Страница 352 из 365
— Как мой папа, — вздохнул Мишель еще зимой. Тогда мама посадила Степу на колени и грустно, сказала: «Степушка, милый, папа приехал из Украины, но увидеться с ним нельзя, он в тюрьме». Мама все ему объяснила. Потом, в детской, слушая Мишеля, мальчик подумал: «Все равно, папа не погибнет. Его пошлют в Сибирь, мы с мамой туда поедем, за ним, и опять будем все вместе». На следующий день он попросил дедушку Федора рассказать ему о Сибири. Мальчики устроились рядом с большим атласом. Степа, водя пальцем по карте, спросил: «Так ты, дедушка, и Байкал видел?»
Федор заставил свой голос звучать ровно: «Видел, милые мои. И реку Амур тоже. Давайте, я вам минералы покажу, которые я оттуда привез». Мишель потом сказал Степе: «Ты не грусти. Я тоже, когда папа воевал, то грустил. Правда, тогда мама рядом со мной была…, - мальчик отвернулся. Степа, увидев, как блестят его глаза, уверил Мишеля: «Твоя мама еще приедет, обязательно! Вот увидишь!»
Через несколько дней они вышли с бабушкой Мартой на Пантелеймоновский мост — за ними неотступно следовали жандармы. Дойдя до входа в Летний сад, Степа почувствовал, что бабушка замедлила шаг. Он посмотрел на Мишеля — тот уставился на ворота. Рядом с входом в сад стоял лоточник. «Мишель взрослый, — удивился Степа, — ему почти одиннадцать лет. Там совсем, детские игрушки, свистульки…Я бы такой свисток хотел, кстати».
Лоточник был в тулупе с барашковым воротником, в такой же шапке. У него были веселые, каре-зеленые глаза. Бабушка Марта, бросив один взгляд на лицо Мишеля, одними губами, по-французски, спросила: «Это он?»
Мишель кивнул и начал: «Бабушка, но как…»
— Потом, — велела женщина. Степа увидел, как бабушка, проходя мимо лоточника, незаметно ему подмигнула. Они лепили снеговика, жандармы разгуливали под заснеженными деревьями. Мишель, тихо, сказал мальчику: «Это друг мамы, дядя Поль, из Брюсселя. Он очень, очень хороший человек. Он, наверное, приехал, чтобы меня увезти. Только вот мамы до сих пор нет…».
— Игрушки из Франции, — ласково приговаривал лоточник. Когда они выходили из Летнего сада, к нему уже выстроилась маленькая очередь. На лотке были музыкальные шкатулки, деревянные куклы. Бабушка Марта купила Степе свисток — как раз тот, что ему понравился.
Вернувшись, домой, Марта, миновав жандармов, что сидели в передней, — Степа уже привык к ним, — зайдя в детскую, достала из свистка скрученную бумажку.
— На ослика! — попросил Степа сейчас. Бабушка улыбнулась: «Пойдем, милый».
— Здесь Поль и стоял, — вспомнила Марта, смотря, как катается внук. Один жандарм остался рядом с ней, а второй медленно, примериваясь к шагу ослика, разгуливал по аллее, следя за мальчиком. «Хороший он человек.
Они встретились на Сенном рынке. Марта ловко оторвалась от жандармов. Поль, — они стояли во дворе какой-то лавки, сняв шапку, поклонился: «Мадам Марта, вы не волнуйтесь, пожалуйста. Я вам письма привез. Мадам Мадлен велела передать, что наш король, Виллем, уже попросил доставить Мишеля в Амстердам. Там его мадам Дебора будет ждать. Они все вместе отправятся в Стокгольм. И месье Майкл тоже. На всякий случай, — добавил Поль. «И я сюда через Стокгольм приехал. Правда, — он покраснел, — границу пешком переходил».
Марта внезапно улыбнулась: «Так вы, месье Мервель, с вдовствующей герцогиней познакомились?»
Поль замялся: «Я ей, мадам Марта, просто объяснил, что мадам Жанна моя учительница, я ей многим обязан…»
— Да, — тихо сказала Марта. Сыпал мелкий снежок, потеплело, до них доносились крики торговцев с рынка. Марта, передав Полю, ключ от каморки, похлопала его по плечу: «Это надежное место. Только вот, — она помолчала, — как восстание на Украине разгромили, месяц назад, бунтовщиков сюда привезли. А мадам де Лу пропала. Мишель ее ждет, но…, - Марта вздохнула. Поль, спрятав ключ, решительно тряхнул темноволосой головой: «Раз Мишель в безопасности будет, то я сам, мадам Марта, туда, на юг, отправлюсь. Разыщу мадам Жанну».
