Страница 3 из 7
– А для чего это нужно было? – может спросить тот, кто не привык ни к какому воздержанию. – Разве без такого изнурения нельзя было любить Бога?
Действительно, откуда такое стремление к чрезвычайным подвигам, казалось бы, способное не вдохновить, а только напугать современного человека, которому страшно даже помыслить, что он, привыкший к телесным удобствам нынешнего века, может стеснить свою плоть хоть в малой степени…
Каждый знает, сколько трудов надо, чтобы поститься во имя Христа. Помню, в тяжкий период, когда, вырываясь из атеизма, жила в различных оккультных предрассудках, как легко было в течение нескольких лет не прикасаться к мясу ради каких-то глупых идей. А вот когда пришла в Церковь и попробовала поститься иначе – не во имя себя, а во имя Бога – сколько препятствий и проблем сразу возникло! Трудным это дело оказалось невероятно.
«Иго мое благо и бремя мое легко», – сказал Господь. Судя по всему, воздержания и подвиги в радость были для любящего Господа отрока. Действительно, невозможно понять вне Бога, зачем нужно до такой степени стеснять себя. Но если задуматься: а не для того ли Господь дал такую силу этому скромному человеку, чтобы показать, ЧТО может горячее стремление к жизни в Боге – сверх всякой меры превзойти законы естества, поставив плоть ни во что, укрепиться духом, соединенным с Творцом. Нет, это не манихейское гнушение телом, это победа божественного в человеке над тленным естеством. И свидетельство тому – необыкновенное нынешнее состояние мощей преподобного: за 470 с лишним лет его плоть не рассыпалась. Значит, плоть человека может быть иной – преображенной…
С детства привыкнув прилагать «труды к трудам» ради Христа, Амос в юношеские годы не представлял для себя никакой другой жизни, кроме иноческой. Слушая рассказ старца Валаамского Спасова монастыря, приехавшего по монастырским делам с другими иноками в соседнюю деревню, юноша до того расположился к монашеству, что «прибавил рыдание к рыданию», как пишет игумен Иродион. Дивясь теплоте любви его к Богу, старец сказал родителям Амоса, что сын их будет служителем Святой Троицы.
Но родители в тот момент не поняли этого знака Божия, у них были свои планы насчет любимого сына – женить его. Видя это, Амос понял, что они ни за что не отпустят его в монастырь, и он решился «украсть» у них благословение на дорогу, но вместо деревни направиться в обитель Всемилостивого Спаса на Валаам. Перейдя реку Свирь, он остановился на берегу Рощинского озера, чтобы в молитве попросить вразумления у Господа. Неземной свет осиял его и был слышен голос: «О человече!.. Иди с миром, и там поработаешь Господу… и обитель создашь, и многие спасены через тебя будут». Спутником его на Валаам стал Ангел в образе мужчины, посланный Господом. Здесь, на Валааме, в святой обители, в возрасте 26 лет принял он монашеский постриг под именем Александр – игумен, видя, что юноша не страшится жизни в нужде и скорби, а, наоборот, ищет ее, предвидел, что тот станет избранником Божиим.
Удивительное смирение блаженного Александра и готовность к любому послушанию смогли погасить даже гнев отца, который, через три года найдя, наконец, сына и увидев его в худой одежде, изможденного от большого труда и воздержания, очень негодовал на настоятеля обители. Но преподобный Александр сумел молитвой умягчить сердце своего раздраженного отца и даже убедить его постричься в монахи вместе с матерью. Родители вняли сыновнему совету. Стефан постригся под именем Сергий, а мать облеклась в монашеский чин, приняв имя Варвары. Родители его, пожив благоугодно, с миром отошли ко Господу. Могилы их до сих пор почитают во Введено-Ояцком монастыре.
