Страница 111 из 121
Два дня и две ночи промелькнули как единый вздох. Наглядеться друг на друга не могли князь с молодой женой. Расставаясь на самое малое время, при встрече так радовались, будто позади разлука в годы. Засыпая на смуглом плече мужа под неясный шум догорающих поленьев в печи, Леда улыбалась и думала – бывает ли больше счастья, чем выпало ей.
– Бывает и другое счастье, - шептал Годар, чудно угадав ее мысли, - когда так же будем с тобой лежать и дитя у тебя во чреве шевельнется в первый раз под моей рукой. Когда сама почувствуешь, что носишь в себе новую жизнь.
Но нельзя же весь век просидеть в светелке, обнимаясь и шепча ласковые слова. Настанет время и с перинок пуховых встать, а с князя и вовсе особый спрос - ждут дела в Гнездовье, то спор разобрать, то виновного наказать, а то и заступиться за неправедно обиженного. Как-то Леда осталась одна у себя в покоях, заскучала немножко после баньки, расчесывала длинные волосы, по одному брала каленые орешки из мешочка.
Годар о ту пору в отъезде был, занадобилось в Звенигорье попасть, а с собой ладушку не взял, дорога тяжкая. Неровен час и сам до утра не возвернется. Метель на дворе, псы по конуркам попрятались, не видно ни зги. Ох, тоска…
Лучинка в светце круто наклонилась и полетела в бадейку с водой. Темно стало в покоях. Жутко даже. Хотела Леда девушку сенную кликнуть, да вдруг замерла и прислушалась. А с накрытой постели донеслось какое-то жалобное попискивание. Ай, по спине мурашки бегут! Ноженьки к полу как приморозило.
Наконец Леда смелости набралась, на цыпочках к двери потянулась, уже воздуха в грудь набрала для крика - вдруг комната ярче прежнего осветилась от новой лучинки. А откуда-то с потолка раздался насмешливый тенорок:
– Легко же тебя напугать, милая!
– Это кто тут опять шалит? - отлегко у княгинюшки на сердце, уж больно знакомый голос, и шутки - прибаутки прежние.
– Гость званый, да запоздалый. Прости, на свадебку вашу не поспел, задержал меня твой подарочек.
Леда метнулась взглядом по комнате. И ахнула, руками всплеснув. На широкой княжеской постели лежал котище дымчатого окраса - глазки на огонек щурил и ушки прижимал, ровно чего-то боялся.
– Это что за зверюшка у нас? Ой, же какая прелесть! Спасибо, сват Наум! Или дядя… Даже не знаю, как лучше к тебе обращаться… А можно погладить "подарочек"? Пальцы не откусит?
Притворно строгий тенорок теперь уже слышался из-под пола:
– Не только можно, но и надобно. Он же малыш еще, третий день как от мамкиной соски отнят.
– Как малыш? – искренне удивилась Леда, не веря глазам.
Котяра на покрывале явно на малютку не смахивал. Только вид робкий имел, встревоженно разевал пасть и явно трусил новую хозяйку.
– Самый форменный младенчик! – ухмыльнулся невидимый гость, - с папкой ты его уже встречалась, кажись. Только быстро пришлось удрать. Уж больно папка зол да грозен оказался. Не заладилось знакомство у вас.
– Баюн! - вздрогнула Леда, - неужели его дитеныш? Но как же ты раздобыл?
– Тебя хотел позабавить, лапушка…
– Так ведь он людоед, страсти какие, он же нас тут всех слопать может, голова твоя садовая… которую и не видно вовсе, ты о чем думал, Сватушка?!
Рассмеялось опять под притолокой - словно раскатилась кучка сухих горошин, дернулась занавеска на окнах.
– Вот же как бабы глупы бывают… Особенно на девятый день после замужества, одно только на уме держат. Сказано тебе – дите малое, неразумное. Кого выростишь из него, то и станется. Баюн – шибко премудрый зверь и речь человеческую понимает, опомниться не успеешь, как сам начнет говорить. Ты его пожалей да приголубь, кажное существо ласку любит.
А будешь с ним добра, станешь кормить да привечать, за мамку сочтет, всей душой звериной потянется. Будет верно служить тебе и твоим детушкам. Сказки сказывать станет да складывать песенки. Не нарадуешься на друга… Меня вспомнишь добром.
Леда опасливо подкралась к постели. Присела на краешек и вмиг догадалась, что котенок большущий саму ее боится, сторожится. Ишь, замотался в край полотна, только зубки скалит да лапками прикрывает мордочку. Как бы лужу не напустил на супружеское ложе…
Ох, беда, беда, огорченье… Тут Леда смелости набралась, решительно ухватила зверушку, завернутого в покрывальце и подхватила на руки, напевая задорную песенку:
– Обернусь я белой кошкой,
Да залезу в колыбель.
Я к тебе, мой милый крошка,
Буду я твой менестрель.
Буду я сидеть в твоей колыбели,
Да петь колыбельныя,
Чтобы колокольчики звенели,
Цвели цветы хмельныя (с)
– А ведь присмирел! Наум, мы точно подружимся, он меня уже не боится. И я его… ну, почти. Ого, какие когтищи! А он, часом, не озвереет у нас… суть-то папкина свое не возьмет?
– Это как воспитаешь, но надежда есть.
– Вот же бродяга бездомный! Где хоть обитаешь сейчас? Оставайся с нами, Годар не воспротивится… ха-ха… пригодишься в хозяйстве. Ты парень шустрый! Ой, простите, дяденька, мою фамильярность, что-то я разошлась не на шутку.
Леда и впрямь расшалилась, как девчонка, вовсю забавлялась с пушистым котенышем, а тот освоился быстро, вскоре уже шутя прикусывал ее розовые пальчики, за волосы пробовал хозяйку потрепать. Потом притомились оба, легли рядышком и Леда, улыбаясь, поглаживала густую мягкую шерстку "подарка". Тот сейчас же заурчал довольно, нежился, подставлял толстенький животик для ласковых рук. Ну, как тут не вспомнишь детские стихи: