Страница 15 из 41
Но поворот ко всему этому случился именно при Махмуде; характеристично то, что его секретарь аль-Утби, которому мы обязаны историческим сочинением о последних годах правления Саманидов и о начале правления Газневидов, считал более соответственным писать сочинение это хотя и поистине персидским блестящим слогом, но на арабском языке, при этом, однако, во всем остальном тон его для придворного историографа вполне независим; так, например, он говорит с уважением и участием о Мунтасире, который, как известно, наделал массу хлопот Махмуду. При Саманидах переводили арабского Табари на персидский язык, теперь персидские историки снова пишут по-арабски. Какими путями добивался Махмуд – а он был достаточно умен для этого – присоединения к прочим своим правам на удивление потомства еще и имени покровителя искусства и науки, ясно видно из его поступков при осаде Рея. Все, что в этой области можно было считать за ересь, было уничтожено, остальное же по возможности увезено в Газну для украшения блестящего султанского двора. Не отнимая у Махмуда ни заслуги его – он этим способом открыл дорогу многим выдающимся людям, – ни присущей ему способности верно оценивать достоинства поэтических произведений и судить о них со вкусом, мы в то же время должны сильно подчеркнуть, что побудительной причиной во всем этом вовсе не было сознательное желание поощрить умственную, духовную жизнь страны; нет, великому завоевателю просто хотелось собрать вокруг себя как можно больше знаменитостей, которые должны были изображать собой хор звезд, окружающий солнце султанской славы.
Махмуд в завоеванных, разграбленных им местностях забирал ученых и поэтов и посылал в свою столицу, где талант их развивался на удивление миру. Конечно, мы этим вовсе не хотим сказать, чтобы яркий блеск его двора и хорошо рассчитанная им щедрость не привлекли бы без всякого принуждения многих выдающихся людей, но, раз мы имеем достоверные сведения о том, что при завоевании Хорезма Махмуд велел перевезти оттуда в Газну нескольких знаменитых ученых, можно, конечно, подобное же обращение предположить в других случаях, о которых мы не имеем более точных сведений. А что покровительство Махмуда искусству и науке, при всем шумном хвастовстве его, не было лишено мелких, низких черт, видно из его поведения относительно Фирдоуси, величайшего поэта Персии и одного из величайших поэтов мира[52]. Абул Касим Мансур, по прозванию аль-Фирдоуси[53], родился в 328 (940) г. в Шебезе, маленьком местечке близ Туса, в Хорасане. Он был чисто персидского происхождения; отец его, имя которого не вполне точно известно[54], был одним из тех дехкан, то есть маленьких землевладельцев, с которыми мы уже познакомились, как с истинными носителями старинных национальных преданий. Понятно, что в такой среде мысли и склонности даровитого юноши влекли его именно к тем преданиям старины, которые наряду с запретной религией Зороастра составляли настоящее зерно духовного наследия персов: тем более что стремление вновь приобрести это наследие, чтобы пользоваться им, уже в течение целого столетия побуждало к ревностному выслеживанию старых преданий о царях и героях, с целью полного восстановления «Царской книги» («Шахнаме») в виде сборника иранской истории от древнейших времен до вторжения арабов.
И остальные поэты, более или менее добровольные товарищи Фирдоуси при дворе Махмуда, в свою очередь, оставили немало изящных стихотворений. Также и наука стояла в ту эпоху на высоком уровне. Один из известнейших выдающихся ученых – аль-Бируни, который при завоевании Хорезма был взят Махмудом в Газну, особенно прославился сочинением на арабском языке о хронологии древних народов, основанной на удачных астрономических и исторических исследованиях, – сочинение, имеющее и в настоящее время еще цену. Бируни был в душе настоящий перс, и, по-видимому, ему доставило мало удовольствия то обстоятельство, что он был вынужден променять свое пребывание на родине на пребывание при далеком султанском дворе, но он воспользовался представившимся ему случаем, чтобы первый из муслимов лично познакомиться с Индией и ее историей. Все это он изложил в своей «Истории Индии», ценность которой еще более увеличивается полным отсутствием исторической литературы у самих индусов.
Из того же Хорезма был вывезен Махмудоск аль-Хасан ибн Зувар, знаменитый врач, искусством которого Махмуд пользовался и лично для себя. Хасан был очень большой оригинал, который, отправляясь лечить бедняков, одевался донельзя просто; ко двору же он являлся не иначе как в пышном и великолепном облачении. Следует упомянуть еще об одной выдающейся личности, которая одновременно с двумя только что названными учеными жила и действовала в Хорасане, об Абу Али аль-Хусейне, известном под именем Ибн Сина, превратившимся на Западе в Авиценну.
Книга вторая
Кочевание турок
Глава 1
Сельджуки
Все великие народные переселения идут по двум главным направлениям. Нация, поднявшаяся постепенно до значительной высоты культуры, может в момент наивысшего развития своих умственных и политических сил натолкнуться на нецивилизованную расу. В таком случае эта нация обыкновенно или ассимилирует ее, или даже вовсе уничтожает.
На несчастье восточного мира, натворивших немало зла, но зато все же политически даровитых и стремившихся к знанию арабов сменили сначала турки, сорвавшие цвет, а потом монголы, снявшие и листву с дерева восточной цивилизации.