На каких только тяжелых послушаниях не трудился Александр, «всех превосходя трудом» и в пекарне, и на работах в лесу и поле, беря на себя самое тяжелое, нося даже зимой латаную-перелатаную одежду – лишь бы прикрыть наготу, питаясь лишь малым количеством хлеба и воды! Увидев, что даже самые строгие валаамские иноки изумляются суровости его жизни, что вся братия его любит и почитает, преподобный, чтобы избежать славы человеческой, решил удалиться в пустыню, в безмолвие. Не сразу отпустил его игумен (и смирился перед его отказом инок), но лишь после того, как преподобный Александр рассказал ему, как во время ночной молитвы увидел свет, указывающий ему путь на восток, и услышал голос, «указывающий то место, где теперь, по благодати Божией, монастырь стоит». Только сейчас рассказал он игумену о давнем видении по пути к Валаамской обители. Понял наместник, что не властен он над волей инока своего, но что для каких-то особых подвигов избрал того Господь – и дал свое благословение.
Преподобный вышел из монастыря со слезами любви и благодарности, ничего не взяв с собою, кроме одежды, которую носил на себе. Свою маленькую хижину, которая стала прибежищем молитв святого, местом его полного уединения и новых подвигов, он поставил в красивейшем, но глухом лесу на берегу Рощинского озера. Шел 1484 год…
Мы не знаем, как была явлена святому воля Божия на необыкновенные подвиги, на такой чрезмерный даже по тем благочестивым временам пост, во время которого, как пишется в Житии, он «насыщался всегдашним воздержанием». Мы не знаем, какая духовная борьба шла сначала в мальчике, потом в юноше, чтобы не сломаться, не вознестись исключительностью своих подвигов. Мы видим только плоды, открытые нам: победу духа над немощью человеческой, торжество свободной воли над рабством чреву и греху.
Разве это не вдохновляющий пример для избалованных цивилизацией жителей XXI века? Конечно, невозможно самовольно повторять такие подвиги, подвластные только избраннику Божию. Но будем помнить, что без такого поста и такой молитвы вряд ли были бы побеждены полчища бесовские, вряд ли могла быть построена Свирская обитель – твердыня духа сродни Афонской.
«Победил полки страстей воздержанием…»
При таких подвигах как никто другой знал преподобный немощи свои, нам неведомые, как никто другой он может понять сегодня немощи наши. Нередко мы малодушествуем даже от ничтожных неприятностей, но стоит представить, что переживал святой, когда бесы, чувствуя свое скорое изгнание из мест, где находилась его уединенная лесная хижина, пытались досадить подвижнику помыслами, покушались устрашить его, принимая вид то зверя, то змеи… Но преподобный Александр, как поется в тропаре, «победил полки страстей воздержанием».
Сколько страстей бушует в каждом из нас: кто-то, изнемогая от несобранности и лени, тщетно пытается бороться с этими пороками своей расслабленной волей и – терпит поражение, кто-то бесплодно старается побороть свое раздражение, кто-то побеждается другими греховными недугами души. И у всех нас не хватает смирения и мужества признать свою нищету перед Богом.
А преподобный жил в совершенной нищете телесной, смиренно осознавая свою духовную нищету. Чем можно было жить в глухих дебрях? Обычной пищей отшельника была трава, а хлеба несколько лет не было ни крошки. Он терпел наготу, даже зимой ходя в одной одежде, «как бесплотный». Подвизаясь в этой борьбе «во бдениях и чрезмерном посте», он перенес тяжелую сердечную болезнь, от которой был исцелен Господом.
Что особенно близко нам в этой суровой и многотрудной жизни? Если мы попытаемся взглянуть на его жизнь не с праздным любопытством, желая извлечь «интересные» факты, а с сопереживанием и любовью, то увидим, что всей его жизнью руководила Христова любовь.
Когда в месте своего отшельничества услышал он голос с Неба, повелевающий ему стать наставником к спасению бесчисленного множества людей, первым движением его души была молитва к Богу, чтобы избежать этого креста и славы человеческой (легко ли расстаться с пустынным безмолвием, которое он так любил?). Но когда дворянин Андрей Завалишин во время охоты по Промыслу Божию обнаружил уединенную хижину подвижника, когда в окрестностях распространился слух о святом, понял преподобный Александр, что нельзя противиться воле Божией, и он нашел в себе силы свое удобное для личных подвигов уединенное житие принести в жертву любви к страждущим людям. Ведь он лишал себя земных удовольствий не ради только личного спасения, а ради Христа – а значит, ради Его дела спасения всех людей.