Страница 4 из 122
Ступив на землю, он тотчас обернулся к карете и помог выйти высокой, стройной даме, закутанной с головой в черную кружевную мантилью.
Корнелиус Фан дер Вальк встретил их глубоким поклоном и впереди них взошел в подъезд замка.
За прибывшими гостями последовал и дворецкий Шмит, с любопытством осматривая фигуры своих новых хозяев и изредка с некоторым недружелюбием взглядывая на молча шагавшего рядом с ним старого слугу, который не счел даже нужным хотя бы кивнуть головой представителю владетельного герцога…
Приезжий господин был высокого роста, строен, подвижен, походка его отличалась изяществом, а при первом взгляде на его красивое, молодое лицо дворецкий Шмит признал в нем истого аристократа. Небольшая подстриженная черная бородка и слегка закрученные усы оттеняли красиво очерченные губы, из-за которых при улыбке, с которой ответил он на поклон Фан дер Валька, сверкнули два ряда белых блестящих зубов. Костюм прибывшего господина отличался некоторой странностью и напомнил старому дворецкому старинные портреты замковой галереи: там, на этих портретах, бароны и рыцари были изображены в бархатных, плотно обхватывавших стан, супервестах, коротких мантиях и шляпах, украшенных перьями, - такой же почти костюм был надет и на незнакомце, шедшем теперь впереди дворецкого по коридору Эйсенбургского замка.
Рядом с ним шла молодая, судя по походке, дама, лица и фигуры которой нельзя было рассмотреть благодаря окутывавшей ее мантилье.
К удивлению Шмита, вновь прибывшие прежде всего прошли в портретную галерею и в течение целого получаса переходили от одного портрета к другому. И новый хозяин Эйсенбургского замка, подобно Фан дер Вальку, долго простоял перед портретом благородного рыцаря Вальтера и, уходя от него, поднес руку к полям своей шляпы и кивнул головой, как бы прощаясь со своим старым знакомым.
«Не вынет ли и этот креста? - подумал старый Шмит. - Может быть, и он считает себя знакомым благородного рыцаря и сейчас начнет с ним разговаривать?..»
Но приезжий господин до сих пор не сказал ни одного слова и только уже при выходе из портретной галереи неожиданно остановился и обратился к дворецкому:
- Вы будете входить в замок не иначе, как всякий раз по особому зову. Теперь вы свободны, но не должны отлучаться из замка. Вообще, я хочу, чтобы вы имели как можно меньше сношений с жителями Эйсенбурга. Ваша жена будет прислуживать госпоже. Согласны вы на эти условия?..
- Как угодно будет вашей светлости! - пробормотал Шмит.
- Я не светлость, - спокойным тоном ответил тот. - И если кто-нибудь спросит вас об имени нового обитателя замка, вы можете сказать, что его зовут кавалером Лакруа. О лошадях будет заботиться Люсьен.
Указав при этих словах на лакея, кавалер Лакруа вышел вместе с Фан дер Вальком и неизвестной госпожой, имени которой он не счел нужным упомянуть старому дворецкому.
Вечером, с теми же лошадьми, которые привезли кавалера Лакруа и его спутницу, Корнелиус Фан дер Вальк уехал неизвестно куда, и новые обитатели замка остались одни.
Давно ожидаемый факт их водворения наконец совершился.
ГЛАВА III
Несмотря на ясно выраженное желание кавалера Лакруа, Шмит тотчас, как только представилась возможность, урвался в Эйсенбург, чтобы удовлетворить любопытство нетерпеливо ожидавших его деревенских жителей,
По обыкновению, он прежде всего направился к священнику. Весть о том, что пришел дворецкий из замка, мигом облетела деревню, и через несколько минут в маленьком зале и около дома священника уже толпились любопытные. Сам достопочтенный пастор, несмотря на всю свою обычную сдержанность, казался взволнованным. Он беспокойно ерзал на своем широком кожаном кресле, поправлял свои очки, перекладывал с места на место табакерку и платок и каждую секунду перевертывал зачем-то листы толстой, обшитой в пергамент, лежавшей перед ним старинной книги - той самой книги, в которой он показывал Шмиту изображение креста, принадлежавшего Корнелиусу Фан дер Вальку.
