыл ее и быстро налил в стакан, проглотив через секунду почти все содержимое. Горло воспламенилось невидимым огнем и на мгновение стало тяжело дышать.

- Тебе не кажется все это слишком странным?

Она удивленно подняла брови.

- Что именно?

- Лицемерие вокруг нас. Мы говорим всем, что рады их видеть, хотя ненавидим так же сильно, как если бы перед нами стоял злейший враг. Говорим, что приятно провели время, хотя день был спущен в унитаз и ничего хорошего за двадцать четыре часа так и не произошло.

- К чему все это? - теперь ей стало немного не по себе.

- Я пишу всякое дерьмо, малышка. Каждый день буквально заставляю себя садиться за стол и писать это дерьмо. Постоянно! Я убеждаю себя, что так надо, что так будет лучше. Как ты сейчас. Ты тоже улыбаешься мне, делаешь вид, что рада находиться рядом со мной, а по правде, ненавидишь меня. Или как она, - я указал рукой на почти дрожавшую маленькую женщину. - Ты тоже лицемеришь. И я лицемерю. Я говорю всем на презентации своих книг, что рад дарить им сказку, хотя давным-давно проклял это дело и готов даже вернуться в грязную общагу, но только больше не писать этой гадости.