Страница 8 из 37
Мун уже давно заметила, что Тоффи и Ривер — две абсолютные противоположности.
Тоффи умён, начитан и талантлив. Чего стоит хотя бы его музыка, которую он так искусно умеет извлекать из органа. Тоффи никогда не выражает каких-то бурных эмоций (или, может быть, из-за маски просто не видно), он беспристрастен и немного отчуждён, Мун с трудом удаётся заставить его улыбнуться, лишь путём хитрых манипуляций — счастливой улыбкой, звонким смехом или неожиданным, быстрым и при этом плавным движением тела, больше похожим на танцевальное па. Порой Мун кажется, что он совершенно не увлечён беседами с ней, но, стоит Мун хоть на минуту усомниться в искренности Призрака, как тот внезапно проводит рукой, облачённой в перчатку, по её серебряным волосам, трепля их. И вот принцесса уже откинула все лишние мысли и продолжила непринуждённо общаться с другом, и лишь лёгкое покраснение бубнов на щеках выдавало её смущение. Тоффи был её опорой, незаменимой частью её жизни, был тем, с кем Мун чувствовала себя не как принцесса, не как королева, а как простая, не влачащая на своих хрупких плечах бремя власти и ответственности за целый народ, девушка. Он никогда не заговаривал о её долгах и обязанностях, не корил за излишнюю неуклюжесть или простоту слов, не читал бесконечные нотации, по поводу и без, и относился к ней, как к равной, не возносил до уровня божества и не уничижал до уровня несмышлёного ребёнка, который не способен отличить вилку для салатов от вилки для мяса. Тоффи просто был рядом и ничего не требовал взамен.
Ривер не блещет ни умом, ни талантом, но он так добр и умилительно глуп, что Мун временами едва сдерживается, чтобы не взять юношу за пухлые щёки и не потянуть их в стороны, словно бабушка, желающая затискать внука. Несмотря на свою полноту, неловкость в движениях, Ривер всё равно производит впечатление молодого человека, способного защитить и себя, и кого-то, кто в этом нуждается. И Мун удивляет эта его черта. Ривер не был лишён благородства и мечтал однажды стать настолько сильным и крепким, чтобы носить на руках не только Мун, но и тела убитых на охоте животных и врагов. И он уверенно шёл к своей цели, упорно тренируясь и не унывая, если получал лишний синяк. За то время, что принц дикарей гостил у принцессы Мьюни, она почувствовала к нему необъяснимую, сильную привязанность, которую не могла назвать ни любовью к другу, ни симпатией к юноше. И Мун жутко обрадовалась, узнав, что семья Йохансенов решила остаться в доме Баттерфляй ещё на две недели (на самом деле, королева Скай, видя, как улучшилось состояние её дочери с приездом друга детства, упросила его родителей погостить ещё).
Мун уже давно заметила, что Тоффи и Ривер — две абсолютные противоположности, но одно их всё же объединяет: они одинаково близки принцессе, и она не представляет свою жизнь ни без одного, ни без другого.
Погрузившись в собственные мысли, Мун и не заметила, как тьма заполонила каждый уголок королевства и зажглось пламя фонарей на улицах. Ночь наступила так быстро для принцессы, что она не сразу поняла, что пора бы уже спуститься вниз, иначе, если служанка не заметит её ни в спальне, ни выходящей из ванной комнаты, то вырастет риск быть уличённой в таких вот «прогулках». Наскоро поднявшись, Мун быстро спустилась по короткой лестнице, что вела под купол, прямо к люку, через который принцесса ловко попала в башню и оттуда уже вышла в коридор последнего этажа, спешно удаляясь в свою комнату. Скоро часы пробьют час отхода ко сну, и Мун вновь отправится к Тоффи, чтобы послушать что-то новое из сочинённой им музыки, или почитать его стихи, смысл которых она, как ни старалась, уловить была не способна, или, в конце концов, просто поговорить с ним на какую-нибудь тему, сидя на уютной софе и поджав под себя ноги. Вернувшись в свою спальню, принцесса опустилась на постель и с нетерпением ждала, когда пробьёт назначенный одиннадцатый час.
Час их неизменных встреч.
========== Глава 5. Ты — мой ангел ==========
Лунный свет мягко стелился по мраморному полу коридоров. Свечи были давно потушены, а все обитатели замка давно были охвачены сном. Все, кроме юной принцессы. С опаской оглядываясь по сторонам и держа фонарь впереди, девушка медленно шла по коридору, осторожно ступая по полу, словно кто-то мог услышать её шаги в столь поздний час.