Старый дворецкий стоял перед ним и последовательно излагал, не опуская ни малейшей подробности, историю появления новых гостей в замке. Его слушали, не прерывая, и только сам священник изредка приговаривал:
- Так, так… - как будто заранее зная, что именно должен еще сообщить ему рассказчик.
Набравшиеся в комнату любопытные в такт кивали головами при каждом поддакивании священника, переглядывались между собою, как бы желая прочесть на лицах друг друга впечатление, производимое рассказом.
- Итак, - закончил Шмит, - вы видите, достопочтенный отец, что с прибытием нового хозяина замка дело нисколько не выяснилось, хотя, как уже я говорил, он, по-видимому, весьма знатный господин… я даже назвал его светлостью…
- Если б возможно было, - перебил священник, - каким-нибудь образом узнать его имя…
- Да я знаю его! - воскликнул дворецкий, опять приходя в ужас от своей непростительной рассеянности.
- Знаете! - вскричал в свою очередь священник, вскакивая с места и поднимая кверху руки, как бы призывая этим небо в свидетели того, что он сам неповинен в этом преступлении. - Знаете и столько времени молчите!.. О, Шмит!..
Все присутствовавшие с негодованием и упреком обратили свои взоры на старика. По комнате прошел глухой ропот.
- Я полагал… я хотел… - пробормотал дворецкий, - изложить последовательно.
- Последовательно… Да говорите же, говорите теперь!..
- Его светлость зовут… то есть его светлость не зовут… то есть виноват - его светлость не его светлость, а просто кавалер Лакруа!..
При этом имени священник, видимо едва сдерживавший раздражение, вызванное в нем путаной речью Шмита, в бессилии упал в свое кресло.
- О, - вскричал он, - я предчувствовал это!.. Моя книга говорит правду!..
С этими словами он снова положил руку на лежавший перед ним фолиант.
- Его преподобию известен кавалер Лакруа?.. - в изумлении вскричал дворецкий.
Все остальные при этих словах придвинулись к столу, пораженные только что происшедшей сценой и с нетерпением ожидая ее развязки.
Вместо ответа священник с лихорадочной поспешностью перевернул несколько листов своей книги и молча подвинул ее к Шмиту, указывая на гравированный портрет, занимавший всю страницу.
Любопытные плотной толпой вслед за дворецким придвинулись к столу.
- Он!.. - вскричал Шмит, в каком-то самому ему непонятном ужасе откидываясь назад. - Он!..
На портрете был изображен кавалер Лакруа; строгие, красивые черты его лица врезались с первого взгляда в памяти дворецкого, и он узнал их сразу. На портрете кавалер Лакруа был изображен в том же черном бархатном супервесте, в котором видел его сегодня Шмит, голову его прикрывала та же шляпа с пером, и только крест той же оригинальной формы, как и у Корнелиуса Фан дер Валька, висевший на груди на золотой цепи, да крестообразная рукоять меча, видневшаяся у пояса, составляли разницу портрета от оригинала.
Прошла минута мертвого молчания. Священник отирал платком крупные капли пота, покрывшие его лоб; все находившиеся в комнате обитатели Эйсенбурга с любопытством и некоторым страхом рассматривали портрет. Тем не менее никто из них не догадывался, почему этот портрет произвел такое потрясающее действие на патера - даже сам дворецкий начал приходить в себя. Действительно, что удивительного в том, что портрет кавалера Лакруа, человека, по всей вероятности, знатного и знаменитого, был помещен в какой-то книге?..
Чем более думал об этом Шмит, тем проще и объяснимее казалась ему вся эта так было поразившая его с первого раза история.
Но тут внезапно пришедшая догадка заставила старого дворецкого вздрогнуть от страха и радости: ему хорошо было известно, что знатные царствующие особы иногда скрывают, в силу политических соображений, свой высокий сан под чужим именем. Не скрывалась ли под именем кавалера Лакруа какая-либо владетельная особа?.. Тогда понятным явится присутствие ее портрета в книге и волнение патера, когда тот убедился в тождественности обитателя Эйсенбургского замка с лицом, изображенном на портрете?..