Начинающий писатель

Я слегка опешил.

- Правда? И что конкретно вас так поразило?

- "Долгая дорога домой"

- Это было очень давно. Признаться честно, мне уже трудно вспомнить когда и зачем я это написал.

С момента выстрелов, нескольких сквозных пулевых и клинической смерти прошло почти три года. Я давно не вспоминал тех дней, старался не доставать их на поверхность, наградив участью быть забытыми и заброшенным в самой черной дыре моей памяти и быть навсегда забытыми. Но сегодня все вдруг вернулось.

Предложение Евгения за сутки до злополучного дня, было принято мною не только на бумаге, но и внутри самого себя. Я решил попробовать себя в этом деле, направить силы на жанр, который ненавидел всем сердцем и который презирал душой. Сначала одна книга, потом вторая, а за ней следующая. Успех был феноменальным. Сам того не понимая, я просто-таки взлетел на Олимп популярности, покорив все топы продаж среди женского любовного романа. Подойдя к сему делу раздолбайски, совершенно не принимая никаких попыток описать действо на страницах книг, упростив все, что только можно и превратив серьезное писательское дело в конвейерное штампование болванок, слава и деньги шрапнельным снарядом влетели в мою жизнь. Они пробили стену непонимания, читательской глухоты и издательского безразличия. С тех пор я просто не знал, что это такое: быть отклоненным. Мои рукописи брали не глядя на содержание, печатали огромными тиражами. Самые лучшие художники, редакторы, корректоры. Не было никого и ничего, что могло бы остановить меня на пути восхождения на вершины популярности. И вот теперь прошлое почему-то решило нарушить несколько лет прекрасного молчания.

- Что-нибудь еще? – я еле выдавил эти несколько слов из себя. В памяти возник длинный узкий коридор старого общежития на отшибе, старуха-вахтерша, смерть Сергея…

- Почему вы перестали писать в том стиле? Вам не понравился жанр? Как по мне вы очень хорошо писали.

- Почему «писал»? – спросил я, потянувшись за стаканом с минералкой. В горле внезапно пересохло и говорить стало тяжело. – Я этим до сих пор занимаюсь. Правда, не так часто как хотелось бы, но...

- Нет, вы меня не поняли, - продолжила женщина, почему-то решившая приблизиться к столу как можно ближе. Она шла вперед, держа беспроводной микрофон и всем своим видом говоря, что любыми путями доберется до назначенного места. Когда же до стола осталось всего несколько шагов и между мной и женщиной осталось всего-то расстояние вытянутой руки, меня внезапно передернуло. Эти глаза, этот взгляд… Издалека все эти детали для меня были малоразличимы – зрение изрядно подсело за три года интенсивной работы, но вблизи… Бог ты мой! – прокричал я внутри себя. Да это же она!

Ее я не видел с тех пор, как пули разрезали мою плоть и на несколько часов остались висеть внутри грудной клетки. Она ушла неожиданно, почти как в детективном фильме, где убийца пропадает из поля зрения полицейского до нужного в сюжете момента. Так и она, исчезла, когда я так сильно в ней нуждался, и появилась тогда, когда я уже забыл про нее.

Теперь же ее волосы были длиннее. Прекрасное карэ сменилось солидной косой, опускавшейся между лопаток и касавшаяся своими кончиками выпуклых ягодиц, на которые нет-нет да падали взгляды тех многих мужчин, что стояли позади. Слегка набрала в весе, но это лишь сыграло ей на пользу. Женщина преобразилась, стала желаннее внешне и более упрямой, так мне по крайней мере показалось по ее следующим словам.

- Вы пошли по пути наименьшего сопротивления?

- Почему же?

- Начали писать легкое и простое, незамысловатое и лишенное какой бы то ни было смысловой нагрузки. Вы стали одним из многих. Серым и непримечательным писателем. Работником коммерческого цеха, где деньги всегда играют главенствующую роль, нежели творческая составляющая.

- Сложно отрицать очевидно, - ответил я, глянув как публика в зале начала понемногу волноваться.

Поднялся шум. Кто-то из поклонниц попытался накинуться с упреками на гостью, но тут же получал очень жесткий, почти на грани фола ответ.