Сердце Мун бешено колотилось в груди, глухо и даже слегка болезненно ударяясь о рёбра. Небывалое смятение захватило душу и тело принцессы, пробегало крупной дрожью по коже и заставляло руку, крепко сжимающую неизменный фонарь, подрагивать. Сегодня, Мун уже точно решила, она узнает, что так страшится ей показать Тоффи, что скрывается за маской. Они ведь так давно знают друг друга, какие тайны между ними могут быть?
Поначалу Мун заклинала себя даже не думать об этой пресловутой маске, так порой разделяющей их. Но затем, вглядываясь в золотые глаза Призрака, каждый раз чувствуя потребность узреть их во всей красе, Мун задумала, во что бы то ни стало, снять маску с Тоффи. Но, сколько бы она ни уговаривала друга, тот ни в какую не желал соглашаться, сразу же делался холодным и безразличным, лишая девушку своего внимания. И принцессе едва удавалось сгладить в такие моменты тяжёлое напряжение, появляющееся после её просьб, и вновь повернуть разговор в то приятное русло, в котором он находился с самого начала. Мун корила себя за бестактность, за то, что, видимо, глубоко задевала чувства дорогого ей Призрака своими навязчивыми просьбами (почти мольбами), и, тем не менее, ей до сведения скул хотелось узнать, как же выглядит самое близкое ей существо.
Оставшись незамеченной, Мун проскользнула в библиотеку, миновала стеллажи и, наконец, оказалась у заветного тайного хода, с замиранием сердца обнаружив, что Тоффи уже ждёт её, прислонившись к стене спиной. Приостановившись, принцесса одарила друга приветливой улыбкой и потушила фонарь, видя, что свечи в длинном тайном коридоре уже горят.
— Здравствуй, Тоффи, — проговорила она тихо, удивляясь мягкости собственного голоса.
— Здравствуй, Мун, — кивнул Призрак и подал принцессе руку, приглашая за собой.
Не предаваясь лишним раздумьям, девушка вложила свою ладонь в ладонь Тоффи и смело шагнула за ним в коридор, идя по уже привычному пути, что вёл в скромную обитель Призрака. Ну, как, в скромную… Мун не раз удивлялась убранству пещеры: бархатная софа, широкая шёлковая кровать под балдахином, резные высокие подсвечники, стоявшие в пещере на каждом шагу, орган, в конце концов! Но этим список не ограничивался. Помимо перечисленных предметов мебели, каменные стены были прикрыты тяжёлыми портьерами, а на старинных приземистых столиках громоздились какие-то рамки, то ли с портретами, то ли с картинами — под тонкой тканью, укрывавшей их, было не разглядеть. Однако, несмотря на всю роскошь интерьера, каменные полы не были устланы коврами, и Мун не раз чувствовала сквозь свою лёгкую обувь холод, исходящий от них; высокий округлый потолок пещеры зловеще нависал над головой, словно грозя вот-вот обвалиться; а узкая дорожка, ведущая из низкой комнаты с ходами в саму обитель Призрака, пролегала через широкое озеро подземной воды, которое уходило куда-то под стены и очерчивало большой островок, на коем и расположился Тоффи. Всё это лишний раз напоминало, что место, убранное с таким вкусом, было ничем иным, как пещерой.
Но Мун любила это место всей душой. Ведь только здесь, глубоко под замком, она могла хотя бы на ночь забыть о том, что где-то наверху, в тронном зале, её ждёт престол, который она обязательно займёт после матери и который станет её пожизненными, незримыми цепями. А ещё Мун любила игру Тоффи. Её когда-то пытались научить игре на рояле, но юная принцесса так и не смогла освоить даже азы такого, казалось бы, простого стука по клавишам. И Мун казалось непостижимым даром то, что Тоффи играл даже не на рояле, а на органе, и с помощью простых касаний был способен одаривать слух изысканной мелодией, лившейся, словно свежий мёд с ложки. Она считала его несомненным талантом и очень жалела, что никто, кроме неё, не может его оценить. Мун была уверена, что, стоит Тоффи хоть раз выступить со своими произведениями, и публика тут же полюбит его композиторский гений. Но, увы, это было невозможно, ведь Призрак был настоящим затворником и никогда бы не вышел в свет.