Страница 52 из 129
«А, точно, по легенде здесь мне 16, значит, разница… 7 лет. Нормальная по местным меркам разница. Хотя, что тут норма если…»
- Да ладно тебе, Авдей, Фильке и 16 нет, так весной за барина выходит, которому за 60… Не в этом дело… не в этом… - она старалась подобрать какую-то правдоподобную версию того, почему сейчас должна ответить отказом, на предложение руки и сердца, но на ум ничего не шло. – Я подумаю.
Авдей от такого ответа резко остановился. Где-то вдали гавкнула собака. А Алёнка стояла, моргая, не в силах осознать, что сейчас произошло, и какое решение она сама только что озвучила.
- Подумаешь? – Авдей выглядел ошарашено.
И то правда, вряд ли он ожидал, что ему вообще могут отказать.
Алёнка попрощалась. Она спешила. Не до парней ей сейчас с помятой самооценкой. Ну и что, что это она её помяла… Переживёт… Женится…
Вот только планы по возвращению в 21 век почему-то отступили…
Она лежала на лавке, глядя в темноту, и думала о том, что в Полевском искусный мастер на рынке женихов очень даже котируется. Даже, несмотря на то, что сирота. Видимо, потенциальные тести принимают во внимание и имущество деда Михея, и относительно высокий заработок молодого камнереза. А ещё то, что работа у Авдея с риском не связана. Ну, заболевают тут мастера раньше обычного, заходятся кашлем десятки лет и помирают тихонько, не дожив до 50-ти. Зато жена его может быть уверена, что под завал он не попадёт и от воды насмерть не застудится. Кстати, мастера ещё в город постоянно мотаются – поделку сдавать – значит, гостинцев привезти может. Ну и вообще приятно, когда муж талантливый и народом уважаемый. «Супер-звезда местного разлива… Шкатулка, Алёна, думай про шкатулку», - убеждала она сама себя, но мысли, то и дело соскальзывали на васильковые авдеевы глаза и его уверенные руки…
Всю следующую святочную неделю Алёнка пыталась собрать максимум информации о матери Забавы. Однако действовать, как в шпионских сериалах, оказалось безумно сложно.
Начала она с банальных расспросов.
Правда, дело осложнялось тем, что выяснять всё надо было ненавязчиво, да и круг её общения был ограничен. Неразговорчивая Варвара, дети из сада, которые мало что знают, их отцы, которые не любят сплетничать и Танюшка с подружками, чьи матери до поры стараются ограждать девиц от взрослой жизни. Единственным человеком, у которого можно было узнать про местную жительницу, оставалась Малаша. Но её Алёнка видела только у колодца, вкупе со столькими посторонними ушами, что посекретничать не было никакой возможности.
И всё же удалось выяснить следующее: мать Забавы – Людмила – вдова лет пятидесяти, имеет двух сыновей. Один живёт отдельно и работает на Гумешках рудобоем, другой проживает в доме матери, работает истопником домны на медеплавильном заводе. Сама женщина занимается хозяйством. По двору свободно бегает огромная дворняга. Единственный способ добраться до шкатулки – дождаться поздней весны, когда мать с сыном могут собраться в Екатерининскую крепость за покупками, либо лета, когда они начнут ездить на покос.
А за это время Алёнку загребут в услужение к барину… Но иного способа просто не существовало – быт крестьян зимой был построен таким образом, чтобы поменьше выходить на улицу.
Корову они недавно зарезали, и новую пока не заводили. За водой Людмила приходила поутру, но, как заметила Алёнка, женщина не стояла подолгу. Займёт очередь, наберет пару вёдер и домой. А изба её недалеко от колодца стоит – то есть, форы в случае чего не будет.
Про шкатулку – у вдовы она или нет – достоверно никто не знал.
Варвара рассказала очередную красивую сказку о том, как шкатулка вообще попала к Людмиле. Что по молодости муж её увидел в лесу Хозяйку горных богатств. Что с того случая все и начали про неё рассказывать. И что муж тот влюбился в красивую женщину, но она его полюбить не смогла, потому как каменная. И сердце у неё за века окаменело. Отпустила она женатика восвояси, а на память шкатулку дала с убором, достойным самой царицы. Ту шкатулку вдова ни за какие деньги продавать не хотела. Потому как память это не только о муже, но и о дочери, которая с драгоценностями этими играть любила. А дочка у неё пропала. Ушла по осени в Петербурх и не вернулась.
- Так Михей же что-то про Мраморское говорил. Про купца – жениха, - не поняла логики рассказа Алёнка.
- А ты слушай Михея больше. Тот ещё мастер сказы плести. Как начнёт, бывало, про каменный цветок трепать, только парням головы и дурит, чтобы они, значит, горных мастеров в своём деле превзойти хотели. – Варвара тяжело вздохнула. – Пропала Забава – вот и весь сказ.
- Думаете, полоз утащил? – задумчиво пережёвывая пригорелую корку хлеба, съязвила Алёнка.
- Ну тебя… - махнула рукой Варвара, – волки это. По осени волк знаешь, какой злой?
Вопрос этот остался риторическим, а Алёнке и так было, над чем поразмыслить. Поэтому она допила свой отвар, затушила лучину и улеглась на лавку, укрывшись и тулупом, и жилетом одновременно. Варвара, пыхтя, вскарабкалась на тёплую печь и вскоре засопела. Способность этой женщины практически сразу же засыпать порой поражала Алёнку – сама она так не умела.