Страница 41 из 45
Лишь немногие, человек десять или двенадцать, были изъяты из общего мира за то, что при различных обстоятельствах оказали слишком энергичное противодействие Мухаммеду или его приверженцам; иные сочиняли эпиграммы на него и распространяли их, другие провинились в чем-либо ином, не менее тяжком. Но из них казнены только четверо, остальные помилованы. Даже с главами военной партии: Сухейлем, Икримой и Сафваном – ничего особенного не приключилось. Двое последних, бежавшие после стычки с Халидом, получили приглашение вернуться назад, им обещана была полная амнистия, и впоследствии были они лучшими бойцами за ислам. Один только диссонанс нарушил всеобщую гармонию; произошел он не по вине Мухаммеда, причиною была необузданность Халида. Под ничтожным предлогом захватил он изменническим образом в плен племя джазима, кочевавшее на юге, невдалеке от Мекки, и заявившее своевременно о своем подчинении. Мстя за давнее кровопролитие, он приказал своим бедуинам перебить некоторых из них, несмотря на громкие протесты сопровождавших его беглецов и ансаров. Это было вопиющее нарушение запрещения правоверным отмщать за кровь, пролитую еще в язычестве; притом же это было и бесцельной жестокостью; величайший полководец и в то же время самый гадкий человек первого столетия ислама имел впоследствии не одну, а множество подобных историй на душе. Но Мухаммед знал цену Мечу Божию, ограничился выговором, но не отрешил его от командования и сам из своего кармана выплатил деньги, следуемые за кровомщение родным убитых воинов-джазимов. Между тем стали доходить другого рода тревожные вести в Мекку. Распространился слух о том, что отделы племени хавазин пришли в движение и замышляют что-то недоброе. С двумя из них еще прежде Мухаммед имел неприятные столкновения; это были племя сакиф, обитавшее к востоку от Мекки в городе Таифе и окрестностях его, то самое, которое так грубо обошлось с пророком незадолго до его бегства, и другое, амир-сасаа, на главу которого, Ибн Туфейля, пало подозрение в умерщвлении посла правоверных в 4 (625) г. Как и другие отделы племени, они поняли наконец, что станут ближайшей целью мусульманского оружия, так как пограничное с ними племя сулейм уже примкнуло к мединцам. По достоверным известиям, эти бедуины решились предупредить нападение еще ранее занятия Мекки. Как бы то ни было, но не прошло и 14 дней после занятия города, а их полчища силою тысяч в двадцать расположились лагерем вблизи Таифа. Трудно было даже представить, как успело это громадное войско и в такой короткий срок стянуться отчасти из отдаленных, далеко разбросанных пастбищ. 6 шавваля 8 г. (приблизительно в конце января 630 г.) Мухаммед, уверенный в победе, но вскоре чуть не принужденный раскаиваться в своем самомнении, повел им навстречу свои войска. К нему присоединились 2000 мекканцев, с ними и Абу Суфьян, также и помилованные недавно предводители партии войны Икрима и Сафван, предложившие охотно свои услуги новому господину родного города. 9-го вечером получено было через одного лазутчика известие, что хавазины расположились лагерем в недальнем расстоянии, у Аль-Аутаса. Они находились под командой Малика ибн Ауфа, из отдела Наср. При многих бедуинах находились женщины с детьми, остававшиеся в тылу лагеря, с тем чтобы возбуждать до крайних пределов мужество сражающихся. Малик предусмотрительно выслал несколько кавалерийских отрядов в узкую долину Хунейн, отделявшую его от мусульман. Там укрылись они в боковых ущельях с намерением выждать удобный момент для нападения на неприятеля. План удался как нельзя лучше. Едва забрезжил утренний рассвет зимнего, тусклого, дождливого дня, как обыкновенный авангард Мухаммеда – бедуины под предводительством Халида – вступил в узкий проход. Отряд дошел уже до середины, как вдруг со всех сторон – слева, справа – накинулись на него толпы конных. Бедуины, привыкшие при подобных внезапных нападениях мгновенно рассыпаться и еще не вышколенные окончательно железной дисциплиной ислама, повернули своих лошадей назад и поскакали без оглядки, увлекая вслед за собой равно ненадежных мекканцев; ядро войска – ансары – и те заколебались. Еще один момент, и Мухаммед, окруженный небольшой кучкой правоверных, старавшихся заслонить его собою, мог подвергнуться страшной опасности быть отрезанным от своих. Пророк, однако, нисколько не смутился, выхватил меч и с тою же неустрашимостью, как когда-то у Охода, крикнул громко, обращаясь к своим мединцам: «Сюда, ко мне, люди древа!»[92] Возле него стоял дядя его Аббас, обладавший громоносным голосом. И еще громче раздался тот же самый призыв, пронесшийся над волнующимися толпами беглецов. Более не требовалось, дабы напомнить союзникам об их обязанности. «К твоим услугам! К твоим услугам!»[93] – передавалось от ближайших к дальним. И как бы по одному внезапному порыву, сражение возобновилось снова. Мало-помалу поворачивали назад и другие беглецы. Поднявшись на стремена своего лошака, присматривался зорко Мухаммед к бою и вдруг воскликнул: «Ого, печка таки нагревается», – намекая на название местности[94]. И действительно, вскоре хавазинам стало невыносимо жарко. Племя сакиф, оставившее дома своих жен, первое подумало о безопасности, которую представляли бедуинам стены Таифа. Остальные продолжали обороняться, но уже чувствовали, что им не удержать за собой поля сражения. Вскоре все громадное войско бросилось врассыпную; те, которые взяли с собой жен и детей, пробовали было защищаться в лагере, при Аутасе, но и это последнее сопротивление вскоре было сломлено. Победителям достались 6000 жен и детей, 24 тысячи верблюдов и бесчисленное число овец и коз. Зато преследование совершенно не удалось: племя сулейм вспомнило, хотя и поздно, что хавазин – их отдаленные родственники; оно отказалось наотрез сражаться дальше. К тому же Малик со своими насритами сумел искусно прикрыть отступление, а затем и сам счастливо ушел с остальными в Таиф.