Вернувшись на квартиру, читая письмо от пасынка, Марта, задумчиво сказала мужу: «Премьер-министр Ливерпуль и министр иностранных дел Каннинг обещают, что, как только следствие закончится, Георг пошлет ноту императору, и нас немедленно отпустят. Сами понимаете, — она потянулась и взяла руку Тео, — если бы дело происходило в Англии, милые мои, вас бы тоже интернировали в таких обстоятельствах. Законы везде одни».
Тео вскинула голову: «Как только будет объявлен приговор, я добьюсь, встречи с императором и буду молить его о снисхождении, Марта. Он не сможет пренебречь волей покойного брата, он проявит милосердие…, И мы, конечно, тоже поедем в Сибирь, — повернулась она к мужу, — вместе с Юджинией и Степой. Ничего, проживем».
— Это еще надо, чтобы их помиловали, — вздохнул Федор, — чтобы разрешили семье последовать за осужденными…, Хоть бы свидание дали, — горько сказал он. Марта, бросая письма в камин, уверенно заметила: «Дадут. Просто надо подождать».
В конце февраля, в серый, сырой, оттепельный день, Мишель, сидя на подоконнике в детской, — Марта занималась с мальчиками английским, — прошептал: «Бабушка! Бабушка, идите сюда, пожалуйста!»
Джоанна была в бедном, мещанском салопе, и старой меховой шапке, с потрепанным саквояжем в руках. Марта погладила по голове Мишеля: «Не плачь, не плачь, милый. Видишь, все хорошо с твоей мамой, приехала она».
Марта выставила мальчишек из детской. Поднатужившись, раскрыв замазанные на зиму окна, она огляделась — на набережной жандармов не было. Джоанна помахала ей. Марта, быстро нацарапав записку, сбросила бумагу вниз.
Они встретились в той самой каморке. Поль ушел, оставив их одних. Джоанна, сидя на кровати, отхлебывала горячий чай из оловянной кружки: «Тетя Марта…, как там, в крепости? Привезли их?»
— Привезли, но свидания не дают, — Марта устроилась рядом и обняла ее за плечи. «Похудела, — подумала женщина. «А глаза все равно сияют».
— Отлежись немного, — твердо велела она, — и уходите с Полем в Гельсингфорс. Оттуда до Швеции доберетесь. Не след тебе в столице болтаться, Бенкендорф уже спрашивал у нас, где ты. Дебора Мишеля в Стокгольм привезет, за него не волнуйся.
Джоанна молчала. Грея тонкие пальцы о кружку, она шепнула: «Тетя Марта, если…, если вам дадут свидание, передайте Пете, пожалуйста, что я, — она сглотнула, — я ребенка жду, тетя Марта…, - Джоанна посмотрела на лицо женщины и внезапно улыбнулась: «Может быть, он как-то сможет связаться с полковником Пестелем, сказать ему…»
Марта только обняла ее: «С Полем поговори, не надо от него это скрывать».
— Я уже говорила, — удивилась Джоаннна, — как же иначе? Он обрадовался, — женщина, на мгновение, прижалась головой к плечу Марты: «Мне ведь никто не разрешит свидания, тетя Марта, а надо, надо, чтобы он знал…, И в Сибирь мне никто не разрешит поехать, за ним».
— Это еще если их не казнят, — отозвалась Марта. «И я тебе повторяю — не рискуй, у тебя двое детей на руках. Вам с Полем их вырастить надо. Напиши записку Мишелю, и чтобы духа вашего здесь больше не было».
Джоанна кивнула и подумала: «Наверное, девочка будет. Как в том сне, что я видела».
Поль только поцеловал ее, — они лежали в каморке, на узкой, старой кровати: «Как может быть иначе, Жанна? Я тебя люблю, твои дети — это мои дети, и так будет всегда. Когда маленький подрастет, мы расскажем о его отце, вот и все. Иди ко мне, — попросил он ласково, — я ведь так скучал, так скучал».
Джоанна устроилась у него в руках: «И ты приехал за мной, не побоялся?»
— Ты и Мишель были в опасности, — пожал плечами Поль, — любой порядочный человек на моем месте поступил бы так же. Тем более я тебя люблю. Впрочем, я тебе это сказал еще тогда, как в школу пришел записываться.
— Я помню, — Джоанна положила голову на его плечо, и он шепнул: «Поспи. Ты ведь устала, любовь моя».
Поль натянул на ее плечи свое пальто, — в каморке было холодно. Он глядел на крупные, яркие, зимние звезды, что висели над городом: «Все будет хорошо. Вернусь к занятиям, получу диплом, стану практиковать. Начну с помощника адвоката, потом соберу денег, открою свою контору…, Жанна мной будет довольна. И маленький родится, — он почувствовал, что улыбается, — сын, или дочка. Я о них обо всех позабочусь, до конца дней моих, — Поль осторожно поцеловал ее белокурый, пахнущий свежестью затылок. Как только Джоанна пришла в каморку, он согрел воды, и женщина долго мылась. Он и сам заснул, — счастливо, крепко.