Страница 12 из 13
Тут их перебил Хам, лежащий на груде шкур. Он окликнул Оливему:
– Оли, у меня болит голова. Ты мне нужна.
– Пусть Ана растирает тебе голову! – отрезала Оливема. – Она твоя жена!
– Ее касание не такое, как твое.
И верно, считалось, что прикосновение пальцев Оливемы целительно.
Но Оливема не смягчилась:
– Не хочешь, чтобы болела голова, – не ешь и не пей лишнего!
Она отвернулась, подошла к горшку, наполнила миску тушеным мясом и вручила ее Иалит. Мамонт оставил Матреду и ткнулся в колени Иалит.
– Нет, Села! – строго сказала Иалит. – Ты знаешь, что я не дам тебе больше еды! Ты и так уже толстая! – Она ловко выловила из миски мясо и овощи и съела их, потом выпила бульон. Было очень вкусно, и Иалит поняла, как сильно проголодалась.
Рядом вздохнула Оливема.
– Что такое? – спросила девушка.
Мамонт перешел к старшей из подруг, и та почесала серую голову.
– Я сегодня утром ходила по городу, покупала провизию. Из купален вышел нефилим, весь благоухающий маслом и благовониями, и преградил мне путь.
– И?.. – поторопила ее Иалит.
– Он сказал, что я одна из них. Из их дочерей.
Иалит посмотрела на мать, потом снова на Оливему. Подумала про Иблиса и его великолепные пурпурные крылья.
– Так ли это ужасно?
– Это нелепо. Я люблю своих родителей. Люблю отца.
Иалит никогда не видела родителей Оливемы. Как бы она сама чувствовала себя, если бы кто-то заявил, что ее отец на самом деле ей не отец? Но теперь, когда Матреда заронила в ее сознание эту мысль, нетрудно было поверить, что Оливема произошла от нефилима. У нее был дар целительства – в этом Хам был прав. Голос ее, когда она пела, был прекрасен, как у птички. Она видела то, чего не видел никто другой.
Но ведь она, седьмой ребенок своих родителей, тоже отличается от остальных, напомнила себе Иалит. И она хорошо знала, кто ее родители, и знала, что они были разочарованы, получив четвертую дочь вместо четвертого сына.
– Ты слышала, я сказала, что Махла обручилась с нефилимом? – спросила она у Оливемы.
– Ага, слышала. Махла любит красивые вещи. Жены нефилимов живут в домах из камня и глины, а не в шатрах. Я уверена, Махла очень гордится тем, что выбрали ее.
– А что ты об этом думаешь? – спросила Иалит.
– Точно не знаю. Я толком не понимаю, как отношусь к нефилимам. Особенно если… – Оливема умолкла, не договорив.
– А к серафимам? – спросила Иалит.
– И насчет них я тоже толком не понимаю.
И Оливема заткнула уши, потому что Хам завопил.
У него был очень сильный для такого некрупного мужчины голос.
– Села, иди сюда! Раз Оливема не хочет помогать, мне нужен единорог!
– Ты же знаешь, что единорог не сможет подойти к тебе! – раздраженно бросила Ана.
– Ему и не надо подходить, – буркнул Хам. – Они могут посветить с любого расстояния. А мне только их свет и нужен.
– Тебе столько всего нужно!.. – пробормотала Ана.
– Иалит! Ты можешь позвать единорога! Или ты, Села! Позови мне единорога!
Внезапная вспышка заставила всех зажмуриться – такая яркая, словно под тяжелые шкуры шатра внезапно прорвалась молния, – через отверстие в крыше влетела, что ли?
– Убирайся! – закричал Хам. – Ты кто такой?
Он имел в виду не мерцающего единорога, стоящего посреди шатра. На шкурах рядом с Хамом лежал совсем юный человек с сильными солнечными ожогами и лихорадочно блестящими глазами.
Матреда наклонилась и присмотрелась к мальчику:
– Откуда он взялся? Хам, это твой друг?
Хам явно был ошарашен.
– В жизни его не видал!
– Кто он такой? – сердито спросил Сим.
Патриарх, обгладывавший баранью кость, покосился на незваного гостя.
– Еще одна разновидность великанов, – с отвращением проговорил он.
– Кто бы он ни был, ему нужен воздух, – сказала Оливема. – Не толпитесь вокруг него. Видите – у него солнечная лихорадка. Ну и ужасно же он выглядит!
Элишива, жена Сима, внимательно вгляделась:
– Если это и великан, то очень молодой.