Сделали они все это до того основательно, что впоследствии едва кое-где могли пробиваться новые ростки, и то большей частью очень скудные. Как известно, всякое развитие встречает обыкновенно на своем пути разные препятствия; так случилось и тут. Благожелательные попытки некоторых турецких султанов воспрепятствовать упадку развития в старых халифских владениях, так же как и основание сильного, а в умственном отношении не бездарного монгольского государства в Индии, напоминают собой одинокие оазисы среди печальной песчаной пустыни, которым тоже грозит опасность быть вскоре засыпанными песком.
Точное этнографическое определение турецких народов довольно затруднительно. Доказательства, основанные на языке, устанавливают, что многие из бесчисленных кочевых племен, населяющих юг Сибири и России, находятся в более или менее близком родстве с турками, в тесном смысле слова, с теми турками, которых мы в настоящее время встречаем в европейской Турции и Малой Азии, встречаем также на юге Кавказа, среди персидских кочевников.
Изо всей толпы народов, которые, под конец правления Махмуда Газневида, готовились приняться за кочевку и войну, мы знакомы пока еще только единственно с одними западными турками Трансоксании. К ним принадлежат те тузы, которых в последнее время царствования Саманидов мы застали около Бухары и Самарканда, и, с другой стороны, вероятно, также и большая часть племен, подчиненных Илек-хану и его брату Тогану, имевших еще свой политический центр тяжести в Кашгаре, – но, после смерти обоих вышеназванных ханов[55], раздробленных многочисленными внутренними раздорами. И тузы распадались также на несколько ветвей, из которых наиболее значительной являются в 420 (1029) г. сельджуки. Они получили свое имя от предводителя орды Сельджука, поселившегося будто бы в 345 (955) г. в Джевде, местности на Яксарте к востоку от Хорезма. У него было, по преданию, пять или шесть сыновей, под предводительством которых сельджуки, так же как и другие тузы, проникли в государство Саманидов и впоследствии участвовали многократно в войнах, веденных Илек-ханом, его преемниками и Махмудом, при чем известная часть сельджуков была увлечена в Хорасан[56] в 420 (1029) г. и стала там опустошать страну. Теснимые Махмудом и его храбрым генералом Арслан-Джазибом, сельджуки расселились то туда, то сюда, причем в виде отдельных отрядов они проникли далеко на запад, вплоть до Хамадана, даже до Азербайджана и Мосула, везде безнаказанно грабя и убивая, так как ничтожные мелкие князья Персии и Ирака не умели дать им настоящего отпора. Понятно, что с течением времени к сельджукам по эту и по ту сторону Оксуса приливали все новые и новые толпы тузов и туркменов, так что около 435 (1043) г. Северная Мидия, Азербайджан и части Месопотамии были переполнены турками. Можно легко представить себе, какие они производили опустошения в злополучных местностях, уже и так большей частью сильно пострадавших от внутренних войн Бундов со своими вассалами. Но великого военного героя – султана Махмуда из Газны, который, быть может, один только еще мог бы воспрепятствовать все возрастающему кругом горю и бедствию, не было уже в живых. Вследствие чрезмерного непрерывного напряжения сил в последние годы он утратил здоровье; советами и увещеваниями врачей поберечь себя он пренебрегал и до последней минуты точно и добросовестно исполнял все свои тяжелые обязанности правителя. Он так и умер, как сообщает летописец, на ногах, окруженный высшими сановниками своего государства, творя суд. Его государство, не имеющее национальной основы, со своим смешанным населением из суннитов, шиитов и индусов, лишенное также и единства веры, сколоченное мечом афганцев из персов, турок и индийцев, без связи с отдельными его частями, составляло одно целое лишь благодаря постоянному личному вмешательству султана в дела каждой отдельной провинции, и только молниеподобная быстрота, с которой Махмуд появлялся то здесь, то там, чтобы подавить мятежные вспышки и обеспечить от вторжения неприятелей пограничные местности, давала ему возможность сохранить в обширном государстве своем целость и некоторую прочность.
52
См.: Шака, «Легенды Фирдоуси», Берлин, 1869. Пусть позволят нам также напомнить стихотворение Гейне «Фирдоуси», производящее при всей своей странности такое сильное впечатление.
53
Прозвание это объясняется на разные лады: одни передают, будто бы султан Махмуд сказал ему однажды: «Ты обратил двор мой в рай «Фирдоус». По другим же передачам поэта прозвали так потому, что, сочиняя стихи, он имел обыкновение прогуливаться в парке (по-гречески Ttapàôsiaoç, «Фирдоус» по-персидски) благоволящего к нему наместника Туса. Оба объяснения производят несколько искусственное впечатление. Фирдауси (буква у произносится очень коротко, образуя один слог с буквами да) точное и более старинное произношение имени, но между тем у нас вошло в общее употребление произносить «Фирдоуси».
54
Его называют Исхак или Ахмед.
55
Илек умер в 403 (1012/13) г., а Тоган в 408 (1017/18) г.
56
Подробности этих событий не вполне достоверны; из противоречивых сведений, сообщаемых Ибн аль-Асиром (IX, 266, 267, 223) в «Табакат-и-Насири» и т. д. трудно вывести что-либо точно.