Страница 80 из 129
Барин усмехнулся:
- Верёвки из меня вьешь… Погоди, ещё не так виться будешь… Иди. Да возвращайся скорее!
Алёнка выскочила из кабинета и помчалась в комнату госпожи, из которой влетела в гардеробную, села перед зеркалом и…
Закрыв глаза и сосредоточившись в тишине она загадала желание… Самое заветное… Самое главное… То, о чём она каждый день вспоминала в течение этих десяти месяцев… «Я хочу оказаться дома, на ул. Хрустальной. И увидеть своего сына Артёмку…»
Тишина обволакивала Алёнку…
Она так и сидела с закрытыми глазами, боясь открыть их и понять, что ничего у неё не вышло.
- Кхм-кхм… И что это вы тут делаете? - раздался за плечом голос барина.
Алёнка распахнула глаза. «Ничего не получилось! Но почему?...»
Оставался один только выход – бежать.
Алёнка подскочила со стула, и опрометью бросилась вон из тесной гардеробной, роняя на ходу обувь и пышные юбки с полок. Это дало ей минутную фору. Барин не ожидал такого фортеля от покорившейся, как ему казалось, служанки. И поначалу впал в ступор. Но ровно до тех пор, пока не понял, что беглянка уносит на себе целое состояние!
Алёнка бежала вниз по лестнице, и сквозь дробный стук своих шагов слышала, как Алексей Фёдорович ругается матом, наступая на каблуки и цепляясь пряжками ботинок за юбки.
Двери в боковые комнаты оказались закрытыми, и только галерея гостевых зал, нанизанных на широкий коридор, будто бусины на нитку, оставалась свободной. И вели эти залы прямо на бал.
Но делать нечего – иного способа выйти из дома, кроме как через парадную дверь, просто не оставалось. На ночь уличные двери в людскую запирались на ключ. И случалось, что зазевавшимся служанкам приходилось спать на конюшне.
Алёнка бежала из комнаты в комнату, не разбирая дороги и не глядя по сторонам. А меж тем её удивлённо провожали взглядами уединившиеся парочки, старички, играющие в вист и любители есть и выпить за длинным банкетным столом. Алёнка голубым вихрем в сверкающих камнях проносилась мимо этих людей, которые только рты открывали и роняли на стол котлеты и карты. Только когда она влетела в танцевальную залу, произошла заминка.
В нос ей ударила смесь резких запахов, которые не могли перебить даже огромные охапки душной сирени, стоящие в вазах. Пот, пудра, одеколонистые парфюмы… Но не пахучесть высшего общества остановила её. Несколько пар лениво кружились под мазурку, и пышные юбки в бантах и оборках создавали такое же препятствие, как стая медуз в море.
Алёнка начала протискиваться сквозь танцующих, стараясь никого не толкнуть. Краем глаза она заметила Фелициату, сидящую на стульчике у стены. Окружённая кавалерами, та мило беседовала с дамами среднего возраста.
До выхода оставалась всего пара метров.
Алёнка уже предвкушала ночной свежий воздух, когда её вдруг пребольно схватили за косу.
Она обернулась.
Кого угодно Алёнка ожидала увидеть – барина, Фелициату, лакея. Но только не эту незнакомую ей блондинку, с перекошенным от злости лицом. Алёнка дёрнула свою косу обратно, но женщина крепко вцепилась в тёмные волосы и не желала отпускать.
- Воровка! Держите её! Она украла! – голос дамочки легко перекрикивал и светский гомон, и даже оркестр.
- Что происходит? – Фелициата пробиралась сквозь парочки, которые вдруг перестали танцевать, а когда увидела в центре скандала свою служанку, изумлённо подняла бровки, - Алёна, что здесь случилось?
- Эта дефка, украла мОи… тувЕли! - от волнения у Иоганны прорезывался немецкий акцент.
Гости рассматривали сенную девку, усыпанную каменьями или «тувелями» по-немецки, и одна Фелициата уставилась на Алёнкины лапти.
- А причём здесь ваши туфли? – недоумённо спросила барыня.
- ТувЕли! Драг… драгоцЭнности! Из малахитовой шкатулки! – нервно обмахиваясь веером, пояснила жена Полевского приказчика.
- Позвольте! – заспорила юная барыня. – Это мои драгоценности! А малахитовую шкатулку мне муж на свадьбу подарил!
Гости ахнули, не ожидая такого поворота, а Иоганна фыркнула, как бык на корриде.
- Спросите сами у Алексея Фёдоровича, коли не верите, - аргументировала Фелициата. – А вот и он идёт.
Все обернулись на запыхавшегося хозяина дома. Волосы его растрепались, а выражение лица было крайне недовольным. Безусловно, Алёнку следовало приструнить, однако и огласки он теперь опасался. Мало ли, какая блажь придёт этой бабе? Вдруг да опозорит его прилюдно. Конечно, общество не осуждало мужчин за интимные связи с прислугой. Но принято было держать подобные шалости в тайне. А тут при всех… Да ещё и на чествовании молодой жены… Нехорошо может выйти…