Начинающий писатель

Внутри камеры жутко воняло. Это был не тот аромат, который бы заставил меня блевануть, но дышать им приходилось почти через силу. Глубокий вдох, потом задержка и резкий выдох. Это дыхательная гимнастика позволяла справиться с приторным запахом, но долго это явно не могло продолжаться и вскоре я банально привык к смраду давно немытых тел, смирившись с тем, что следующие несколько часов до самого утра я буду торчать в этом помещении.

Кто-то из бездомных наконец проснулся. Бородатый дядька в засаленной куртке, почерневшей от жизни и грязи, повернулся ко мне лицом и ясными, чистыми глазами, окутанными густыми бровями и ресницами, посмотрел на меня. Затем приподнялся, кряхтя и постанывая, сел у самого края своего лежбища и заговорил.

- Который час? А впрочем неважно.

Удивление растаяло. Первое впечатление, как это бывает, оказалось ложным. Голос хрипел от солидного стажа курильщика, даже некоторая часть усов, прямо под носом у самых ноздрей была пожелтевшей. Сам он еле держался на ногах и был еще явно под действием какого-то адского зелья, проглоченного где-нибудь на задворках этого старого города.

- Чего молчишь? – вдруг обратился ко мне.

- А что говорить?

- Ты прав. Сюда не от радости попадают.

Закашлял. Хрипя и рвя глотку надрывистыми выдохами. Потом, подложив руку под голову, опять рухнул на свою койку.

- Тебя тоже поймали на улице? – бездомный продолжал спрашивать.

Я понял, что теперь он от меня не отвяжется и решил скоротать время в его компании. Нос уже почти не чувствовал мерзкого запаха – он пропал, а вместе с ним и неприязнь к сокамерникам.

- Все просто. Кто-то вызвал полицию, когда я вышел из бара. Говорят еще подрался…

- А-а-а, - протянул он своим хриплым голосом, - история стара как мир. Не поделили выпивку, слово за слово, рукопашка, мордобой. Все как всегда. Но…

Он повернул голову и стал внимательно смотреть на меня.

- Я как вижу ты неплохо дерешься. На тебе ни царапинки. Хех.

- Да может и не было никакой драки. Говорю же, это все со слов других людей.

- А ты что сам не помнишь?

Отрицательно покачал головой.

- Во молодежь! Я вот сколько так живу – все помню! Ей-богу! Еще ни разу не случалось такого, чтоб раз… и все. Резко все отрезало. Знаешь, как кинопленка. Есть подающая катушка, есть приемная. Пленка проходит через фильмовый канал, затем на зубчатый барабан и…

Он сделал глубокий вдох, повысил голос, будто готовый выдать какую-то страшную тайну, но почти сразу захлебнулся в страшном кашле, разносившимся по всей камере.

- Что это? – спросил я – Устройство какого-то прибора?

- Это мой мозг, - гордо указав на свою голову, подытожил бездомный, - А так да, это устройство старой кинокамеры. Когда-то я работал оператором на съемочной площадке, но это было так давно, что даже мне больно доставать из архивов своего мозга эту запыленную дрянь.

- Почему же? – я подался вперед, - Расскажите.

- Ого! – воскликнул он. – А ты сам кто, собственно говоря?

- Я – голос замолк и как не силился заговорить, все почему-то превращалось в одно сплошное мычание.

- Ну же! – теперь сам бездомный был заинтригован. Старик поднялся, сел на тот же край своей койки и, распрямив бороду, опять уставился на меня.

- Я писатель. - с трудом вытолкнул я.

- Как-то неуверенно. Хотя я знаю в чем причина.

Молчание.

- Ты боишься, правда?

- Немного.

- Критики?

- Всего. Критики, осуждения, насмешек, но больше безразличия. Это больнее всего.

- Я тебя понимаю. – опустив глаза, сказал бездомный

Он сказал это таким тоном, что в ту секунду этот немытый, заросший и смердящий всеми немыслимыми оттенками вони и смрада человек стал роднее и ближе многих тех, кого я знал и считал до сегодняшнего дня своим другом и коллегой. Почему-то это «я понимаю» было для меня как бальзам на душу. Словно родной человек, которого очень долго не было рядом, только что появился прямо передо мной и одним своим присутствием придал мне уверенности. Может это глупо или наивно, но так или иначе все свелось именно к этому.

- Какая ирония, не правда ли? Мы сидим здесь вместе, разговариваем с людьми, которые нам не знакомы и вдруг чувствуем в них родное тепло. Невидимую связь, говорящая нам, что это и есть «…тот самый человек с которым я могу поговорить по душам».

- Да, - ответил я. – Все именно так. Хм, не думал, что такое вообще возможно.

- Это жизнь. Здесь все всегда идет в разрез с твоими планами. Здесь главную роль играет импровизация. Высший пилотаж не только в кино, но и в жизни. Планы рушатся под ударами судьбы, потому что они всегда тверды как гранит и громоздки, а импровизация она как разогретый пластилин, мнется, сжимается, но всегда остается однородной. Целостной, если так можно сказать. Кхе!

Он опять завелся истошным кашлем. Несколько раз из его груди вырвался страшный рык, после которого на пол полетела потемневшая слюна. Сосед по камере проснулся от такого, но вскоре быстро заснул, даже не обратив на меня внимания.

- О чем ты пишешь? Я мог читать твои книги?

- Нет. Сомневаюсь в этом. – я махнул рукой.

- Что, вообще не издавался?

- Было пару раз, но все это в прошлом да и книги так себе. Макулатура.

- Нельзя так говорить о собственных творениях.

- Если бы они таковыми были. Это бульварное чтиво. Литературный фаст-фуд, который обычно продают в переходах метро и читают на автобусных остановках. Ни о какой пищи для ума и речи не идет.

Бездомный почесал затылок.

- Все равно. Это труд и время. То, что нельзя вернуть. К этому нужно относиться с уважением.

- Да брось! – раздраженно заявил, - Я просто хотел заработать денег и писал то, что хотя бы брали в печать. Можно сказать был вынужден сделать это, чтобы не умереть с голоду. Но… но все потом пошло не так. Я надеялся, что меня заметят серьезные издательства и мое творчество наконец будет искренним и честным, а оказалось, что все это никому не нужно. Банально, но это так.

- Ты слишком драматизируешь.

- Неправда! Я прошел все издательства в этом городе, писал в столицу, интернет-сайты, пытался самостоятельно продавать собственные книги, потратив на их печать почти все свои деньги и везде…ВЕЗДЕ я сталкивался с одним и тем же. Мои выводы основаны не на пустом месте. Я четко знаю о чем говорю.

Наверное, эти слова немного убедили его, хотя мужик все еще смотрел на меня «родительскими» глазами.

- Сделки с совестью не было?

Я отрицательно покачал головой.

- Ну и зря. – он вернулся в прежнее положение, упав на бок лицом ко мне.

- Это почему же? – недоумевая, спросил я.

- Ты удивительным образом напоминаешь меня в твоем возрасте. Такой же упертый, такой верящий в справедливость и честный труд. Забудь. Это все в прошлом. Все гении давно родились и умерли. Все шедевры написаны и сняты. Нам лишь осталось собирать крохи. Я был таким как ты и поэтому оказался здесь. Не повторяй моих ошибок и быть может, когда ты состаришься и попадешь в очередном запое в эту камеру, не встретишь такого же наивного мальчугана.

За дверями послышался шум. Несколько человек, тяжело ударяя сапогами по полу, двигались в нашем направлении. Машинально я приподнялся на ноги, выпрямился и стал ждать, когда откроется дверь и меня выведут в кабинет для очередного разговора. Но ожидания не оправдались. Люди прошли мимо. Шум постепенно затих. Оскорбленный, что все не закончилось в этот момент, я медленно сполз по стене, продолжая слушать как бездомный что-то бормотал себе под нос.

- Можно любить это дело, можно ненавидеть. Но в нашем мире все строится вокруг удовлетворенности и реализации. Если их нет, нет и желания продолжать жить. Иногда, чтобы получить желаемое, нужно делать то, чего не хочешь больше всего на свете. Переступить через себя, чтобы потом иметь возможность послать это как можно дальше. Гордыня не зря один из самых великих грехов, ведь именно она не позволяет нам получить то, чего мы желаем. Забудь про творчество, забудь про все, что с этим связано. Пиши востребованное и будет тебе счастье.