Город этот лежал на границе Южной Аравии, и жители его, как кажется, позаимствовали у соседей тамошнее искусство постройки крепостей. Для племен Северной Аравии, непривычных к осаде, город их мог представлять серьезное сопротивление. Тем важнее было, тотчас же вслед за победой, быстрым натиском овладеть городом прежде, чем бежавшие с поля сражения успеют там устроиться. Поэтому Мухаммед приказал наскоро отогнать добычу в соседнюю долину, Джирану; здесь разместили ее, окруженную стражей; сам же пророк направился поспешно далее к Таифу. Было уже поздно: Малик находился в городе, где оказывалось вдоволь и защитников, и жизненных припасов. Оставалось одна правильная осада. Для приведения ее в исполнение пришлось вступить в переговоры с одним йеменским племенем бену-дау, жившим немного южнее и славившимся умением вести осадные работы. Те охотно согласились и выставили против города один таран и несколько осадных башен, но жители Таифа, не менее их искусные в крепостной войне, забросали машины раскаленным железом, так что вскоре они сгорели, дело тем и кончилось. Осада продолжалась всего около 14 дней, а затем ее сняли: видно, Богу угодно дать делу прежде созреть, утешали себя правоверные. Бедуины же с жадностью ждали дележа добычи, взятой под Хунейном. Один из кинанцев, старинный сподвижник мекканский, когда пророк стал с ним советоваться, ответил: «Не беспокойся, лиса в норе – если можешь обождать, ты и потом ее схватишь, а если и упустишь, она тебе не повредит». Мусульмане тронулись в обратный путь, не покончив дела, но и не ворча: всех утешала мысль о предстоящем дележе добычи. Меж тем, когда вернулись войска в Джирану, оказалось, что Мухаммед придумал нечто новое. Масса пленных и имущества была так велика, что о точном исполнении известных правил невозможно было и думать[95]. Мухаммед между тем решился обратить значительные суммы денег и большое количество верблюдов на истинно княжеские подарки знаменитейшим из мекканцев и старейшин бедуинов. Он пожелал «прельстить сердца» тех, кои были для него особенно полезны. Из женщин и детей первоначально раздавал он немногих, ибо предвидел, что хавазинцы, по всей вероятности, обратятся к нему, прося о выкупе своих; он не захотел, понятно, выпускать из рук такого прекрасного залога для дальнейших переговоров с ними. Когда все остальное было уже поделено, пришлось, однако, начать раздачу и пленных. Но едва это было покончено, как появились наконец посланные от хавазинов. «Земляки наши, – объявили бедуины, – готовы помириться и даже принять ислам[96], но они рассчитывают, что Мухаммед возвратит им их жен, детей и имущество». Пророку особенно важно было войти с ними в соглашение, так как Таиф оставался еще непокоренным, а после отступления легко мог сделаться очагом новой войны; необходимо было, и во что бы ни стало, побежденных, но не уничтоженных окончательно хавазинов склонить к принятию веры. Поэтому объявил пророк выборным, что всего возвратить, принимая во внимание нужды мусульман, он не может, но предлагает им выбрать себе, по желанию, или родных, или имущество. Они пожелали жен и детей. По ходатайству Мухаммеда, большинство мусульман согласилось беспрекословно возвратить пленных без выкупа, за исключением некоторых ненасытных бедуинов, которых пришлось удовлетворить верблюдами. Совершенно удовлетворенные посланцы удалились, уводя с собою освобожденных пленных; им поручено было в то же время сообщить начальнику их Малику, остававшемуся в Таифе, что его семья, а также и имущество сохраняются нетронутыми и будут ему выданы, как только он явится к пророку и пожелает принять ислам. Малик действительно покинул тайком город и принял требуемую от него присягу. За это он был поставлен снова во главе хавазинов, кочевавших вблизи Таифа. Сделавшись мусульманами, бедуины тотчас же принялись грабить бывших своих союзников и держали их все время в полнейшем страхе, так что Мухаммеду не было больше надобности заботиться о Таифе; можно было спокойно ждать, что жители и их союзное племя, сакиф, доведены будут со временем до полного истощения.
92
Этим хотел напомнить он клятву при Худейбии.
93
Лаббейк! Лаббейк! – старинный призыв пилигримов, которым они и поныне обозначают преданность свою Аллаху.
94
Аль-аутас значит «печка».
95
Правда, по общепринятому преданию значится, что подарки, упомянутые дальше, взяты были из пятой части, взимаемой в пользу Бога, но известие, приводимое в тексте, кажется достовернее. Да наконец, верные ансары не подумали бы роптать, если бы доля их не была урезана; тем более им было обидно, что имели наибольшие права рассчитывать на нее сполна.
96
Предание единогласно утверждает, что при этом бедуины ссылались на родство Мухаммеда с ними. Будучи маленьким ребенком, был он отдан на прокормление к одной женщине из бену-сад, отдела племени хавазин. Тут же упоминается о встрече пророка с его молочной сестрой Шеима.