Иалит кое-как удалось протолкаться между Матредой и Оливемой, чтобы хоть что-то рассмотреть, и она невольно взвизгнула:
– Это мой молодой великан!
– Что такое, дочь? – спросила Матреда. – Ты его уже где-то видела?
– У дедушки в шатре, когда я относила ему светильник.
Патриарх нахмурился:
– Если мой отец, Ламех, не пожелал держать великана у себя в шатре, почему это должен делать я?
– Папа, ну пожалуйста! – взмолилась Иалит.
– Ты вправду уже видела его? – спросила Оливема.
– Когда я относила дедушке Ламеху светильник, – повторила Иалит, – у него в шатре был этот молодой обгоревший великан. – Она посмотрела на охваченного лихорадкой юношу. – Хотя я не уверена… А где Иафет?
И тут, откинув полог шатра, вошел Иафет.
– Ах ты ж! – воскликнул он. – Я-то бегаю по оазису, ищу его, а он тут! Это же День, тот самый, которого я ищу! – Он опустился на колени. – Бескрылая гагарка! Он жив?
– Ну-ка все отодвиньтесь! – распорядилась Оливема. Она положила руку на голую грудь Денниса. – Он жив, но у него сильный жар.
Ана чуть отступила, грязной рукой убрав рыжие волосы с лица.
– А он серафим или нефилим?
Иалит покачала головой:
– У него нет крыльев. Иафет, как хорошо, что ты вернулся! Ведь правда же, это тот, которого ты искал?
– Да, – подтвердил Иафет. – Но похоже, что он обгорел чуть ли не до смерти.
Оливема приложила ладонь к покрасневшему лбу, скривилась от его жара и повернулась, выискивая единорога, который потускнел уже почти до полного исчезновения.
– Единорог, ты можешь помочь?
Силуэт единорога сделался четче. Он нагнулся к лихорадящему мальчику, и изо лба его заструился свет, охлаждая горящую кожу.
Хам вскочил со шкур и, пошатываясь, кинулся к единорогу:
– Мне! Мне помоги! Я болен! Помоги мне!
Его светлые волосы слиплись от пота. В еще более светлых волосах на груди запутались капли.
Снова вспыхнул свет, а когда зрение вернулось к ним, единорог исчез.
– Болван! – сверкнула зелеными глазами Ана. – Знаешь ведь, что тебе нельзя соваться к единорогу!
– Ну и как мы собираемся избавиться от этого недожаренного великана? – спросил глава семейства.
– Дорогой, – возмутилась Матреда, – мы просто обязаны оказать ему гостеприимство!
– Мой добрый отец Ламех, очевидно, из своего шатра его выбросил! – заметил ее муж.
– Нет, отец! – возразила Иалит. – Ты не понял! Этих великанов двое, и у дедушки в шатре второй, и о нем там заботятся.
– Что ты такое несешь? Как этих великанов может быть двое?
– Ах, отец, если бы только ты сходил повидаться с дедушкой Ламехом!
– Я не собираюсь сюсюкаться со стариком. И с его несусветными великанами тоже. У нас и так забот полон рот, не хватало только умирающих великанов.
Иалит опустилась на колени рядом с Оливемой и посмотрела на юношу; дыхание его было неглубоким, веки подергивались. Иалит нерешительно протянула руку и коснулась его горящей щеки.
– Ты не Сень? Ты его брат?
Воспаленные глаза чуть приоткрылись:
– Деннис. Деннис.
Потом юноша вскинул руку, словно пытаясь прикрыть лицо от удара. Его затрясло.
– Что это с ним? – воскликнул Иафет. – Его кто-то обидел. И он не узнает меня.
– Он испуган! – потрясенно вымолвила Элишива.
– Ну уж дедушка Ламех точно не мог его побить! – возразил Сим.
– Конечно нет! – поспешил согласиться Иафет.
– Только не дедушка! – одновременно с ним воскликнула Иалит.
– Эль! У него кожа вся ободрана! – вырвалось у Оливемы.
– Кто-то плохо с ним обошелся, когда он уже покинул шатер дедушки Ламеха и еще не попал сюда.
Матреда наклонилась и негромко спросила:
– Но кто мог это сделать? Даже с недоделанным великаном?
– Деннис! – позвал Иафет.
– Деннис, – простонал юноша.
– Где ты был? Кто-то призвал тебя с единорогом обратно в бытие? Кто это был?
Оливема коснулась руки мужа: