Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 88

– Мост у вас обалденный! – Фернан, не доехав до деревни, притормозил на другой стороне реки, достал телефон из кармана. – Основательный такой мост. А река как называется?

Мост был каменный, в четыре арочных пролета. Правда, ширины реки теперь хватало только на два.

– Ло. А вон там, справа – Куссан.

Было утро, и деревня еще просыпалась. Амели разглядела только мадам Робер на террасе двухэтажного дома сразу за мостом – та поливала цветы из маленькой лейки.

– Красиво, да? – потребовала она ответа.

Фернан не стал спорить:

– Красиво.

Дома в деревне были старинными, двух- и трехэтажными, тоже каменными, большинство – неоштукатуренными, с черепичными крышами. Плотно прижавшись друг к другу, они стеной стояли вдоль реки – и будто защищали высившийся за ними замок.

С противоположного берега замок казался огромным – выше покрытых лесом холмов, рядом с которыми он приткнулся. Самая старая часть его – квадратный донжон с пятью башенками – был окружен несколькими зданиями разной высоты, построенными в разных веках и в разных стилях.

– Можно попасть внутрь? – Фернан смотрел на замок с восхищением.

– Да, он – хоть и частная собственность, но открыт для туристов. Не полностью, но по большей части. Там даже исторический музей есть.

– Сходим?

Ей показалось, что он даже не спрашивал, а утверждал. Ну, что же – он имел право требовать экскурсовода – после того, как полночи вез ее домой.

– А отель, надеюсь, у вас есть? Ужасно хочется спать.

– И не один! Но, боюсь, найти номер в отеле сегодня шансов нет. У нас каждый год в августе проходит исторический фестиваль – собирается толпа народа в старинных костюмах, устраивает шествие по улицам, бои на мечах.

Сама Амели не особо любила такие мероприятия – ей казалось странным, что вполне себе современные мужчины и женщины (иногда с татуировками на всех частях тела, с раскрашенными в термоядерные цвета волосами, с кучей гаджетов в карманах) изображают из себя отважных рыцарей и трепетных принцесс. Но против такого праздника она ничего не имела – он привлекал в деревню туристов, а значит, приносил дополнительный доход местным лавочникам и владельцам гостиниц.

– А лошади? – полюбопытствовал Фернан.

– Сколько хочешь! – пообещала Амели.

– Круто! – одобрил он. – Только где же я буду спать? Ты пригласишь меня к себе?

Вопрос прозвучал двусмысленно, но она не смутилась. Она думала о другом. О том, что сказала бы мать и братья, и сестры, если бы она заявилась домой с мужчиной. Выгнали бы они его вон или все-таки разрешили бы переночевать в прихожей на коврике?





– Об этом не может быть и речи! – она строго ответила даже не ему, а самой себе. – Но и на улице я тебя не оставлю. Раз уж ты ничего не имеешь против лошадей, я отведу тебя к Жану. Это наш местный молочник – его ферма совсем рядом с деревней.

Ферма Жана Поризо встретила их веселым гомоном – по двору бегали собаки, в небольшом пруду плавали гуси и утки, кудахтали в загоне куры.

Сам Жан у сарая расчесывал гриву гнедому коню – тоже готовился к празднику.

– О, Амели! Не знал, что ты вернулась!

Ее тонкая рука утонула в его огромных ладонях.

– Я только сегодня приехала, – сообщила она. – Еще даже дома не была. Познакомься, это – Фернан Маршан, мой знакомый из Кале.

Поризо, прежде чем пожать руку Фернану, вытер свою о край фартука (по отношению к Амели такие церемонии он посчитал излишними). Сам Жан никогда не выезжал за пределы Эстена, и север Франции казался ему почти краем света.

– Не пустишь его переночевать? Гостиницы, сам знаешь, забиты под завязку.

Фернан отнюдь не был коротышкой, но Жан был выше его на целую голову и, минимум, в два раза шире. Лицо его – румяное, пышное, – осветилось улыбкой:

– У нас в доме тоже туристы. Но ежели вам не претит разместиться на сеновале над конюшней – милости прошу! Пятьдесят евро, и устроим не хуже принца! В другой день и за двадцать бы пустил, но, сами понимаете…

– Без проблем! – заверил Фернан.

Из дома была вызвана жена Жана Моник – такая же румяная и сдобная, как и он сам. Она показала, куда можно поставить мотоцикл и повела гостя в дом – кормить завтраком.

Амели помчалась в деревню.

Она остановилась на мосту (всего на секунду), вдохнула горный воздух – такой чистый, пьянящий. Пробежала мимо кафе, мимо булочной – тут уже пахло свежим хлебом, корицей и шоколадом. Задержалась у высокой лестницы церкви Сан-Флёре с устремленным в голубое небо шпилем.

Улочки в Эстене были неширокими, со множеством плавных поворотов. По обе стороны дома с шершавыми, выщербленными временем стенами, с широкими дверями с коваными кольцами-ручками.

Их дом тоже был старинным. Фамильный дом отца Людовика и Робера – мужчины, которого Амели видела только на фотографиях. Тот брак для Жаклин Бушар был выгодным и, как говорили, удачным. Говорили другие, не сама Жаклин – ее выдали замуж, не особо спрашивая ее мнения, и эту обиду она лелеяла всю свою жизнь. И когда муж погиб в горах, она решила, что с этих пор будет выбирать возлюбленных сама. И выбирала – правда, без особого успеха.

Мать встретила ее почти равнодушно – обняла, ткнулась в щеку тонкими шершавыми губами и тут же вернулась к тесту, которое месила в большой деревянной миске.

– На праздник приехала или совсем Париж надоел?

Из всех своих детей Жаклин любила только Лили и Этьена. Она родила их от Дидье Тома, служившего тогда дворецким в замке де Эстен, и до сих пор верила, что если бы того не обвинили в мошенничестве, то он женился бы на ней, и они бы до сих пор являли собой образец счастливого супружества.