В это момент за моей спиной возникла фигура директора торгового центра в окружении двух высоких верзил, подошедшего на возмущенное оханье публики. Он сразу все понял. Бросив на меня короткий взгляд, спустился в толпу и стал искать ту, которая решила внести в общую идиллию толику критического замечания. Охранники разделились и принялись рыскать, как волки, внимательно всматриваясь в каждое женское лицо.

Вскоре шум прекратился. Люди медленно принялись расходиться по сторонам. Кто-то все еще старался получить автограф.

Я сидел и смотрел перед собой, не понимая как такое вообще могло произойти. Прямо здесь! В этот важный (хотя и формальный с точки зрения организации) момент, ее угораздило прийти сюда и высказать то, что так или иначе волновало меня на протяжении всех трех лет.

- Кто это был? - спросил директор торгового центра, подходя ко мне и поправляя галстук. Его красная рожа стала почти огненной, а грудь поднималась, словно кузнечные мехи, от интенсивного дыхания. Он запыхался пока бежал сюда на крики, но все оказалось тщетно - женщина исчезла очень быстро, впрочем как и всегда она умела это делать. Но если раньше мне хотелось увидеть ее как можно скорее, то теперь встреча произошла вопреки моей воле.

- Кто это был? - повторил вопрос директор, - Вы знакомы? Она разговаривала с тобой.

- Что?

- Ты узнал ее? Кто она такая?

- Нет, - коротко ответил я, хотя хотел сказать "да".

Мы не виделись очень долго. Три года слишком много, чтобы описать ту тоску, что охватила меня, пока я валялся в больнице, где из меня выковыривали свинец, а потом проходил длительную реабилитацию, дабы вновь встать на ноги. Стрелявших так и не нашли, но неравнодушные люди сообщили, что незнакомцы как-то были связаны с баром, куда я любил заходить во время той, прошлой жизни, и выстрелы стали наказанием за дебош и те проблемы, что посыпались на голову руководства бара, когда полиция всерьез взялась за проверку этого места и вскоре по постановлению суда закрыла его. Макса уволили и с тех пор я о нем ничего не знал.

- Вот же ж черт, - произнес директор, вытирая пот со лба, - презентация испорчена.

- Да нет,- ответил я, - все прошло как раз как по маслу.

- О чем ты? Люди возмущены, вон, - мужчина указал на продолжавшие пустеть места, - половина людей уже ушло, а сколько они еще могли тут пробыть, если бы не эта истеричка.

Я встал со своего места.

- А про какие книги она говорила?

- Ничего такого, - махнул я рукой.- Забудь.

На улицу я вышел после всех. Дождался пока парковка опустеет и все машины, стоявшие рядом, наконец смогут выбраться на широкую дорогу. Потом проследовал до своей Ауди и устало забрался в салон. "Это конечно не Гольф" - любил повторять я сам себе, обнимая кожаное рулевое колесо и вспоминая старенький "гольфик" трещавший по швам и предано служивший мне до последнего момента. Клянусь, я почти плакал, когда сдал его в утиль и собственными глазами увидел, как громадный шипастый механизм, словно жернова, перемалывал мою малютку, проглатывая внутрь, как бутерброд с ветчиной.

Потом завел автомобиль, подождал несколько секунд и направился домой, где теперь меня ждала располневшая жена.

Мы поженились сразу после выписки из больницы. Не знаю, что на меня нашло, но кассирша затащила меня в ЗАГС. Колдовство подействовало очень быстро. Мы обменялись кольцами, поцеловались, потом поехали домой и трахались почти целый день, думая, что так и надо. Может и да, а может - нет. Тогда мне было все равно, я хотел жить, мне нужен был кто-то, кому я был в то время необходим. Родители толкали к этому решению почти все время, а когда меня продырявили в нескольких метрах от общежития, вопрос встал ребром. Особенно настаивал отец, веря в скорых внуков и счастливую старость в окружении детей.

На горе ничего такого не произошло. С каждым месяцем совместной жизни сомнения внутри меня только копились. Регулярный секс становился не регулярным, все чаще страсть заменялась обычной штатной бытовухой, когда делаешь "не для...", а "на отъеб...". Дети так и не появились. Все чаще мы молча лежали рядом, отвернувшись каждый к своей стене, подобрав ноги и думая над тем, как бы заснуть и не думать над всем, что накопилось между нами за последние три года.